В постели с Елизаветой. Интимная история английского королевского двора, стр. 82

Начиная с 90-х гг. и до конца елизаветинского правления сатирики часто упоминают наружные половые органы королевы, сравнивая их с космосом, описывая их в чувственных подробностях, называя «гладкими», «мягкими», «влажными» и наделяя изысканным, опьяняющим вкусом. Столь подробные интимные описания королевских гениталий в стихах конца Елизаветинской эпохи противоречат созданному самой королевой культу девственности. Возможно, течение возникло в ответ на то, в чем многие видели ханжество ее двора и внутренних покоев. В «Метаморфозе Сциллы» Томаса Лоджа (1589), посвященной «джентльменам из судебных и канцлерских иннов», Глаукус, влюбленный морской бог, описывает тело своей любовницы исключительно в сексуальном смысле: «Но почему, увы, лишен я мраморного грота / Что окаймляет два берега, / Откуда сверкает гора ожившего снега; / Или долину, что молочно-белым брегом граничит, / Где Венера и ее сестры спрятали источник, / Чей милый нектар по сладости все превосходит».

С помощью намека намеков на куннилингус и детальных описаний женского тела в стихотворении указывается средство, благодаря которому жаждущие мужчины могут до биться благосклонности. [1114] В «Венере и Адонисе» Шекспира (1599), произведении, которое сразу же ждал коммерческий успех, Венера – сексуальный агрессор и именно она доминирует над любовником, Адонисом, и поглощена возбуждением. Шекспир описывает не традиционного жаждущего юношу, который ухаживает за своей королевой. В его фантазии более опытная, ненасытная королева / императрица вынуждена умолять более молодого любовника ухаживать за ней. [1115]

Глава 48

Врач-вредитель

Двенадцатую ночь в начале 1594 года Елизавета встречала в Уайтхолле. Во время представлений она сидела рядом с Эссексом; многие видели, как она ласкала его «в милой и благожелательной манере». [1116] Граф флиртовал и смеялся с королевой, они танцевали на глазах у всего двора. Придворный и бывший шпион Энтони Станден писал: «На мой стариковский взгляд, сейчас она красивее, чем когда бы то ни было». [1117] Елизавета находилась в своей стихии: она танцевала, демонстрируя здоровье и энергию, с красивым молодым рыцарем, несмотря на то что уже разменяла седьмой десяток. Однако беззаботная сцена противоречила ужасной правде. Эссекс только что раскрыл заговор против Елизаветы; оказалось, что злоумышленник находился очень близко к королеве.

Доктор Родериго Лопес, португальский еврей, приехал в Лондон зимой 1558 г., в возрасте около тридцати пяти лет. В 1581 г. он стал личным врачом королевы, а до нее лечил высокопоставленных придворных, в том числе Роберта Дадли, Уолсингема и, до недавних пор, самого графа Эссекса. У Лопеса, как у врача королевы, задача была двойная: охрана королевы как лица физического и вместе с тем охрана государства. Он был одним из немногих, имевших позволение входить в королевскую опочивальню. Елизавета любила его, доверяла ему и даровала ему ценную привилегию: монополию на ввоз анисового семени и других лекарственных трав, необходимых для лондонских аптекарей. Однако оказалось, что Лопес воспользовался своим положением для измены, он жил двойной жизнью, был и врачом, и шпионом, служил королеве Англии и был агентом короля Испании. 28 января 1594 г. Эссекс изложил свое открытие в простом письменном заявлении: «Я узнал о самой опасной и крайней измене. Целью заговора была смерть ее величества. Доктор Лопес должен был исполнить злодеяние посредством яда. Я раскрыл его замысел, и теперь все ясно как божий день».

Незадолго до того Лопес навлек на себя гнев Эссекса, рассказав, что лечил графа от сифилиса. [1118] Эссекс не только хотел отомстить за неуклюжее разоблачение, ему хотелось и продемонстрировать свою верность королеве и перебить влияние Сесилов. [1119] После смерти Уолсингема Эссекс занимался сбором разведывательных и контрразведывательных данных. Он нанял двух бывших агентов контрразведки Уолсингема в качестве провокаторов и внедрил их в общину португальских евреев, живших в Лондоне. Сначала его агенты намеревались «подбросить» доказательство заговора, чтобы Эссекс мог побежать к Елизавете и рассказать о своем открытии. Однако его агенты обнаружили сеть настоящих португальско-еврейских шпионов, которые, как оказалось, работали на Филиппа Испанского.

Без ведома Эссекса в общину уже внедрились агенты Уильяма Сесила. Он привлек двойного агента, португальского еврея по имени Мануэль де Андрада. Роль посредника между ними исполнял врач королевы, доктор Лопес. [1120] Более того, последние три года Сесил поощрял и Лопеса стать двойным агентом и с его помощью разоблачил испанскую шпионскую сеть в Англии. Однако Уильям Сесил не знал, что Андрада посоветовал королю Испании использовать доктора Лопеса как шпиона.

Агенты Эссекса обнаружили ряд компрометирующих писем, в том числе и то, которое Андрада отправил Уильяму Сесилу в 1591 г., утверждая, что «король Испании нанял трех португальцев, чтобы они убили ее величество, и еще трех – для убийства короля Франции». [1121] После того как обнаружили тайную переписку с Испанией, Эссекс решил установить личности трех не названных Андрадой португальских убийц. Оказалось, что это Мануэль Луис Тиноко, Эстебан Феррейра да Гама и доктор Родериго Лопес. Тиноко на допросе признался Эссексу, что в Англию его прислали испанские иезуиты, чтобы он вместе с да Гамой убедил Лопеса работать на Филиппа. Когда его спросили, выразил ли Лопес желание отравить королеву, он ответил утвердительно.

21 января по наущению Эссекса Родериго Лопеса арестовали по подозрению в заговоре с целью убийства. [1122] Пока вели обыск в его доме, его посадили под стражу в Эссекс-Хаусе, доме графа на Стрэнде. Дома у Лопеса не обнаружили ничего противозаконного. Затем его допросили Уильям Сесил, Роберт Сесил и Эссекс, он отвечал вполне уверенно и убедительно. После первого дня допросов оба Сесила поехали в Хэмптон-Корт, чтобы сказать королеве: они уверены в том, что Лопес невиновен и вся история непомерно раздута Эссексом в попытке заручиться поддержкой народа для новой наступательной операции против Испании. Королева встала на сторону Сесилов, она обвинила Эссекса в «опрометчивости и юношеской горячности» и сказала, что и сама «вполне убеждена» в невиновности Лопеса. Досадуя на Эссекса за дерзость, Елизавета услала его от двора, запретив доступ к себе всем, «кроме четырех человек, помимо членов Тайного совета и дам из ее ближайшего окружения». [1123] Эссекс покинул двор, полный решимости доказать вину Лопеса. Его попытки почти сразу принесли плоды. Чуть более недели спустя Лопеса посадили в Тауэр. На следующий день доктора допросили в присутствии Эссекса и Уильяма Сесила; его признаний, как пишет Энтони Станден, оказалось «более чем достаточно». Под пыткой или под угрозой пытки допросили и других подозреваемых; они настаивали, что Лопес находился в центре заговора и что он согласился отравить королеву за 50 тысяч крон, выплаченных Филиппом II.

Именно такого доказательства ждал Эссекс. Измученный жестоким допросом, Лопес согласился со всеми самыми невероятными предположениями о заговорах, подписал признание и тем самым решил свою участь.

К концу февраля Эссекс собрал достаточно доказательств, позволявших судить Лопеса за государственную измену. На процесс была назначена специальная комиссия, и через два дня доктору предъявили обвинения в ратуше. Тиноко и да Гаму также судили за измену. Сэр Эдвард Коук, генеральный прокурор, во вступительной речи заявил, что Лопеса, подобно многим другим заговорщикам, соблазнили иезуиты, посулив большую награду за то, что он убьет королеву, «убедив его в том, что это славный и добродетельный поступок и что если в процессе они умрут, то попадут в рай и их канонизируют как святых». Далее Коук сказал: «Этот Лопес, клятвопреступник, изменник, убийца и еврейский врач, подобный Иуде, согласился стать отравителем, то есть совершить самое злонамеренное, опасное и отвратительное деяние, более отвратительное, чем все предыдущие». [1124] Грех Лопеса был тем серьезнее, что он «давал присягу, поступая на службу к ее величеству, пользовался многими привилегиями, имел неограниченный доступ к ее величеству и его никто не подозревал, особенно она, которая никогда не боялась своих врагов и не подозревала своих слуг». [1125]