Слово авторитета, стр. 44
Шаг за шагом они обстукивали стены, терпеливо прислушиваясь к глухим ударам. Ничего. Абсолютно.
Веселый опер открыл шкаф и аккуратно принялся вытаскивать содержимое. С интересом всматривался в каждую вещицу, для чего-то подносил их к лицу, напоминая фетишиста, и при этом так лукаво жмурился, как будто его интересовало исключительно женское белье.
Капитан внимательно наблюдал за Волковой. Она с кривой усмешкой поглядывала на старания оперов и совсем не волновалась. Дурной знак.
Шибанов не однажды присутствовал на обысках, и поведение хозяев чаще всего напоминало детскую игру «холодно – горячо». Чем ближе опера подходили к предмету поисков, тем сильнее нервничали хозяева.
Григорий подошел к окну, ткнул пальцем в горшок с цветком – земля жесткая. Давно не поливали. Оно и верно, кто же поливать-то будет, если хозяйка в следственном изоляторе. Бывает, что самые серьезные сюрпризы прячутся именно вот в такой невзрачной глиняной посуде.
В комнате утепленный дорогой линолеум – Галина Волкова предпочитала жить с комфортом. Изыск любит, а вот плинтуса у самой стены не прибиты, и край топорщился некрасивой волной.
Григорий подцепил носком ботинка линолеум и увидел, что под ним был постелен дубовый паркет.
– А что это вы на такой красивый паркет линолеум постелили? – удивленно посмотрел капитан на девушку, которая, как оказалось, наблюдала за ним с пристальным вниманием.
Слегка вздрогнула. Или это только показалось?
– У каждого свои вкусы.
Улыбка слегка растерянная, даже чуточку виноватая. А вот это уже существенно.
– Вот что, давайте отдерем линолеум и посмотрим, что под ним, – распорядился капитан.
Покрытие отдирали без суеты, осторожно, стараясь не повредить дорогую вещь, а когда смотали до середины комнаты, на темно-желтой поверхности паркета показались бурые разводы.
– Ну, чего застыли? – занервничал Григорий. – Скатывайте до конца.
Понятые, похоже, приросли к своим стульям. Они чувствовали, что назревает что-то очень серьезное, но что именно – понять не могли.
Свернутый линолеум длинным плотным бревном лежал вдоль стены.
– Откуда эта кровь? – повысив голос, спросил капитан, указывая пальцем в центр комнаты.
– Я не знаю, – нервно ответила Волкова.
– Я тебя спрашиваю, откуда на паркете кровь? – Теперь важно подавить психику, пока подозреваемая не успела придумать что-то стоящее.
– Я не знаю! – взвизгнула Галина.
– Может, ты будешь утверждать, что резала посреди комнаты барана и кровь не успела просохнуть?! – продолжал наседать капитан. – Ну?
Волкова закусила губу и, встряхнув кулачками в воздухе, проорала:
– Я не-е зна-а-ю!!
– Ладно, с тобой мы еще разберемся. Понятые, – капитан смотрел прямо на женщину, которая то бледнела, а то вдруг начинала покрываться багровыми пятнами, как если бы обвинение было предъявлено ей лично, – обратите внимание на это пятно. Предположительно, это следы человеческой крови. Экспертиза более точно ответит на этот вопрос. – Капитан вновь повернулся к Галине Волковой, закрывшей лицо руками, и продолжал жестко спрашивать: – А теперь ответь мне, зачем твой дружок спрашивал у соседей лопату?! Ну!
Волкова неожиданно оторвала ладони от лица. Момент был упущен – теперь перед ним был собранный, волевой человек. Злобно стиснув челюсти, она произнесла бескровными губами:
– А вот это вы у него и спросите.
Похоже, что дальше разговаривать с ней будет непросто.
– Непременно, – холодно ответил Шибанов.
Глава 20
В НАШЕ ВРЕМЯ ВСЕ ОПРЕДЕЛЯЮТ ДЕНЬГИ
– Жена солила, – победно объявил Иван Степанович, выставив на стол литровую банку с селедкой. – Здесь и лучок и гвоздика, все по высшему разряду, как нюхнешь, так и закачаешься… – многозначительно пообещал он.
Здесь же, на столе, стояло три бутылки пива, на пятерых крепких мужиков немного, но и вдоволь нельзя – как-никак рабочий перерыв.
Маркелов достал полукопченую колбаску, четвертинку черного хлеба, несколько вареных картофелин и, порывшись чуток в сумке, извлек бутылку водки.
– Это ты ни к чему, убери, – неуверенно запротестовал батя, – а то перепьемся и сдуру палить начнем в друг дружку.
– Я к тому, что можно в конце смены посидеть, – неуверенно произнес Захар.
– А что, повод для этого есть? – насторожился Иван Степанович.
Ворона ловко перехватил банку и вытряхнул из нее селедку в глубокую тарелку. Испачкался. Брезгливо посмотрел на руки и отер их о край газеты.
– Имеется, батя, ухожу я от вас, – рубанул Маркелов.
– Это как так уходишь? – не понял Федосеев.
– А вот так, батя, ухожу, – как можно спокойнее продолжал Захар. – Платят здесь у вас немного, как говорится, особенно не разживешься, а я ведь жениться собрался. Мне деньги нужны.
Похоже, Иван Степанович даже потерял аппетит; отодвинув от себя тарелку с картошкой, он укоризненно произнес:
– Ну, это ты, Дима, напрасно! У тебя три выходных, за это время ты можешь еще столько же заработать, если не больше.
– Все это не то, батя, – уверенно присел к столу Маркелов, – хотелось бы меньше работать да больше получать…
– Так не делается, парень, к работе нужно серьезно относиться! – Иван Степанович был расстроен не на шутку. – Знаешь, как называют таких, как ты?
– И как же? – хмыкнул Маркелов.
– Перекати-поле! Там поработал, здесь поработал, еще куда-то пристроился. А ты попробуй в одном месте потрудиться, связями обрасти, вот тогда, может быть, и деньги у тебя появятся!
– Что-то ты, батя, на него насел, – удивился Кузя. – Парень он свободный, где хочет, там и работает.
– А я вас, молодежь, воспитываю… Если бы мы в свое время так бегали, так вообще ничего не имели бы, кроме драных штанов. То за бабами бегаете, пустив слюну, то какие-то шальные деньги ищете. А вы себе под ноги посмотрите, может быть, тогда увидите все, что вам надо, – и девок крутозадых, и денег немереных.
– Что-то ты, батя, совсем разгорячился, – примирительно произнес Захар, – я ведь себе и место неплохое нашел, где мне будут платить по высшему разряду.
– Нашел, говоришь?.. А ни хрена это место не стоит. Я удивляюсь вам, молодым, как можно уходить с того места, где ты по душе пришелся. Еще неизвестно, как там дальше у тебя сложится. А ты людям здесь в душу нагадил.
– Да ладно тебе, батя, в наше время все определяют деньги. Где больше платят, туда и идешь. Разве не так? Вот скажи мне откровенно, сам бы не хотел иметь лишнюю копейку на старости лет? Вот так-то! А потом, чего ты так переживаешь? Я же не ухожу от вас навсегда.
– Ты мне зубы не заговаривай, пацан. Обидел ты меня очень. Я к тебе привязался, а ты мне вон как! Оплеуху такую выдал. Весь аппетит испортил. Даже кусок хлеба в горло не лезет.
– Ну ладно тебе, батя, – примирительно обнял Ивана Степановича за плечи Захар, – что-то ты очень раскипятился. Всегда такой ровный, а тут прямо-таки завелся. Честно говоря, я себя даже как-то неловко чувствую.
– Расстроил ты меня, парень, ох как расстроил. Давно я не пил, но вот приду домой, обязательно набухаюсь. Ты все-таки подумай, Захар, не спеши уходить, повремени.
– Все упирается в финансовый вопрос, батя.
– Ну, вот сколько бы ты хотел заработать?
– Ну, скажем, для начала тысяч тридцать баксов, чтобы тачку приличную купить. И вообще, чтобы себя как-то человеком почувствовать. С бабами в кабаках покутить.
– Ты же жениться собрался!
– Одно другому не мешает, – улыбнулся Маркелов.
– Ну ты и замахнулся! Деньги-то немалые. А может быть, тебе миллион нужен?
– Я бы и миллион, батя, взял, да вот только никто не дает, – грустно выдохнул Маркелов.
Старик взял нож, отрезал кусок сливочного масла и положил его на блюдо. Масло мгновенно потекло, заливая густым ручейком рассыпчатую картошку.
– Вот что я тебе скажу, сынок. Со своим уходом ты явно торопишься. Повремени! Москва город большой. И поверь мне, старому дураку, что деньги здесь крутятся огромные. Тридцать тысяч долларов, может быть, я тебе не смогу предложить, но на хорошую машину ты бы мог заработать, – серьезно объявил Федосеев. – Ну, так что, по рукам?