Осколки памяти (СИ), стр. 96
– А это? – она вынула из коробочки короткую нитку янтарных бус густого медового цвета.
– Не знаю, любишь ли ты янтарь и с чем его можно носить, я не разбираюсь во всех этих штучках. Но как увидел их, сразу подумал о Янтарном озере.
– Я буду их носить, обещаю.
Ник кивнул и посмотрел на пакет, который Кристина как раз открывала, когда он вошел в комнату. Она развязала ленточку, и ей на колени мягко выскользнул синий шарф из тончайшего натурального шелка, словно вода по рукам заструилась.
– Какая прелесть! – воскликнула она и набросила его на плечи.
– Да, прелесть, точно. Тебе очень идет, – согласился Ник.
– А здесь что? – потянулась Кристина к плоской коробочке изумрудного цвета.
– Здесь? Почему ты спрашиваешь об этом меня! Откуда мне знать? – пожал плечами Ник.
Его ответ вопросом на вопрос прозвучал шутливо, но она заметила, что он перестал жевать и отставил свою кружку в сторону.
Она открыла коробочку и чуть не выронила ее из рук: внутри, на зеленом бархате, лежал серебряный браслет с брелком в форме сердца.
– Нет, – прошептала она, не решаясь дотронуться до подарка. – Этого не может быть. Как?
Ник задумчиво улыбнулся:
– Знаешь, я не был до конца уверен, что поступаю правильно, когда заказывал его.
– Заказывал?
– Да. Это копия, а вовсе не тот самый браслет, который я тебе подарил на озере. К сожалению, тот самый…
– Не надо, пожалуйста, – попросила Кристина. – Не рассказывай. Я все помню сама. Тот самый я бросила с обрыва.
– Да.
– Прости, – едва слышно прошептала она.
Вместо ответа Ник привлек ее к себе и поцеловал.
– Позволишь?
Он вынул браслет из коробочки и застегнул замочек на ее запястье.
– Этот браслет и все, что с ним связано, для меня слишком много значит, поэтому я решил подарить его тебе снова.
Кристина открыла брелок и почувствовала, как ее глаза наполняются слезами.
– Нет-нет, так не пойдет. Я рассчитывал совсем на другой эффект, – Ник вытер ее щеки ладонью.
– Спасибо. Фотографии те же самые.
– Да, все те же, – согласился он.
– Спасибо! – повторила она, закрывая сердечко. – Для меня он тоже много значит.
– Выходит, я все-таки правильно поступил, – счастливо улыбнулся Ник и вдруг спохватился: – А почему ты ничего не ешь?
– Увлеклась подарками, – попыталась оправдаться Кристина, но он отобрал у нее пакет, который она собиралась открыть вслед за зеленой коробочкой, и заставил взять в руки кружку.
– Поешь сначала, раз между делом не получается.
И он пододвинул ей поднос с фруктами, круассанами и тарелочкой творога.
Следующие полчаса они завтракали, слушали музыку и разворачивали подарки, пока Кристина неожиданно не зевнула.
– Спать хочешь? – тут же спросил Ник.
– Немножко, – виновато призналась она, оглядываясь на часы.
– Надо же, уже полдень!
– Да, длинное было утро, – сказал он. – А если учесть, что ночью ты почти не спала…
– Ник! Как ты… – воскликнула Кристина, чувствуя, что щеки ее моментально запылали.
– Прости, Кристи. Я не хотел тебя смутить, – миролюбиво отозвался Ник, стягивая с кресла клетчатый плед. – Иди ко мне.
Он вернул пустые кружки на поднос и отодвинул его подальше в сторону, освобождая место рядом с собой. Кристина свернулась клубочком и положила голову ему на колени.
– Я сейчас замурлыкаю, как сытая довольная кошка, – хихикнула она, устраиваясь под теплым пледом.
Ее веки смыкались после бессонной ночи, пролитых слез и горячего вина, выпитого на пустой желудок. Устав бороться со сном, она сдалась.
– А что? Это было бы здорово, – Ник обнял ее и пошевелился, вытягивая ноги ближе к каминной решетке. – Сам я тебе колыбельную спеть не смогу, увы.
– И не надо. Только не уходи, – сонно пробормотала Кристина.
– А что это за музыка? Никак не могу вспомнить.
– «Утро» Грига.
– А, «Пер Гюнт»! Так красиво…
– Красиво. Ты поспи, Кристи. Я никуда не денусь. А как проснешься, позвоним Миранде, – он помолчал, что-то обдумывая. – Или нет, лучше завтра. Сегодня пусть день будет только нашим… И мы не позвоним, а поедем. Вместе. А то она, пожалуй, с ума сойдет от неведения.
Ник усмехнулся и затих, обнимая Кристину за плечи.
Вместе… Теперь навсегда вместе.
Кристина улыбнулась, слушая ровное дыхание Ника. Сквозь прикрытые ресницы она смотрела на размытые огоньки елочной гирлянды и, уже засыпая, представляла себе перевернутую чашу ночного майского неба, усыпанную звездами. Они мерцали высоко-высоко над ней и падали в ее раскрытые ладони нескончаемым дождем желаний. А она, смеясь, повторяла про себя одно-единственное желание, и знала, что оно уже сбылось.
Вместо эпилога
– Миранда, я забираю ее.
– Кого?
– Кристину.
– Куда забираешь? Ник, ты что, с ума сошел? Что ты собираешься делать? Отвезти ее домой? Ее родители в Вене, а ей сейчас нельзя оставаться одной, ей необходим покой и уход. В Чикаго у нее нет никого, кто мог бы о ней позаботиться, насколько мне известно. И длительный переезд сейчас ей абсолютно противопоказан.
– Я забираю ее к себе.
Миранда недоуменно взглянула на Вуда поверх очков. Но, судя по выражению лица, он и не думал шутить. Однако она все-таки переспросила:
– Как это к себе? К себе домой?
– Да.
– Куда, в Мэдисон?
– Нет. В свой дом здесь, в Хиллвуде.
– Нет, ты точно сошел с ума. Как только освободится соседняя койка, я уложу тебя рядом с Кристиной. Думаю, стоит сделать кое-какие исследования.
Шутка не сработала.
Молодой мужчина, сидящий на белом больничном стуле, оставался совершенно серьезным. Холодная решимость на его лице поколебала все ее доводы, которые она собиралась привести, чтобы не допустить того, чего не следовало допускать с точки зрения профессионализма и разума.
Но кто сказал, что в нем сейчас говорит разум?
Ей слишком хорошо было известно отношение Ника к Кристине, и она прекрасно помнила его состояние, близкое к помешательству, когда Кристина без каких-либо объяснений разорвала их отношения, затем устроила непонятно что на выпускном и исчезла из его жизни на следующий же день.
Миранда не одобряла ее поведения и до сих пор не могла понять. Но в душу к подруге не лезла никогда. А сейчас ей не требовалось заглядывать в душу к Нику, она и без того прекрасно видела, и как врач, и как человек, что никакие доводы не изменят его решения вернуть Кристину любой ценой.
– О ней буду заботиться я, – твердо произнес он. – Ты же сама сказала, что она вне опасности и домашнего ухода ей вполне хватит. Значит, я справлюсь.
– Да, возможно. Но ведь у Кристины амнезия, не забывай, – Ник пропустил этот случайный каламбур Миранды мимо ушей. – Скажи-ка мне, под каким предлогом ты заберешь ее к себе? Кем представишься? Да ты вообще представляешь, что может случиться, когда она тебя вспомнит?
– Еще нет, но кое-какие мысли на этот счет у меня есть.
В глазах Ника промелькнуло странное выражение, и Миранда насторожилась:
– Не поделишься, что ты собираешься делать с девушкой, попавшей в аварию, у которой потеря памяти, многочисленные ушибы и чудовищный стресс, а? Да она даже меня не смогла вспомнить, хотя я не отходила от нее ни на шаг!
Она посмотрела на Ника и тут же отвела взгляд в сторону: выражение его глаз было непонятно ей, а может быть, она не готова была его понять или подсознательно отказывалась понимать.
Миранда встала из-за стола, заваленного бумагами и медицинскими инструментами, и, засунув руки в карманы белого халата, подошла к окну.
– Миранда, я справлюсь. Все будет в порядке. Доверься мне.
Она задумчиво смотрела за стекло. На улице стемнело. Неужели уже вечер близится? Сколько же они с Ником спорят?
Сначала она долго и безуспешно пыталась выпроводить Вуда из палаты, куда поместили ее подругу. Она вспомнила его руки с побелевшими костяшками пальцев, вцепившихся в металлическую спинку больничной койки. Внешне он казался совершенно спокойным, сосредоточенным на том, что она, Миранда, разъясняла ему о состоянии Кристины, но руки выдавали его. Казалось, никакая сила на свете не заставит его оторваться от кровати и выйти отсюда.