Предания о самураях, стр. 34

Мицусигэ знал, что долго конец его предприятия оттягивать не удастся. Он вызвал к себе Сукэсигэ и в присутствии Хэйты отдал своему родному сыну последнее распоряжение. Сукэсигэ выступил с робким протестом. Он говорил о прочности их обороны и своем желании разделить судьбу своего отца в почетной гибели. Однако Мицусигэ проявил непреклонность. Его сёгун обещал помощь, но она была в виде войска, направляемого для оказания помощи Мотиудзи в подавлении мятежников Канто. Его сын должен оставаться живым ради увековечения имени отца и доказательства его невиновности, а также отмщения за его тревожный дух перед врагом в лице Иссики Акихидэ. Так прозвучал его наказ. По распоряжению своего отца в слезах и большом горе Сукэсигэ отвел войска в Юки. Здесь ему случилось подхватить тяжелую лихорадку как раз в тот момент, когда Мицусигэ узнал о подходе князя Мотиудзи, лично командовавшего крупным войском, собранным для штурма замка Огури. Его рото перенесли Сукэсигэ в спокойное место, расположенное рядом с Никко-сан. Известия об этом и прибытие князя Мотиудзи поступили практически одновременно, и у Мицусигэ совсем не хватило времени на то, чтобы отправить Фудзинами и Мантё в безопасное место. Отряды противника плотно обложили замок со всех сторон. В бою Мицусигэ и Мотицуна проявили большое мужество, но конец дела оказался предрешенным заранее. Наступило время прощания с жизнью. На пятнадцатый день восьмого месяца (19 сентября 1423 года) противник изготовился к решающему штурму. Мицусигэ взобрался на ягуру (деревянную башню) рядом со стеной. Развернув свою боевую крыльчатку, он прокричал: «Ваш Мицусигэ умирает, оболганный перед своим господином злонамеренными вассалами. При всех выдвинутых против него обвинениях он чист. А теперь примите последний заряд стрел». После этого он удалился. Кэраи Огури открыли сражение со стен своего замка. Пока враг пробирался сквозь пожарище объятого пламенем замка, старый даймё устроился на циновке и вспорол себе живот. Уцуномия Мотицуна сделал то же самое. Танабэ Хэитаю последовал примеру своего господина в смерти, как делал это на протяжении своей жизни. Летописец увековечил все это так: «Преданные люди погибли в бою, а трусы разбежались». Замок Огури пал.

Последствия всего случившегося не остались незамеченными. Сердитый и злой принц Мотиудзи снова обратил свой взор на Камакуру. Руководство войска Киото получило все известия еще в Суруге. Они не послали отряды через перевал Хаконэ. Боясь нападения вместо радостного приема со стороны союзного дома, командование отдало распоряжение на возвращение в Киото. Мотиудзи все еще оставался в лагере при Эбине, [34] брюзжа и угрожая всевозможными карами своему кузену сёгуну. При этом он свято верил или как минимум притворялся, будто верил в то, что в роли подстрекателя мятежных вассалов выступал Ёсимоти. Все выглядело так, будто он собирается двинуться в западном направлении и осуществить прорыв. Ёсимоти страха не испытывал, но все равно предлагал примирение. Одного из его духовных наставников по имени Софуку Сэидо на третий месяц 31 года периода Оэй (в апреле 1424 года) отослали в Канто для вразумления Мотиудзи. Наш принц над ним сначала посмеялся и отказался от какого-либо примирения. Софуку пришел и ушел, но все-таки вернулся снова. Он посоветовал Мотиудзи вспомнить результат последнего обращения сёгуна к солдатам Канто. На этот раз увещевания возымели действие и к их источнику прислушались. К напоминанию Софуку о том, что Ёсимоти и Мотиудзи вели себя как отец и сын, наш принц прислушался. К девятому месяцу (23 сентября – 23 октября) мир между сёгуном и канрё удалось наконец-то установить. Софуку Сеидо вернулся в Киото удовлетворенным; Мотиудзи в Камакуру – победителем. До этого или во втором месяце 30 года периода Оэй (13 марта – 11 апреля 1423 года) Ёсимоти отрекся от престола и уступил пост сёгуна своему пьющему сыну. Ёсиказу находился на этом посту три года, продолжая пьянство и разгул. Потом на двадцать седьмой день второго месяца 32 года Оэй (18 марта 1425 года) он умер от белой горячки, а Ёсимоти снова пришлось взвалить на себя тяжелую ношу его протокольной должности.

При асикага бакуфу (военном правительстве) сёгун Ёсимицу установил для нескольких специально отобранных кланов вассалов порядок делегирования полномочий, причем выполнение их поручалось исключительно японцам, власть при этом для этих кланов ничем не ограничивалась, зато поощрялось соперничество честолюбивых людей. Он назначал: 1) себя в качестве Кубо Сама (строго императорский титул); 2) официальный санкан или три клана; то есть кланы Буэй (Тиба), Хосокава и Хатакэяма. На выбор предлагался вариант названия в форме канрё (раньше сицудзи) Киото; 3) Сисёку, или четыре канцелярии; Ямана, Иссики, Кёгоку (Сатакэ), Акамацу. На выбор им предоставлялось право возглавить самурай – докоро (военный департамент) в качестве Бетто; 4) представители кланов Такэда и Огасавара по очереди надзирали за деятельностью по разработке кюба (военного искусства); 5) двух представителей Кира – Имагаву и Сибукаву – назначили командующими воинскими соединениями (муся-гасира). Представители дома Исэ заняли пост канцлеров, в обязанность которых входила передача государственных указов (содзя). Их назвали сити-гасира (семеро знатных людей).

Точно такую же форму государственного устройства внедрили в Канто как раз после падения правящего клана Асикага, свергнутого мощным Уэсуги. Восстание Мотиудзи с самого начала возникло в силу поддержки, предоставленной самим сёгуном его влиятельному клану. А тут еще Уэсуги показалось к тому же, будто жители Камакуры собираются действовать в интересах сёгуна Киото.

1. Сам Кубо Сама или канрё.

2. Сицудзи (канрё). Уэсуги из Яманоути числились выходцами из Норифусы, а Уэсуги из Огигаяцу считались выходцами из Сигэаки. Они попеременно занимали предназначенный им государственный пост, а получили известность как Рё-Уэсуги.

3. Санкан; канрё Камакуры вместе с канрё Осю, а также Дэвы. Этих двух деятелей позже причислили к Мицунао, приходящемуся братом Удзимицу.

4. Прославленные Хатигата (восемь знатных людей): Тиба, Кояма, Наганума, Юки, Сатакэ, Ода, Насу, Уцуномия.

Что же касается императора: сам сёгун исчез с передачей полномочий его вассалам. Его полномочия и финансовые средства достались кому попало, а история Асикага представляет собой хронологию непрерывной борьбы за власть сёгуна или наиболее влиятельных вассалов за осуществление этой власти. Притом что такие события оказались пагубными для Киото, для Камакуры все складывалось еще трагичнее. С течением времени прегрешения и диктат великих кланов получили свое повторение в Канто, причем в существенно расширенных масштабах. С падением Мотиудзи сам Канто оказался предоставленным самому себе, и такое положение вещей пошло ему на пользу. Восстановить мир удалось только лишь клану Хидэёси. То был период без малого двух сотен лет неразберихи и смертельных вооруженных схваток между представителями расы, особенно склонных к драке, и при этом почти восемьсот лет гражданское правительство, как оно отличается от военного руководства, никогда не приходило к власти.

Часть вторая

Приключения Сукэсигэ и Тэрутэ

Глава 9

Знакомство Сукэсигэ и Тэрутэ

Так уж случилось, что замок Огури оказался в руинах, а судьба его хозяина представлялась ничуть не в лучшем виде. Пять дней спустя у Уцуномии его самураи получили известие об этом. Приходящиеся двоюродными родственниками его господин и настоятель монастыря Никко Футаара предоставили сомнительное покровительство. Только охота на Сукэсигэ теперь приобретала откровенный и беспощадный характер. Их господин все еще не избавился от лихорадки и оставался очень слабым. Когда родственники Танабэ и Казама убыли со своим господином якобы к Никко-сан, а на самом деле к горячим источникам Кавадзи в горах Сёя провинции Симоцукэ, со стороны брата Мотицуны по имени Томоцуна никаких возражений не последовало. Миновало несколько недель. Лихорадка прошла, болезненные и шаткие шаги остались в прошлом, сменившись протяженными пешими прогулками среди живописных холмов в осеннем убранстве. Таким образом, здоровье его стремительно восстанавливалось. Однажды Танабэ Хэйрокуро предстал перед своим господином. Сукэсигэ обратил внимание на необычайно серьезное выражение его лица. Храбрый воин распростерся в приветствии. «Да соизволит его светлость с пониманием отнестись к недомыслию своего Хэйрокуро. Осознавая тяжкий долг перед своим почитаемым господином, мы договорились дождаться полного его выздоровления и только потом тревожить его своим донесением, а потом ждать распоряжения». – «Ах! – произнес Сукэсигэ, делая глубокий и тяжелый вдох. – Значит, от О-доно все-таки поступали известия?» Хэйрокуро грустно кивнул. Лицо его заливали слезы, а в голосе зазвучал гнев. «Увы! Почтенный господин, причем известия огромной важности». Он подробно рассказал обо всем, что случилось в последний день восьмого месяца. Сукэсигэ резко поднялся. «Вот ведь какой злодей этот Акихидэ! Теперь настало время выполнить призвание О-доно. Этот прохвост должен своей головой расплатиться за гнев легендарного отца нашего. Путь у нас остается только один. На Камакуру!»