Венецианская птица. Королек. Секреты Рейнбердов (сборник), стр. 49

Гримстер сел к столу и написал сэру Джону записку, приложив документы – кроме письма Гаррисона – и объяснив, что по личным причинам не сообщил о них в своем рапорте майору Крэнстону. Конверт отправится в Лондон с ежеутренней отправкой. Гаррисону следовало понимать, что такое незначительное открытие о Вальде не повлияет на Гримстера. Вальда была несчастлива в браке. Она не подозревала о настоящей работе Гримстера. Для нее он оставался удачно устроившимся служащим министерства обороны.

В записке Гримстер не стал спрашивать, знали ли в Департаменте о Вальде и ее муже. Он не хотел нагружать сэра Джона своими личными проблемами. Это открыло бы его слабость и угрожало бы нынешнему положению, которое он намеревался занимать, пока не получит доказательства. А Гаррисон никогда не сможет предоставить ему доказательства, потому что имеет дело с материальными носителями – документами и копиями писем. Правда о смерти Вальды не зафиксирована нигде. Она хранится в мозгу сэра Джона и, возможно, еще двух человек; мозги так просто не вскроешь.

Бросив письмо в почтовый ящик, Гримстер встретил в холле Лили, провел ее в маленький бар при столовой и заказал выпивку – сухой мартини с фаршированной оливкой. Лили была в хорошем настроении. Она съездила в Барнстейпл и привела в порядок волосы; она чувствовала себя как дома, ей было хорошо с этими людьми. Гримстер, отпуская шуточки и веселясь с Лили, знал, что пора браться за нее всерьез. Медовый месяц окончен. Он профессионал, выполняет работу, и его гордость и собственные таланты перевешивают любые личные чувства и проблемы. Лили Стивенс – загадка, которую требуется решить. В определенном смысле она все еще принадлежит Гарри Диллингу. Нужно забрать ее себе. Гримстер взглянул на Лили – бокал мартини она держала, оттопырив пальчик. Гарри не хотел стирать претенциозность – всегда останется эта внутренняя ухмылка, налет садизма, вызванного ошибками, которые он сам не захотел удалять из своего творения. Внезапно Гримстер почувствовал, что Гарри любил странности ради них самих. Билли Э. Ждать в машине у вокзала. Лондонская квартира. Гарри фокусник. Если прятать что-то действительно важное, то не там, где принято прятать. Какая-то важная часть загадки, которую Гарри предложил Департаменту, наверняка укрыта внутри Лили, в этом манящем теле, за чуть тронутым косметикой лицом, в этом ленивом, спокойном и мечтательном мозгу.

Глава 6

На следующее утро Гримстер встал рано. Продолжало накрапывать. Надев дождевик, Гримстер прошел от машины по лесу и увидел, что Скальный пруд поднялся, залив кофейной водой луг на дальнем берегу. Теперь вброд устье пруда не перейдешь даже в болотных сапогах по грудь. Река вырывалась из пруда шумным водопадом, над ревом воды едва слышался перестук крупных булыжников и камней, сдвинутых силой потока. Гримстер двинулся через лес влево – эту часть реки называли «Докторская стремнина», здесь валом шел лосось, поднимаясь против течения. Если дождь сегодня прекратится, то завтра, когда река начнет спадать, очень стоит пойти на рыбалку.

Гримстер шел вверх по реке, зная, что сможет вернуться к машине кружной тропинкой, а не через лес. Мысли его текли сразу по двум направлениям. С одной стороны, он разрабатывал план утреннего нападения на Лили, оценивал ее слабые стороны, готовил силы к атаке, выбирая направление главного удара. А рядом плавно и свободно проплывали ленивые летние воспоминания и размышления… Гаррисон, стоящий на песке устья, мокрый и громадный на фоне укутанного дождем неба. Это правда – Гримстер чуть не упустил первую и самую крупную рыбу Гаррисона в Блэкуотере, потому что неуклюже обращался с острогой… пока не разучил быстрый и точный удар – в живот, под большой плавник. Когда добычу все-таки вытащили на берег, Гаррисон принялся издеваться, и дело кончилось потасовкой рядом с большущим лососем. Пока приставленный к ним парнишка молча наблюдал, оценивая шансы, Гримстер расквасил Гаррисону нос, а Гаррисон выбил ему зуб; впоследствии обоим пришлось врать, как партизанам, чтобы его мать не узнала правду. За их долгую дружбу им не раз доводилось драться. А сейчас, подумал Гримстер, они ввязались в последний бой – и впервые из-за женщины. Не из-за Лили – она не в счет, она объект. Из-за Вальды, которая не понравилась Гаррисону. Слишком холодная, спокойная и чистенькая, с точки зрения Гаррисона. «Чертов блондинистый айсберг. Она заморозит тебя до смерти, парень». Вальда была не такая, но так ее представляли и Гаррисон, и многие другие. Документы, переданные Гаррисоном, были частью продолжающегося сражения. Он хотел уничтожить Вальду, даже после ее смерти, уничтожить любую чистоту, остававшуюся в воспоминаниях о ней, хотел превратить ее смерть еще в одно оружие для атаки на Гримстера. Зачем он упорствовал? Хотел увидеть в Гримстере окончательный и полный отказ от всех обычных добродетелей, хотел, чтобы они оба умерли для благородства, для достоинства и милосердия – только ходили, говорили и действовали как живые? В прошлом Гримстера было такое, что сформировало и исказило его. И у Гаррисона было – хотя он только однажды чуть приоткрыл до сих пор неведомое Гримстеру темное семейное прошлое, назвав свою мать сучкой, а отца – спившейся тенью донжуана.

Гримстер пошел прочь от реки, вверх по мокрым тропинкам через поле, к машине… к Лили, подумалось ему, к текущим делам, а после Лили – это он знал точно – к тому моменту, когда придется принимать решение, с доказательствами причины смерти Вальды или без них. Гаррисон делал все, чтобы этот момент настал, раз уж он не мог ускорить его реальными доказательствами. А пока что – Лили. Подумав о ней, Гримстер внезапно понял, что он для Вальды был примерно тем же, кем Диллинг был для Лили. Он заглянул тогда в отделение шведского турбюро в Лондоне, чтобы уточнить какие-то мелочи по поводу паромных рейсов в Стокгольм. Она вышла из кабинета к стойке помочь ему и не успела заговорить, как он знал, что хочет ее, как не хотел ни одной женщины… Такого простого, сильного желания в нем прежде не бывало.

Дождь брызнул Гримстеру в лицо, и он на мгновение замер от редкого приступа ностальгии, вновь почувствовав то желание. Но, рассердившись на минутную слабость, он встряхнулся, отбросив воспоминание, и зашагал по огороженной тропинке; розовые лепестки, сбитые дождем и ветром с шиповника, лежали на траве, как мокрое конфетти; краем глаза Гримстер уловил хвост кролика, юркнувшего в заросли крапивы.

Лили тепло приветствовала его в своей комнате и подняла руки, чтобы похвалиться купленным в Барнстейпле лаком для ногтей.

– Нравится, Джонни?

Он кивнул и включил магнитофон.

Лили засмеялась.

– Глядите-ка. Мы сегодня такие серьезные? Плохо спали?

Гримстер подхватил:

– Да, я серьезный. Но не потому, что плохо спал. А из-за вас, Гарри и той пятницы двадцать седьмого февраля. Тут все неправильно, и, пока мы не разберемся, нам покоя не будет.

– Но я ведь рассказала все, что знаю.

– Порой человек что-то знает, не зная, что знает. Понимаете?

– Нет.

– Ну и ладно. Просто давайте начнем заново. – Гримстер, взяв Лили за руку, подвел ее к креслу. – Садитесь поудобнее. Я хочу, чтобы вы думали о той пятнице. Вспоминайте.

– Это было так давно…

– Вспоминайте. Расслабьтесь и думайте, и рассказывайте все, что вспомните про тот день. Все, что угодно, в любом порядке. Но если можно, постарайтесь начать с самого утра. – Гримстер улыбнулся ласковой, ободряющей профессиональной улыбкой.

– Постараюсь.

– А я буду иногда задавать странные вопросы.

Лили откинулась в кресле, закрыла глаза и начала:

– Ну, давайте посмотрим. Я встала примерно в половине восьмого, надела халат и спустилась, чтобы приготовить чай себе и Гарри…

Гримстер слушал, иногда подкидывая вопросы.

О том, что было в газетах в тот день, Лили сказать не могла. Да, она их смотрела, но не помнит, что там было. Зато о том, что они с Гарри ели, и о делах по дому она помнила прекрасно. Более того, некоторые маленькие подробности, которые она помнила, удивили Гримстера. Она помнила все вещи, которые упаковывала, готовясь к отъезду. На сей раз без тени смущения она рассказала, как днем они занимались любовью. Потом перешла к вечеру – Гримстер, который уточнил в газете телепрограмму, спросил, что они смотрели. Сначала Гарри смотрел телевизор один, пока Лили занималась обедом и уборкой, а потом она присоединилась к нему.