Там, где свобода…, стр. 5

Собака, взвизгнув, отскочила к двери.

— Пошла, грязнуля…

Позади раздались спускающиеся с лестницы шаги.

Гром сидел на диване. Такой же толстый, как и прежде. Прошло четырнадцать лет. Этот человек давал показания. Против него. Это он его упрятал в тюрьму. Теперь его показания затрещат по швам. Внезапно. Когда их заново и хорошенько рассмотрят. Когда ими займутся как полагается. Когда у них появится свободное время. Его новый адвокат так прямо и сказал ему, когда принял его дело и перечитал показания. А старому адвокату было на все плевать.

Сверху раздался встревоженный голос молодой женщины. Она звала мальчика. Она так верещала, будто кто-то умер. Не голос, а визг. Обернувшись, он увидел, что мальчик стоит у него за спиной.

— Это Тедди, — объяснил Гром, тяжело дыша. Он был такой жирный, что даже говорил с трудом. — Мой внук.

— Сын он тебе, вот он кто, — возразила Грому мать. Она захлопнула дверь и вернулась, переводя дух.

Собака выла за стеной. Не хотела уходить. Стояла там и выла, просясь в дом.

Вздохнув, он посмотрел на Грома. У стриженного ежиком Грома был тройной подбородок и отекшие веки. Коричневые мешки под глазами. Нездоровая кожа. Он напоминал живой труп.

— Мне сказали, чтобы я позвонил, если что, — сказал Гром.

— В полицию, — пояснила его мать. — И я им сейчас позвоню, как они велели. — Она попятилась, не сводя с него глаз.

Он смотрел, как она подходит к телефону в углу. Снимает трубку. Шустро жмет на кнопки. Ей, наверное, не впервой было набирать этот номер, поскольку почти не глядела на цифры. Ее пальцы знали, куда нажать.

— Они приедут за тобой, — сказал он Грому. — Ты лжец.

— Мама, — окликнул старуху Гром, поднимая руку, словно какую-то тяжесть. — Не надо.

Мать Грома тотчас положила трубку.

— Пошел вон. — Это говорил мальчишка. — Я знаю, кто ты. Убирайся. — Ему было лет десять. Может быть, одиннадцать. Ему рассказывали разное. Подходящее случаю.

Гром хохотнул.

— Кто это сделал? — спросил он, пристально глядя Грому в лицо.

— Что? Кто ее убил? — Гром пожал плечами. — Разве не ты? — Его живот всколыхнулся. — Ты тогда так нагрузился, что себя не помнил.

Он ничего не помнил. Кто вообще там был? Неизвестно. Он даже этого не знал. Знал, кто был с ним вначале. С кем они пили. Гром. Уиллис. Мусс. Сквид.

Гром пожал плечами.

— Уиллиса там не было, — сказала старуха.

Снова пожав плечами, Гром сказал:

— ДНК. Вот это вещь. Вот это штука. — Он попытался встать. Один раз, потом еще. Тяжело отдуваясь и хрипя, одной рукой он хватался за кофейный столик, а второй опирался на спинку дивана. Третья попытка увенчалась успехом. Его пальцы заскользили, но мальчик подскочил и подал ему руку. Вот что ему было нужно. Всего лишь подать руку.

Поднявшись на ноги, Гром подошел ближе.

— Двадцать лет назад об этом еще не знали. ДНК.

Встал подле. От него воняло жиром. Рыба и чипсы. Кетчуп. Уксус. Такая близость была опасной. Жаль, что в руках ничего нет. Чего-нибудь острого. А лучше тупого.

Мальчик, встав рядом с Громом, пригрозил:

— Убирайся, а не то я оторву тебе башку.

Он почувствовал, как что-то вонзилось ему в спину, и обернулся. Позади стояла мать Грома, держа в руках лом, плоским концом которого она его и ковырнула. Затем она подняла свое орудие. Так заносят бейсбольную биту.

— Убирайся, — сказала она. На ее обсосанных губах выступила белая пена. — Убирайся! — взвизгнула она, едва шевеля губами. Все очень просто. Простые слова. — Убирайся, а не то я проломлю тебе черепушку.

Он мог бы отнять у нее этот лом. Легко. Одним упругим движением руки. Внутри много накопилось. Выпусти его. Давай. Выхвати у нее этот лом. Тяжелая сталь, со свистом режущая воздух. Затем удар. И снова. И снова… Никого бы здесь ни осталось. Ни души.

Молодая женщина закричала сверху, зовя мальчика по имени. Тот, не обращая внимания, злобно шипел:

— Ты слышишь меня, говнюк?

— Убирайся, — сказала старуха. Изготовясь к удару.

Собака Грома пошла следом за ним со двора. Шла по пятам, не отставая. Он не гнал ее прочь. Она шла с ним, как будто знала его всю жизнь. Шла и глядела вперед.

Уиллис. Он задумался об Уиллисе. Уиллиса там не было. Брата Грома. Уиллиса не было. Нет, был. И тогда он еще не был мужем его дочери. Не был мужем Джеки, как сейчас.

Он остановился. У него было чувство, что он летит — стремительно и плавно. Он огляделся, чтобы посмотреть, куда его занесло. На улице стояли машины. Новых моделей. Но некоторые не так уж сильно отличались от прежних. Телевизионные антенны в виде тарелок лепились к торцам домов. Он слышал о них. О таких местах. Словно мертвых. Сердце забилось сильнее. Люди, живущие здесь, походили на мертвецов. Он испугался от этой мысли. Они все казались больными. Они были серые. От страха он даже вспотел. Бедность при пяти сотнях телеканалов. Собака тоже остановилась и смотрела на него, задрав морду. Потом взвизгнула и чихнула. Потерла лапой нос. Снова чихнула. Под редким мехом торчали ребра. Что у нее за болезнь?

— Что? — спросил он собаку, пытаясь справиться с собой, вернуться в собственное тело, которому он как будто не принадлежал. Что-то в нем стремилось вон. Что-то посередине. Он глубоко задышал. В голове звенело. Он наклонился и пристально взглянул в собачью морду, поросшую короткой бело-коричневой шерстью. — Ты кто? — спросил он, тиская висячее ухо. От ощущения мягкости этого уха ему сделалось смешно и легко. Собака. Что это за собака? — Ты какая-то чудная. Кто ты, черт подери, такая?

Он взял собаку на руки, и она лизнула его в лицо. Неплохо. Ему понравилось.

Глава 2

— Возможно, не сразу, но вас полностью оправдают. Вам предстоит лишь определить способ правовых действий. Вам выплатят компенсацию.

Он смотрел на адвоката. Его слова заслуживали внимания. Ученые были слова.

— Вы хотите быстрее и меньше денег или дольше, но больше денег?

Он хотел денег для дочери, Джеки, и для внучки, Кэролин. Выкупить их из дома Уиллиса. Спрятать их где-нибудь подальше от этого паразита. Мерзавца Уиллиса. Быстро. Он хотел быстрее.

— Я должен кое о ком позаботиться.

Адвокат кивнул:

— Вы должны заботиться о жене.

— О внучке.

— Да, и о внучке. Вот кто нуждается в заботе, верно? Нам следует все предусмотреть. Назначить опекунство. Вы мне уже что-то говорили об этом. Как поживает ее отец?

— Не знаю.

— Он не в ладах с законом. Это проблема, так?

Он ничего не сказал. Ничего не подтвердил.

— Я ведь тоже рос по соседству, не забывайте. Муж Джеки часто распускает руки. Мне это известно. Уиллис Мерфи. Я не раз встречал его в суде. Мы постараемся оградить ее от него. Я могу обратиться за судебным запретом. Для этого потребуется согласие Джеки.

Это не его дело. «Это не твое дело», — хотел он сказать. Но не этому человеку. Не адвокату.

— Я не хочу отдавать деньги Уиллису Мерфи. Мы с вами знаем, что с ними будет. В любом случае положите деньги в банк на имя внучки, а опекуншей назначьте дочь.

— Он их у нее отнимет.

Адвокат молча смотрел на него. В руке у него был карандаш, который он старался держать ровно, точно на уровне галстука.

— Вы ему не позволите. Присматривайте за ней, когда получите деньги.

— Он тоже их получит.

— Если они останутся вместе. Если он найдет себе адвоката. Тогда придется с ним делиться.

Адвокат отшвырнул карандаш, со стуком покатившийся по столу. Он покачал головой. Сложил руки на груди. Затем встал, положил руки на бедра и взглянул в большое окно с видом на город. Деловой центр. Здания, сплошь состоящие из окон, за которыми сидят люди или ходят, нося бумаги. Сотни людей. «Джеки», — прошептал он. Галстук криво торчал из идеально сидевшего пиджака.

— Вы выросли вместе.

Адвокат перевел взгляд на него.

— Почти. Я жил на стыке улиц. Знаете ведь, какие там улицы. На границе двух улиц. Я помню, она была милой девочкой.