Там, где свобода…, стр. 33

Кролик, которого они ели, был убит и освежеван несколькими часами ранее. Овощи были сорваны в огороде владельца. Тщательно отмыты от земли. Блюдо напоминало рагу. Как раз то, что ему было надо.

— Тебе нравится?

— Ага.

— Я не только о еде.

— Я знаю.

Отблески свечного пламени играли на ее коже. В глазах. На волосах. Она была как картина. Неподвижная. Некоторое время она сидела без движения и молча смотрела на него. Потом спросила:

— Что?

— Ты знаешь. — Чувство к ней переполняло его. Это было счастье. Счастье. Вот как это называлось.

Потом они пошли гулять дальше. Шли медленно. Не торопясь. Прогулка после ужина. Они почти не разговаривали. Зашли в кафе, где сидели два старика, потягивая кофе. Маленькие белые чашки на блюдцах. За одним столиком. Один из них говорил. Что-то подробно объяснял. Бармен был дружелюбный. В стороне висела огромная мясная нога. За стойкой. Привязанная за копыто. Она ему приглянулась. Мух он заметил потом. Один из мужчин указал на ногу. Бармен открыл для них две бутылки лимонада. Консервным ножом. По старинке. Бутылочные крышки шлепнулись в кучу других крышек.

— Caz Limon, — сказала ему Рут. — Dos. — Два пальца вверх.

Бармен не сразу спросил деньги. Он улыбнулся и повернулся отрезать ломоть мяса от ноги. И еще один. Он не обращал внимания на мух. Он положил ломти на большое белое блюдо. Настоящее. Не из пенопласта.

Рут пила из горла. Сначала они стояли у стойки, но потом Рут, обернувшись, посмотрела через плечо. И они сели за столик. Люди приходили и уходили. Это были завсегдатаи. Они заглядывали сюда каждую ночь. Так казалось. Все местные. Они громко говорили. Вроде как спорили. Но не дрались. Просто громкая беседа. Еще бутылки. Бокалы вина. Кофе в маленьких чашках. Мясо с ноги. Мухи, кажется, никого не беспокоили. Интересно, давно ли висело это мясо. Это никого тут не пугало.

Они вернулись в гостиницу. Поднялись в номер. Рут села на край кровати, вдруг отчего-то будто оробев. Что было у нее на уме? Он вышел из ванной. Она, сидя на кровати, сбросила сандалии. Сначала один, потом второй. Новые сандалии, которые купила с лотка у магазина. Океан через дорогу. В том городе было море. Он привык к океану. А там было море. Трудно было носить другую обувь в такой жаре.

Он стоял, думая, не случилось ли чего. Он всегда этого ожидал. Что все закончится. Люди вдруг понимают, что все идет неправильно. Кто знает, что с ним не так. Сколько бы он ни старался. Люди меняются. Что необходимо, чтобы все было правильно? Чтобы оставаться вместе?

Он подошел к окну. Открыл деревянные ставни. Можно было выглянуть прямо на улицу. Маленькая автостоянка. Все машины — маленькие. Желтые. Белые. Красные. До сих пор ходят люди. Тихо. Все охвачено ночью. Нечего бояться.

— Мы здесь надолго? — отчетливо прозвучал ее голос. Она повернула к нему голову. Сидя на кровати.

Он обернулся.

— Ты хочешь домой?

— Нет.

Он прислонился к стене.

— Почему ты ни разу до меня не дотронулся? — Она назвала его по имени. Помолчав, повторила свой вопрос. Будто он не расслышал.

Он кашлянул. Отвернулся к окну.

— Это ничего. Но знаешь… — Она улыбнулась. Намекая на что-то. — Мне бы хотелось. — Сказала это, как говорят в юности. Как подросток. Это рвало ему сердце. «Мне бы хотелось».

Он не знал, что ответить. Его ничто не возбуждало. Ничто его не заводило. Как это объяснить? Вот взять жену Ларри. Она с ним что-то сотворила. Что это было? Что-то отвратное. Ужасное. Он мог бы пропороть ее насквозь. Это принесло бы ему удовлетворение. Рут была не из таких.

Он взглянул на нее. Он любил ее.

— Что-то не так?

Он вздохнул. Сложил руки на груди.

— Со мной, — добавила она.

— Рут?

— Да?

Он не ответил. Она встала и направилась в ванную. Он решил, что она плачет. Но она скоро вернулась. С сухими глазами. Просто разделась. Нежно-голубые трусики. Нежно-голубое белье. Волосы собраны на затылке. Она подошла и поцеловала его. Одно долгое касание губ. Выразительный нежный нажим.

Он взглянул в ее глаза.

— Я люблю тебя, — сказала она. Поцелуй сделал свое дело.

Он не мог оторвать взгляда от ее глаз.

— Я люблю тебя, — сказал он.

Она снова поцеловала его. По-настоящему. Взяв его лицо в свои руки. Поцелуй. Его было довольно. Почти. В груди поднялась волна.

Глава 7

В аэропорту он почувствовал, что вернулся домой. Хорошо вернуться домой. С Рут. Жизнь изменилась. Определенно изменилась. Каникулы. Он и раньше слышал, что они могут принести перемены. В самолете они держались за руки. Почти все время. Что он станет делать? Какая разница. Наводить порядок. Заботиться о детях. Кэролин. Постарается что можно исправить. Потом, может быть, снова путешествовать с Рут. Он хотел быть с ней. А как же его жена? Придется все поделить. Из-за этого она навсегда лишится покоя. Она захочет отобрать у него больше. Все сразу. Он представлял себе, какой шум она поднимет. Это уж точно. Занятия для него найдутся.

Вдали от аэропорта воздух бодрил. Студеный. Холодный. Это было для него неожиданностью. Он не взял с собой пальто. Холод пронзал насквозь. Его кожа до сих пор пахла Испанией. Таксисты говорили на понятном языке. Этих людей он знал всю жизнь. Такси привезло их к ней в дом. Он вез подарки для Джеки и Кэролин. Он позвонил им домой. По новому номеру. В дом, который купил им. Никто не отвечал. Он взглянул на часы, висевшие на кухонной стене. Пятнадцать минут пятого. Который час сейчас в Испании? Все припомнилось. Все, как наяву. Белые домики. Пляж. Крепостная стена. Мясная нога. Ларри. Жена Ларри. «Да что ты о себе думаешь». Касание дрожащих пальцев.

Из гостиной послышался шорох. Рут бросилась на диван.

— Устала, — объявила она, когда он вошел.

Он был в ее доме. Вот что он вдруг осознал. Он вернулся. А откуда этот дом? Он пока не выяснил.

— Когда тебе на работу?

— В понедельник утром.

Он задумался. Сегодня был четверг.

Позже он снова позвонил. Ответа не было. Десять минут шестого. Может быть, они отправились куда-нибудь на ужин. Он заволновался. Его ведь не было. Он часто тревожился. Это было у него в натуре. Тревога спала с ним и ела. Малейшее подозрение, мельчайший предлог, и она вырастала у него в голове в огромную черную массу. Что-то случится. Нет. Он отогнал от себя эту мысль. Гнал ее прочь. Запрещал себе так думать. Но она возвращалась.

— Что случилось?

Он сел рядом с ней на диван.

— Ничего.

— И все-таки?

— Я звонил Кэролин.

— И никто не поднял трубку.

— Нет.

Вскоре она поднялась, чтобы приготовить ужин. Шесть тридцать пять. Он снова позвонил. Его сердце чуяло беду. Сдерживаемая паника. Он уезжал на две недели. За эти две недели все, что угодно, могло случиться. Пока его не было. Это будет его вина.

Он съел совсем немного. Он не был голоден. Желудок горел огнем. Во рту было кисло и горько. Он взглянул на телефон. Болела и начинала неметь рука. Он сжал руку в кулак и долго не разжимал.

Десять минут восьмого. Он снова позвонил.

— Почему бы тебе не съездить туда?

Он встал и позвонил жене. Жена сняла трубку. Он едва ее слышал сквозь помехи.

— Где ты был?

— Джеки у тебя?

— Нет. Где ты был?

— В Торонто, — ответил он. Больше он ей ничего не сказал.

— Зачем?

— Как Кэролин?

— Я говорю с мобильного. Сделала переадресацию.

— Я звонил Джеки домой.

— В новый дом?

— Да.

— Уиллис его разломал.

— Где они?

— Вернулись в старый.

Повесив трубку, он набрал старый номер. Ответила Джеки. У нее был усталый голос. Усталый в семь пятнадцать вечера.

— Джеки?

— Папа?

— Как дела?

— Ты где?

— Здесь.

— Ты здоров?

— Здоров? Конечно. Как Кэролин?

Она не сразу ответила, а лишь мгновение спустя. Нехорошее это было мгновение.