Девушка, не умеющая ненавидеть, стр. 18
– Да вот так… Оказывается, я ошиблась и опознала другую девушку, ту, что нашли на свалке… Послушайте, что вам вообще от меня, от нас, от всей нашей семьи нужно?
– Нина вернулась? И что?
– Ну, прямо допрос! Да ничего. Сбежала она, оказывается, с парнем, жила, где придется, ну а потом ей просто повезло, она очень удачно вышла замуж за бизнесмена и укатила за границу. В Германию. Вот. Мне Нина звонила, как раз после того, как вы сюда приезжали. Сказала, что вернулась… У меня, понятное дело, волосы на голове зашевелились, когда я услышала ее голос… Потом трубку взяла Тамара, сказала, чтобы я не волновалась, что она едет к Нине… Так. Поговорили пару минут, и все! Я, знаете ли, успокоилась. Девочки встретились, и слава богу. Я так поняла, что сначала они поедут в Москву, визу делать Тамаре, а потом она собиралась к Нине в Германию, в какой город, не помню точно, где-то на границе с Баварией…
Все это она говорила, не глядя мне в глаза и покачивая в такт произносимым словам ногой. Потом вдруг посмотрела на меня и сказала:
– Что? Что опять не так? У вас такой взгляд, словно вы собираетесь меня в чем-то уличить… Нельзя так смотреть, молодой человек, нельзя.
– Полтора года тому назад, говорите? – вдруг прозвучал фальцетом напряженный голос Дмитрия. – В Германию, говорите, укатила ваша Тамара?
– Она в тюрьме все это время была. В колонии, – тихо сказал я. – Вы действительно ничего об этом не знали?
– Как в тюрьме? За что?
– Ни за что, я полагаю. Но ее отпустили пару дней тому назад, и мы думали, что она приехала сюда, к вам. К маме.
– А вы ничего не путаете? Чтобы моя дочь попала за решетку? Что же такого она совершила?
– Скажите, – перебил ее Дмитрий, – вы уверены, что полтора года тому назад разговаривали со своей старшей дочерью, Ниной?
– Ну да… А что?
– Голос был ее? Вы не могли перепутать, как там, в морге…
– Да… Ее голос.
– А вам не показалось странным, что она, вернувшись спустя семь лет, вместо того чтобы приехать к вам, к своей матери, и броситься в ваши объятия, заставила свою младшую сестру продать квартиру и уехать к ней, в «какой-то там город на границе с Баварией»?! Вы даже не запомнили город, где живет сейчас ваша воскресшая дочь! А ваша младшая дочь полтора года провела в тюрьме! Вы только представьте себе, каково ей там было без свиданий с близкими людьми, без женского участия, заботы…
– В тюрьме… Очень странно, – она задумчиво потерла свой высокий гладкий лоб. Русые волосы ее были туго стянуты на затылке, прозрачные светлые глаза глядели куда-то в пространство. – Но если уж она вам так нужна, то почему вы, зная, что она в тюрьме, проворонили ее? Говорите, что ее отпустили два дня тому назад, и что же это вы, такой умный, ее не встретили?
Я решил ей не отвечать. За меня это сделал, взяв себя в руки, Дмитрий.
– Людмила Васильевна, мы приехали к вам из Москвы специально, чтобы поговорить о вашей дочери Тамаре. Мы очень надеялись, что она здесь или хотя бы позвонила вам, чтобы сообщить о своем местонахождении. Да, вы правы, мы упустили ее, но чтобы вы знали, ее друг, вот этот человек, с которым вы сейчас так нелюбезно разговариваете, его зовут Григорий, сделал все возможное, чтобы пребывание вашей дочери в тюрьме было более комфортным. И, самое важное, это благодаря его усилиям и заботе Тамаре дали условно-досрочное освобождение.
– Да что она натворила, черт возьми! – вдруг вскричала Осипова, вскакивая со стула. Она встала напротив меня, уперев руки в бока. Лицо ее быстро покрылось красными пятнами. – Чего вы молчите?
– Уж если сама Тамара ничего не стала вам сообщать, то какое право имею на это я? – я развел руками. – Думаю, что рано или поздно она вам позвонит и сама все расскажет. У меня же к вам единственная просьба. Вот, передайте ей мою визитку, пусть она свяжется со мной. Или же, вот вам еще одна визитка, с моим адвокатом.
– Ладно, не хотите отвечать, не надо. Вам всем поперек горла Ванеев и все, что с ним связано!
От неожиданности я выронил визитки, мы с Димой посмотрели друг на друга. Похоже, эта Осипова совершенно сбрендила, раз ей на каждом шагу мерещится интерес посторонних людей к ее молодому мужу. Или же ее здесь, в Холодных Ключах, просто затравили. Зависть человеческая не имеет границ, как говорится.
– Да при чем здесь ваш Ванеев?! – искренне возмутился Дмитрий, подбирая визитки и вкладывая их в безвольную руку жены художника. – Я выражу общее мнение, если скажу, что вот нам-то как раз с Григорием Яковлевичем глубоко безразличны ваши отношения с мужем и тем более его успехи. Нас удивляет ваше полное равнодушие к вашим детям. Вот, к примеру, я только что услышал, что ваша дочь, которую вы в свое время даже не могли как следует опознать, вернулась. Возможно, я повторюсь, но меня потряс тот факт, что вы не выразили желания встретиться с ней! Я понимаю, между вами произошел конфликт тогда, девять лет тому назад, иначе девочка бы не ушла из дому…
– Конфликт! – ухмыльнулась, раздувая ноздри, Людмила Васильевна. – Да что вы вообще можете знать о моей дочери! Она стала гулять чуть ли не с тринадцати лет! И вы думаете, это я в этом виновата? Или я ее плохо воспитала? Я воспитывала их одинаково – и Нину, и Тамару. Но Нина выросла настоящим дьяволом, а Тамара, слава богу, тихой и кроткой девочкой. В нашей семье никогда не увлекались ни наркотиками, ни алкоголем, и мужиков я в дом не водила, из дома на работу и обратно. Все. В доме всегда было чисто, еда на плите – первое, второе и компот, я девочек хорошо одевала, они ни в чем не нуждались, и это при том, что я поднимала их сама. На трех работах работала, чтобы они ни в чем не нуждались. И вдруг я узнаю, что моя дочка, эта пигалица с тонкими, как у паучка, ножками, беременна! И узнала это случайно… Услышала ее телефонный разговор с парнем, который ей этого ребеночка и заделал. Хорошо, у меня знакомая гинеколог, она ей быстро аборт сделала, какую-то таблетку дала… Я прямо перекрестилась! Ей бы тогда еще трубы перевязать! Словом, из молодых да ранних у меня дочка Нина, понимаете?
– Все равно она ваша дочь! – не сдавался Дмитрий.
Я смотрел на него и понимал, что все эти душещипательные разговоры ведутся им не просто так. Я достаточно хорошо знал Диму, чтобы предположить, что он не станет попусту тратить время, да еще на такую особу, как Людмила Васильевна. Уверен, что его в тот момент мало интересовало и прошлое семьи Осиповых. Однако он продолжал развивать тему равнодушного отношения матери к своим дочерям, пока вдруг не замолк, закашлялся.
– Послушайте, в этом доме найдется глоток воды? – обратился он к хозяйке. – Я понимаю, конечно, что мы своим визитом отняли у вас время…
– Сейчас, сейчас принесу! – засуетилась Людмила Васильевна и бросилась на кухню.
Дима же мой, воспользовавшись ее отсутствием, прикрепил микрофон, маленькую черную точку, к изнанке занавески.
– Вам какую – кипяченую или?.. – донеслось из кухни.
– Лучше, конечно, кипяченую, – ответил Дима и прицепил еще один «жучок» к шелковому плафону абажура. И, обращаясь уже ко мне, шепотом пояснил: – Она все равно живой человек, понимаешь? А значит, последует реакция. Мужу своему она вряд ли расскажет о нашем визите, думаю, она вообще старается оградить его от своих семейных проблем и уж тем более никогда не расскажет о том, что его дочь была в тюрьме. Значит, позвонит какому-нибудь близкому человеку, подруге, к примеру.
Она вернулась с бокалом, протянула Дмитрию.
– Ну, что, так и не расскажете, что случилось с Тамарой? – спросила она уже совершенно другим, просящим тоном.
9. Маша. Январь 2015 г.
– Слушай, а тебе самому не противно?
Я всегда говорила ему все в лицо. Пожалуй, он был для меня самым близким человеком, перед которым мне никогда не было стыдно. Мне всегда казалось, что он видит меня насквозь, со всеми моими кровеносными сосудами, почками, печенью и сердцем. Что он видит даже все мои пломбы и имплантаты.