Солдат Федерации, стр. 4

— Эй, капитан, вы загляните в машинное отделение! Двигатели просятся на свалку, а в люке реакторной камеры от радиации даже стекло помутнело… — Вошедшая Эвелин сразу же начала перечислять мне одни недостатки. — …Мое мнение: космолет дерьмо.

Вот тебе и научная крыса! Этот жаргон определенно был получен не в тихих аудиториях ксенобиологического университета. Естественно, я сделал вид, что этого не заметил, и самым оптимистичным тоном произнес:

— Ну-ну, лейтенант, не вешать нос! Ведь эта скорлупка как-то сюда приземлилась!

— Я совершенно серьезна. У нас даже на старте без форсажа будет перегрев. А перегрев неминуемо вызовет ложное срабатывание какого-нибудь контура защиты… Они там тоже не первоклассные… Со всеми вытекающими последствиями.

Девочка явно изучала ксенобиологию фауны ремонтной мастерской боевого крейсера! Я с некоторым удивлением произнес:

— А ты разбираешься в двигателях…

Может, именно из-за этого ее и включили в группу? Чушь! Я сам неплохой механик.

— Что есть, то есть… — Оказывается, у нее за спиной стоял Крисс. — Но это еще не все, капитан. Противометеоритное оружие мертво. Бортовой компьютер его не видит…

Вот это да! Как космолет вообще признали годным к полету? С такими недоработками мы имели полное право отказаться от него и потребовать замены. Но на подготовку другого уйдет полдня, и придется объясняться с Ноорсом… А учитывая спешку вокруг операции, это не сулило ничего хорошего. И ведь летал же я на академической практике в астероидах, без оружия… А здесь всего-то надо: выйти на орбиту, воспользоваться спутником переброски и сойти с орбиты. Какие тут могут быть астероиды? В случае чего, увернемся! Не на неповоротливом транспорте же летим! Да и возможность получить лейтенанта… Эти двое, деланно скучая, наблюдали за мной из коридорчика.

— Я готов лететь, а бортовое оружие нам не должно понадобиться. Формально вы имеете право отказаться. Ваше решение?

Эвелин:

— Хмм… Я лечу.

Крисс:

— Просто доставьте меня туда и обратно.

— Хорошо. Занять места по штатному расписанию и приготовиться к старту.

Как только они заняли свои каюты, я проверил герметизацию и управление двигателями. Вроде бы все работало как надо. Связавшись с диспетчерской, я немедленно получил разрешение на старт. Рывок ускорителей — и вот мы уже над поверхностью планеты. С небольшой задержкой включилась четверка двигателей, не давая космолету перейти в свободное падение… И тут же под пронзительно взвывшую сирену отключился третий двигатель. Автоматически отработав коррекцию тяги, я мысленно помянул Эвелин недобрым словом. Если бы хоть что-то еще отказало, я бы наверняка развернул космолет. Черт с ним, с лейтенантом. Своя шкура дороже… Но ничего больше не произошло, и через несколько минут мы вышли за пределы атмосферы. Наступила невесомость. Дав по интеркому отбой, я поставил управление на автопилот и, отстегнувшись, поплыл разбираться в машинное отделение…

В темном и тесном помещении, с застоявшимся запахом пыли и ржавчины, размещались системы управления и жизнеобеспечения. Сюда же выходил свинцовый люк крохотной реакторной камеры и боковые стенки двигателей. Выглядели они в точности так, как и назвала их Эвелин. Вторсырье, не иначе… Соединенные вместе наборы массивных цилиндров разных высот и диаметров скрывались под паутиной блестящих трубок и были покрыты смесью ржавчины и инея. Еще на них должна была быть термоизоляция, но о долговечности двигателей при последнем ремонте, похоже, речи не шло. Ох, как же мне надоело возиться с подобными штуками! Вздохнув, я выдвинул боковые стойки с аппаратурой и занялся делом. Против моих опасений, неисправность была совершенно очевидной. Вскоре все было ясно и с двигателем, и с корабельным вооружением. Кто-то, делая окончательное соединение, перепутал почти одинаковые кабели питания и управления. На бортовое оружие пошло высокочастотное управляющее напряжение двигателей, а на электронику управления двигателем — силовое питание лазерного оружия. Причем из-за резервирования схем проблема давала о себе знать только при переводе двигателей на форсированный режим работы. Такой, как, например, при взлете. Оружие работать будет (да и что бы ему сделалось?), а вот с третьим двигателем придется распрощаться. Все попытки перевести управление на работающие блоки окончились ничем. Впрочем, могло быть и хуже…

Вернувшись в рубку и сориентировавшись по навигационным радиомаякам, я выяснил, что мы начали понемногу терять высоту. Видимо, и с автопилотом было не все в порядке. Праздно болтаться здесь более не имело смысла, и я начал подготовку к телепортации на орбиту Геи. Предупредив Эвелин и Крисса по интеркому, я связался с диспетчерской. Предъявив свои полномочия, с небольшой задержкой получил код доступа к ближайшей станции межсистемной переброски… Одновременно эту информацию получил автопилот, и мы устремились к некой точке пространства… Яркая звездочка на экране радара постепенно проступила из космоса, превращаясь в массивную разлапистую конструкцию, блестевшую в лучах солнца. Передав код и медленно влетев в открывшуюся огромную камеру, я взглянул на экран хвостового обзора. Что-то нехорошее кольнуло меня. Родная моя Утопия… Увижу ли я тебя еще раз? Я любовался ею, пока камера не закрылась…

Будучи курсантом, я дважды совершал подобные полеты. Автономные системы телепортации были дороги, громоздки и не слишком надежны. Стационарные спутники, в свою очередь, являли им дешевую и надежную альтернативу. Разве что с военной точки зрения они никуда не годились… Никаких субъективных ощущений переброска никогда у меня не вызывала. Так произошло и теперь. Просто стенки камеры внезапно вспыхнули тускнеющим красным, и мы оказались за много световых лет от Утопии.

Глава 2

Гея с орбиты была похожа на Утопию. Разве что островов было поменьше, океаны побольше, а полярные шапки покрупнее. У планеты было целых три естественных спутника. Один по размерам напоминал крупный астероид (35 километров в диаметре), да, собственно, им и являлся. По расчетам, ему оставалось кружиться еще около восьми тысяч лет. Второй и третий были покрупнее (280 и 1240 километров соответственно) и даже были заметны с поверхности планеты. Гея подхватила их несколько сотен тысяч лет назад, когда через систему прошел метеоритный рой, вынырнувший из глубин галактики. Сама планета получила пару хороших ударов и потеряла большую часть биосферы из-за поднявшихся пылевых облаков и наступившего ледникового периода. К моменту колонизации ледниковый период уже закончился, но биосфера все еще оставалась в первозданно-плачевном виде. С политической точки зрения (на сегодняшний день), Гея из второстепенной аграрной планеты превратилась в полноправного члена Федерации с хорошо развитыми индустрией и коммерцией…

Вылетев из камеры спутника, я связался с диспетчерской Индахо. (Увы, в космосе осталось довольно мало романтики и довольно много бюрократизма. Вот и сейчас я вынужден был ожидать, пока мой запрос соблаговолят рассмотреть.) Завязалась оживленная беседа, из которой выяснилось много любопытного. Во-первых, Индахо, да и прочие космопорты планеты, уже с неделю не принимает космолеты, кроме как по особому разрешению, официально мотивируя это техническими трудностями. (Что ж за техника у них такая ненадежная? Ах, всеобщая модернизация…) Во-вторых, диспетчеры тоже люди, и учитывая мою немаловажную цель визита (перегон антикварного космолета для одного коллекционера), они согласны закрыть глаза даже на то, что я прилетел с Утопии (а Утопия-то тут при чем? Министерство здравоохранения запретило?! Подозрение на завоз экзотического вируса?!), и посадить меня в Индахо. За совершенно смешную цену. (Сколько? Я не ослышался?! Да у меня с собой такого количества наличности отродясь не было!) Завязался откровенно базарный торг. Наконец, утряся финансовые вопросы, мы начали сход с орбиты. Никаких проблем на этот раз, к счастью, не возникло, и спустя несколько минут мы уже преодолели сотню километров атмосферы…