Любимые дети, или Моя чужая семья, стр. 27

– Но она медсестра! – удивилась я. Мне было чрезвычайно трудно представить Лорел медсестрой.

– Прежняя Лорел была медсестрой, – вздохнул Джейми. – Мне так грустно за нее. Она пыталась быть Мэгги настоящей матерью. Вывела ее на пляж, чтобы поиграть. Каким усилием это, должно быть, стало для нее!

Я кивнула.

– Так или иначе, мы поговорили вчера вечером, и она сказала… сказала, что хочет уйти. Что нам с Мэгги будет лучше без нее.

– О, Джейми.

Мне стало больно за него. Правда. Но я думала о том, что это значит для меня.

Джейми выглянул в окно:

– Сейчас она не хочет отвечать за Мэгги. Понимает, что не может быть хорошей матерью, но не желает помощи, и я не знаю, что можно с этим сделать.

Джейми сумел уговорить Лорел пойти к психиатру, но после первого визита она отказалась идти туда снова.

– Но я знаю одно: я не могу позволить ей покинуть Си-Тендер. Она совершенно растеряется.

Я положила ладонь на его руку:

– Ты знаешь, куда идти. Ты и Мэгги.

Он кивнул. Сжал губы.

– Если Стив согласен, может, мы попытаемся жить вместе?

– Конечно! – воскликнула я.

– Это только на время.

Судя по интонации, Джейми пытался предупредить меня о чем-то, но, даже если и так, я ничего не слышала. Я уже строила планы. Буду готовить для них. Заботиться о них. И сотру морщинку между бровей, которая с каждым днем углублялась все больше.

Переезд Джейми и Мэгги прошел безупречно. Лучше, чем я ожидала. Стива так часто не бывало дома, а я любила общество Джейми. Когда Стив приезжал, я наслаждалась наблюдением за другой стороной характера Джейми. Потому что он, как всякий мужчина, мог часами беседовать о спорте и машинах. Об этих сторонах его характера я доселе не подозревала. Он рассказал Стиву, что увлекался мотоциклами, и они даже вместе поехали на мотошоу в Рали. Мы с Джейми старательно держались на расстоянии друг от друга, особенно когда Стив был в отъезде. Посторонний наблюдатель никогда не предположил бы, что мы были любовниками. Но хотя мы не касались друг друга, чем дольше Джейми жил у нас, тем глубже становилась моя любовь к нему.

В сентябре у меня случилась задержка. Месячные у меня никогда не бывали регулярными, но когда в октябре задержка повторилась и по утрам начало тошнить, я отправилась к своему гинекологу, который сказал мне то, о чем я уже знала. Я беременна. Восемь недель. Восемь недель назад Стив был на учебных курсах в Калифорнии.

Я была и взволнована, и испугана. Я беременна! Ни один ребенок не может заменить Сэма, но как же я хотела попробовать снова! И все же это не ребенок Стива, и я понятия не имела, что скажет Джейми.

Я позвонила ему в риелторскую контору, как только пришла от доктора. Мне ужасно не хотелось говорить ему это по телефону, но Стив сегодня вечером будет дома, и тогда мы не сможем быть откровенными.

– У меня восьминедельная беременность, – сказала я, услышав его «алло».

Он ответил не сразу, и я, пока ждала, вертела телефонный шнур.

– Погоди минуту, – сказал он и заговорил с кем-то. Я услышала стук закрывшейся двери. Наконец, он снова взял трубку. – Как ты себя чувствуешь?

– Ты имеешь в виду физически или эмоционально?

– Это мой ребенок?

– Да.

– О боже! Мне так жаль! Следовало быть осторожнее, – расстроился он.

– Я счастлива. И так хочу этого ребенка!

– Ты… позволишь Стиву думать, что это его ребенок?

Я помедлила, мечтая, надеясь, что он скажет то, чего я ожидала.

– Только если это необходимо, – выдавила я, наконец. – Только если ты не… – Я снова стиснула телефонный шнур. – Я могу с ним развестись.

– Сара! Я не могу оставить Лорел, – отрезал Джейми.

Впервые за два года знакомства я рассердилась на Джейми:

– Это безумие! Ты уже оставил ее. Уже давно оставил в мыслях, а теперь оставил физически. Ты живешь с нами. Помнишь? Живешь со мной.

Хотя он часто приезжал в Си-Тендер, чтобы проверить, как там Лорел. Я тоже туда ездила и даже подружилась с ней, чтобы облегчить совесть. Делала вид перед собой и всем миром, что забочусь о них обоих. Боже, какую мерзкую, безумную, извращенную жизнь я вела!

Джейми ответил с обычным спокойствием:

– Я помогу тебе всем, чем могу, но Лорел и я не считаем, что наше отчуждение будет постоянным. Я говорил тебе, что она больна. И ей еще хуже, чем раньше. Она нуждается во мне.

– Я тоже в тебе нуждаюсь.

– Знаю. Но у тебя есть Стив. А у Лорел – только я.

Я снова вспыхнула от гнева:

– И мне предлагается дать этому малышу… этому ребенку расти и считать, что Стив – ее или его отец? Это не может быть ребенок Стива.

– Но он этого не знает, верно?

– Зато знаю я и ты тоже! Что посоветуешь, Джейми? Хочешь, чтобы ребенка не было?

Но я ни за что не согласилась бы сделать аборт!

– Нет, этого я не хочу, – ответил он. – Послушай, Сара, я окажу любую поддержку, которую ты только пожелаешь.

– Что это означает?

– Я имею в виду финансовую поддержку. Эмоциональную. – Он поколебался. – Ты знаешь, я тебя люблю.

Слезы жгли мне глаза. Да, я знала, что он меня любит. И оттого было еще больнее.

– Я и ребенка люблю. И жаль, что для тебя все так трудно. Но я не могу нарушить клятвы, данные Лорел и Мэгги.

– А я? Каково мое место в твоей жизни?

Он поколебался:

– Сара, то, что происходит между мной и Лорел, – поверхностно и ограниченно. То, что происходит между нами, – это глубоко личное. Какую часть меня ты предпочла бы иметь?

18. Кит

Я зарулил на одно из двух свободных мест на парковке перед башней Маркуса. Его пикап был рядом, и несколько минут я сидел, пытаясь решить, стоит ли говорить с ним или лучше просто ехать домой. Я вынул таблетку перкосета и запил водой из бутылки. И хотя голова от перкосета была словно не своя, я нуждался в таблетках. И мог бы поклясться, что боль с каждым днем становилась все сильнее. Я не стану говорить с Маркусом, пока боль немного не отпустит. И без того я достаточно взвинчен.

Два дня назад я вернулся к физиотерапевту. Стоило Гуннару, моему терапевту, поднять мою левую руку над головой, я покрылся холодным потом.

– Ты немного потерял подвижность, – заметил он.

– Черта с два.

Я стиснул зубы. Гуннар был похож на викинга – высокий мускулистый блондин. Правда, вырос в Алабаме, и, когда он открывал рот, было странно слышать этот выговор.

– Ты делал упражнения? – спросил он.

Его вопрос обозлил меня больше, чем боль.

– Трудно делать их в одиночку.

– Прости. О матери так ничего и не известно?

Я покачал головой. Не хотел говорить на эту тему.

– Ты должен ходить на физиотерапию.

Гунар опустил мою руку, и я зажмурился что было сил. Он словно разрывал закаменевшие шрамы.

– Довольно и того, что с твоей матерью случилось несчастье. Не хочешь же ты скатиться назад, к тому, что было?

– Нет. – Это было именно то, чего я добивался. Чтобы мне стало хуже.

– Мы сделаем так, чтобы ты смог упражняться в одиночку, – пообещал Гуннар. Он ничего не понимал. Дело не в том, что она держала другой конец ленты. Дело в том, как она меня хвалила.

«Ты можешь сделать это, милый». «Еще два раза – и я сделаю тебе банановое мороженое с помадкой». Я ненавидел, когда она обращалась со мной как с десятилетним. Но если бы я вернулся и нашел ее в трейлере, пусть бы она обращалась со мной как хотела.

Сегодня уже неделя. Критические сорок восемь часов давно прошли.

Благодаря перкосету и тому обстоятельству, что с ее исчезновения я почти не спал, сейчас я едва держался на ногах. И мозг все время терзался страшными историями о том, что с ней могло случиться. Я только надеялся, что, если какой-то ублюдок убил ее, он сделал это быстро. И это было хуже всего. Представлять ее испуганной, потому что она наверняка испугалась. Да и кто бы не испугался? Но беззащитная женщина вроде нее потеряла бы голову от страха.