Посох волхва, стр. 5
Ишута обрядился в доспех Абариса, натянул его сапоги, заткнул за пояс боевые рукавицы, взял посох и пошел искать того, без кого нельзя было стать настоящим волхвом.
Аника-воин гостил в ту пору в землях полабов. Абарис тоже поступал когда-то к Анике в ученики, но, рассказывая о нем, не мог описать своего мастера. Говорил только, что он очень быстр, лица забралом не закрывает во время боя, но черт никак вспомнить не мог старый волхв. Помнил лишь губы, вытянутые не то в улыбке, не то в гримасе.
В придорожной харчевне сумерки ходили по углам, поскольку утренний свет, лившийся из окна, падал на середину помещения и хорошо освещал лишь один стол из четырех. Наспех оструганные доски стола были отшлифованы до жирного блеска рукавами, ладонями, а иногда и лицами посетителей; в темные щели набились крошки хлеба, рыбья чешуя, высохшие трупы насекомых, нашедших здесь свою долю. На самом краю, свесившись едва ли не на половину, стояла масляная лампа, которая нещадно коптила. Ее забыли потушить на ночь или…
За столом на скрещенных руках спал человек. Длинные, слипшиеся от естественной грязи и земного праха волосы падали вдоль плеч, отливая на свету рыжеватой медью. Он-то и не потушил лампу на ночь. Но поскольку щедро заплатил хозяину, то мог делать все что угодно.
Когда Ишута вошел, осторожно ставя ногу на скрипучую половицу и придерживая одной рукой ветхую дверь, человек оторвал голову от креста своих дланей. То ли челка спутанных волос была настолько длинной, то ли утренний свет был еще не совсем ярок, но юный житель Верхнего Днепра не разглядел лица, повернутого на него. Только кривая полуулыбка чуть полноватых, синих губ.
– Эй, закажи выпивки! – сквозь плотную паутину волос на Ишуту сверкнули серые, точно сталь клинка, глаза. – И не туши лампу. Пусть светит. Не люблю, когда темно! – человек снова уронил голову в прежнее состояние.
Откуда-то из полумрака вышел полный человек с трясущейся нижней губой.
Ишута запустил руку в кошель.
– Не-е, не нужно денег, молодой человек. Шли бы вы отсель подобру-поздорову!
– Я ищу Анику-воина? – Будущий волхв не узнал своего голоса.
– Его здесь нет. Вы же видите! – Хозяин мял подол кожаного передника липкими руками.
– А где мне его…
– Не знаю, не знаю. Ступайте прочь! – он вытолкал гостя за дверь и задвинул засов.
Выйдя на открытый воздух, Ишута бесцельно побрел по каменной улице в сторону восхода солнца. Так уж устроен человек: если идти некуда, то он выбирает путь на светило. Да к тому же кому, как не Ишуте, ученику Абариса, еще куда-то идти?
Булыжная мостовая пошла под небольшой уклон, затем резко вильнула вправо, описала петлю вокруг островерхого, как показалось Ишуте, очень мрачного здания и потянулась в западном направлении. «Чудно!» – думал про себя днепровец, не привыкший видеть трех-четырехэтажные дома, в которых проживало сразу несколько семей. Но больше всего ему не нравился этот удушливый, сладковатый дух городских помоев, которые текли себе прямо по улице, и нужно было все время думать о том, куда ставить ногу, чтобы не угодить в откровенное дерьмо и, чего доброго, не поскользнуться на «ровном» месте.
Глава 2
«…Завяжу я по пяти узлов всякому витязю немирному, неверному, на луках и всяком ратном оружии. Вы, узлы, заградите воинам все пути и дороги, замкните мечи в ножнах, опутайте все луки, повяжите все пики, палицы, копья, рогатины; и воины бы из луков меня не били, стрелы бы их до меня не долетали, все ратные оружия меня не побивали. В моих узлах сила могуча змеиная сокрыта – от Змея двунадесятиглавого…
Вначале сотворил Сварог небо и воду. Плавал в своей лодии по воде, летал на колеснице по небу. Но однажды пришел к нему Змей в образе хрупкого молодого юноши и говорит: «Хороши твои воды, отец Сварог, прохладны и медовы небеса твои, но только вот отдохнуть совсем негде. Сделал бы ты землю?» Не смог распознать бог в красивом юноше премудрого Змея. Подумал-подумал, почесал серебряную бороду и, отрезав от мышцы своей, сотворил землю. И была она поначалу ровной и гладкой, что даже глаз не мог ни за что зацепиться. Сколько ни насылал Сварог на землю стада небесных коров, ни одной капли заветной влаги не упало. Кругом, покуда хватало зрения, только голая пустыня из жгучего песка. Тогда-то и понял он, что это коварный Змей сжал своими кольцами тучи и не пускает их. Бросил он противу Змея Перуна-громовика, и тот своею палицею заставил Змея разжать кольца. Пролились на землю первые большие дожди. Потоками спускалась с небес вода. Вскоре после этого образовались реки и озера, поднялись могучие дубравы, зашумели моря. Змей же, убегая от Громовика, так бил хвостом, что образовались горы. В конце концов спрятался хитрый злодей под землю…»
Ишута услышал сдавленный женский крик в самом конце улицы, которая выходила на безлюдный городской пустырь. Постоял, прислушался. Крик повторился, но уже совсем глухо и еле слышно. Почуяв неладное, молодой человек устремился на звук.
Четыре сакских наемника и девушка! Она билась на заплеванной на земле, выгибаясь тонким станом. Лица видно не было. Толстые мужские руки обхватили его, еще двое держали за ноги, четвертый торопливо расстегивал ремень на штанах.
– Отпустите ее, люди добрые! – Ишута подошел на несколько шагов и замер, вперив окаменелый взгляд в насильников.
Один из саков вскинул голову и, увидев перед собой щуплого, невысокого человека, только ухмыльнулся.
– Ты постой немного да посмотри. Глядишь, и самому захочется девкой побыть! – Наемник заржал. Остальные трое тоже не стали сдерживать звериного смеха.
– Не причиняйте боли невинной деве, ибо кара из чертогов небес падет на вас! – Ишута до белых ногтей сжал свой посох.
– Ну, ты надоел, как плешивая собака! – Один из саков поднялся и бросился на волхва.
Юноша этого и ждал. Он стремительно выставил вперед конец посоха и, на противоходе поймав противника, буквально раскрошил тому зубы. Древко глубоко проломило неприятельскую гортань и едва не вышло с другой стороны наружу. Выбитые зубы вместе с кровавой слюной и черными ошметками плоти полетели на мостовую. Оружие волхва не оставило никаких шансов похотливому саку, который опрокинулся навзничь, ударился головой о камни и, дернувшись несколько раз в судорогах, испустил дух.
Несколько мгновений стояла оглушительная тишина. Наемники настолько опешили от неожиданности, что отказывались верить собственным глазам. Ишута выдернул из торца своего посоха пробку, и вот уже тонкий наконечник-«лисичка» обращен на неприятеля. Затем сверкнули в предутреннем сумраке сразу три клинка, сухо шипя, вылетели из ножен.
Ишута вспомнил прием «чайка», который не раз демонстрировал Абарис в схватках на Днепре, и горько пожалел, что еще не до конца овладел этой техникой. Он отскочил в сторону, отражая вражеский выпад таким образом, что сталь только вскользь прошлась по древку. Прямой удар посох мог не выдержать. «Лисичка» точно молния несколько раз вспорола воздух. Нужно не дать себя окружить, не позволить им идти во фронт.
Молодой человек отступал, отбивая удар за ударом, пытаясь поставить соперников так, чтобы оказались перед ним по одному. Но наемники, похоже, тоже неплохо знали свое дело.
Тогда Ишута сделал вид, что убегает. В беге нет равных: всегда кто-то чуть расторопнее, а кто-то медлительнее. Тут главное – не прозевать свой шанс. Молодой волхв бежал легко, не оборачиваясь, определяя по дыханию преследователей, на каком они находятся расстоянии. Когда почувствовал, что пора, резко остановился, развернулся и направил «лисичку» в лицо одного из наемников. Узкий наконечник вошел саку в глаз. Слышно было, как хрустнуло глазное дно, и в следующий миг мозг поверженного превратился в мертвый, потухший навеки кусок угля. Следующему Ишута нанес удар тупым концом посоха в область горла. Затем встретил рубящий выпад сверху вниз, уклонился и ударил ногой третьего наемника в подколенный сгиб. А когда сак рухнул в сточный ручей, прижал его кисть, сжимавшую меч, ногой к земле и приставил острие «лисички» к горлу.