У обелиска (сборник), стр. 81
– Благодарю вас, господин штурмбаннфюрер… – Унтер-фельдфебель на миг обернулся к зловещей дыре. – Если бы не вы, меня бы разорвало на куски. Или, в ином случае, я просто свернул бы шею.
– Будьте осторожнее, Ульрих.
Эккехард, ограничившись этой простой фразой, сел на коньке, задумчиво смотря сверху на город. Под крышей пищали слетки стрижей. Взрослые птицы носились высоко в синем небе, пикировали на мошкару, как «Юнкерсы». Экке стащил с головы фуражку, подставляя лицо солнцу. Ульрих огляделся, обнаружил папку и, подняв, уселся рядом. Так они в молчании сидели несколько минут.
– Вам не жалко? – спросил Ульрих.
– Что?
– Взрывать его?
– Нет.
– Вы же не застали его неповрежденным. Его залы…
Он протянул Эккехарду папку, раскрыл ее на, как ему казалось, самых красивых фотографиях интерьеров. Штурмбаннфюрер глянул, едва заметно улыбнулся, пролистал папку и покачал головой.
– После того, как я видел Мариенбург – нет. У древнего замка гораздо больше величия, чем у этой неуклюжей низкорослой громадины.
– Вы побывали в Гитлерюгенде? В Мариенбурге же постоянно проводились слеты…
– Нет. – Эккехард вдруг рассмеялся. – Я уже был слишком взрослым, когда вступление в Союз сделали обязательным.
– Я был год… Почему вы смеялись?
– Представил себя марширующим под барабанную дробь. Ненавижу маршировать. Зато в Мариенбурге было много красивых девушек.
Ульрих отвел взгляд.
– Неужели вам не попалось ни одной? – удивился Экке с легкой насмешкой.
– Я не слишком удачлив в подобных делах.
– Бросьте, вам тут недавно нагадали жену и пятеро детей…
– Вам и про это рассказали? – в досаде бросил Ульрих. – Все это чушь, глупость.
– Может быть. – Барон пожал плечами и поднялся. – Пойдемте вниз. Мне страшно оставлять вас одного на крыше.
– А как вы оказались здесь? – спросил Ульрих.
– Что, не стоило? – полюбопытствовал фон Книгге, улыбнувшись. – Карл ведь вам наверняка говорил. У меня чутье на такие дела.
– Какие?
– Скажем так – на неприятности. И да, если вдруг встретите ту гадалку, что обещала вам жену и детей вместо падения с крыши, застрелите ее. Глотните.
Эккехард извлек из внутреннего кармана мундира маленькую серебряную фляжку с баронским гербом, протянул Ульриху. Тот послушно сделал приличный глоток шнапса, и ему действительно стало легче. Они спустились на верхний этаж. Штурмбаннфюрер сразу отдал приказание ожидающим саперам заняться неразорвавшимся снарядом.
– Найдете что-нибудь необычное, сообщите, Ульрих. Я равнодушен к живописи, но все остальное мне интересно.
И ушел в подвал, где основная команда минеров высверливала в толстых несущих стенах полости для закладывания взрывчатки.
Ульрих задумался. Неприязнь к Эккехарду вдруг улетучилась. Да и сам эсэсовец перестал проявлять к унтер-фельдфебелю презрительное отношение.
Марта стояла на высоком берегу, смотрела на Вислу. Синие волны плескались в ее глазах. Платье, ультрамариновое с алым, словно впитавшее предвечерние цвета, волновал летний ветер. Каролина сидела немного в стороне, отвернувшись от реки. Ей открывался вид на замок, но она не глядела на него, опустив голову в задумчивости. В сердце поселилась тянущая боль. Петр принес трагическую весть. Табор Каролины заметили на Центральном вокзале. Но погрузили их не в вагон, а загнали тесно в большой грузовик. Куда увезли, проследить не удалось. По описанию Каролина в командующем погрузкой опознала Эккехарда. Она сидела и корила себя хуже, чем не так давно это сделала Мартуша. Пошла на уступку врагу, думая, что спасает. Но судьба не прощает слабости и трусости. Сквозь слезы она смотрела на линии на ладонях и не понимала, почему ничего не меняется. Может быть, что-то еще можно исправить? И она что-то должна сделать?
– Когда они хотят взорвать замок? – нарушила она тишину.
– Я не знаю точной даты. Но слышала краем уха, что должны управиться за неделю. Саперные работы ведутся уже три дня. Времени остается мало.
– Я должна забрать ключ…
– Ты не сможешь. Надо выманить оттуда Эккехарда.
Каролина промолчала. Она чувствовала себя ужасно виноватой.
– Фройляйн Марта?
Обе обернулись с таким видом, будто с ними заговорило приведение. Узнав Каролину, унтер-фельдфебель нахмурился.
– Значит, это была настоящая цыганка? Вы обманывали меня?
– Цыгане тоже люди, господин Ульрих, – жестко ответила Марта. – Каролина моя названая сестра. Нравится вам это или нет. И я не позволю никому причинить ей зло.
– Но я верил вам. Я…
– Теперь не верите?
Ульрих смешался.
– Вы… вы совсем не рады мне? Или уже не ожидали увидеть? Ваша гадалка действительно может прочесть судьбу?
– Может, господин Ульрих. Но она не хотела вас огорчать.
– Огорчать?! – воскликнул он возмущенно. – Я был на волосок от гибели. Неужели нельзя было предупредить? Или я вам настолько противен?
– От судьбы еще никто не уходил. В предупреждении нет никакого смысла…
– Но я остался жив! Жив, черт вас побери!
– Каким же образом? – холодно спросила Марта.
Ульриха все больше душила обида и ярость. Барон однозначно угадал – эта особа использовала его.
– Два дня назад я поскользнулся на замковой крыше, чуть не упал в колодец, где лежал не разорвавшийся с тридцать девятого года авиаснаряд. Но я успел зацепиться…
– Значит, вы везунчик, господин Ульрих, – презрительно бросила Марта, больше не скрывая своих настоящих чувств.
– Меня вытащил господин Эккехард… Он был чертовски прав насчет вас, панна Марта…
– Как Эккехард?! – Каролина подскочила на месте. – Расскажите, прошу!
Ульрих растерялся. Порыв и тон цыганки пригасили его злость.
– Сказал, что почувствовал неприятности и пошел за мной на крышу. Промедли он секунду, я бы сорвался и упал прямо на снаряд.
– Дайте, пожалуйста, свою руку.
– Да вы в своем уме?!
– Пожалуйста!
Увидев слезы на ее лице, Ульрих окончательно смешался, подал ладонь. Каролина изучила линии. Пораженная и растерянная одновременно, она обернулась к Мартуше.
– Он изменил судьбу. Смерть отодвинута на неопределенный срок…
– Как такое возможно?
– Объясните, что происходит! – Ульриху показалось, что он сходит с ума.
– Расскажи ему, Мартуша, – попросила Каролина.
Полька нахмурилась.
– Нет. Господин Ульрих этого не заслужил. Он теперь считает господина Эккехарда своим другом. Что ж, может быть, вы действительно достойны его дружбы.
– Знаете, что я могу с вами сделать?! – взорвался Ульрих.
– Ничего. Вы слабый. Уходите, пока с вами ничего не сделали.
Унтер-фельдфебель уставился на направленный ему в грудь пистолет. Мартуша держала оружие уверенно в своей небольшой, казалось, такой хрупкой руке. И он попятился, снова ощущая себя безвольным, ни на что не способным ученым, полуслепым слизняком.
Первым его порывом было пойти и рассказать все барону. Но Ульрих решил, что тот снова начнет относиться к искусствоведу с презрением. За три дня, проведенных в замке польских королей, они удивительно сработались. Команда Ульриха осматривала зал за залом, выстукивая в стенах пустоты, разглядывала под лупой подозрительные трещины на стенах, дощечки и узор сохранившегося местами паркета. После них следовали люди штурмбаннфюрера, мрачные и молчаливые. Высверливали в стенах дыры и к вечеру пачкались в штукатурной и кирпичной пыли, как пекари – в муке. Но каждое утро они приходили чистые и опрятные. Фон Книгге они боялись и беспрекословно слушались, как натасканные собаки. В перерывах и при осмотрах залов Ульрих рассказывал Эккехарду, как тут все было в тридцать девятом году. Он помнил и без своей папки все произведения искусства, увезенные отсюда. У каждого из них была история. Ульриху казалось, что штурмбаннфюреру интересно слушать – он был внимателен, задавал вопросы. Но все кончилось на следующий день – первого августа.
6. Падение
Август, 1944 год