Мадемуазель Шанель, стр. 37

О своем давно потерянном отце и братьях я и не вспомнила. Прошло слишком много времени, как мы не виделись, и не было причин притворяться, будто у нас есть что-то общее, кроме кровного родства.

Главное, чтобы остались в живых мой племянник и Бой, и мне было все равно, кто погибнет вместо них.

Весной 1915 года Бой прибыл на побывку после почти целого года отсутствия, худой, изможденный, но живой. Сразу завалился спать и проспал как убитый почти двое суток, а когда проснулся, тут же заявил, что после войны он обязательно напишет книгу о том, что пережил. Он сказал, что назовет ее «Размышления о победе», достал из брезентового вещмешка томики Наполеона, Бисмарка и Салли и положил эти потрепанные, испачканные окопной грязью книги на кровать. Он читал их, когда рвались бомбы и ядовитый газ заполнял траншеи. Закрыв лицо руками, я расплакалась, и на душе полегчало: со слезами меня покинул страх и тревога за него.

— Ну не надо, не надо, моя Коко, — бормотал он, обнимая меня, — успокойся, моя храбрая львица. Терпеть не могу, когда ты плачешь, кто угодно, только не ты.

Бою дали всего несколько недель отпуска, а потом он должен был возвращаться на фронт, и эти несколько недель он предложил провести в Биаррице, курортном городе неподалеку от испанской границы и, в общем-то, не очень далеко от По, где мы с ним полюбили друг друга. Испания отказалась вступать в войну, и беззаботность с примесью некоторой тревоги смягчала атмосферу курорта, где отдыхали аристократы, дельцы черного рынка, скучающий haute monde и ищущие развлечений отпрыски богатеньких родителей, для которых страдания тысяч людей были не более чем досадное недоразумение.

Бой нуждался в серьезном отдыхе, и я не обращала внимания на его причуды, на его расточительность в это время всеобщего отчаяния. Мы танцевали до упаду в «Мирамаре» и «Отеле дю Пале», ездили в Сен-Жан-де-Люз по дороге вдоль побережья на новеньких, сверкающих хромом автомобилях. Устраивали пикники на берегу с нашими новыми знакомыми: наследником сахарных заводов Константином Сэ и его знаменитой любовницей-примадонной Мартой Давелли. Лебединой шеей, загадочными черными глазами и широким ртом Марта чем-то неуловимо напоминала меня. Она настаивала на том, чтобы я по ее примеру коротко подстриглась, и тогда, надев одинаковые платья, мы могли бы дурачить своих любовников. Я поддалась на ее уговоры, но позволила подстричь свои волосы только до плеч. И когда мы вошли в казино в похожих белых платьях и с жемчугом на шее, Бой нарочно поцеловал не меня, а ее, а потом повернулся ко мне с шаловливой улыбкой:

— Здравствуйте. Позвольте узнать, с кем имею честь?

Ему надо было только отдыхать, ничего больше. Марта крепко подружилась с нами и стала моей клиенткой, но у меня и в мыслях не было, что наша поездка даст мне что-то еще, однако как-то вечером, незадолго до отъезда Боя в Париж, а оттуда опять на войну, она вдруг заговорила:

— Почему бы Коко не открыть магазин в Биаррице? Закончится эта противная война, и сюда повалят толпы народу. Цены на недвижимость здесь растут быстрее, чем на бензин. После ее успеха в Довиле она здесь наверняка удвоит или утроит свою клиентуру.

Бой внимательно посмотрел на меня сквозь облако табачного дыма, плавающего над нашим столиком. Мы уже успели изрядно выпить шампанского, и я плохо соображала. Когда мы с ним шли до нашего номера в отеле «Мирамар», у меня было такое чувство, будто я плыву в каком-то пузыре. И раздевать меня пришлось тоже ему.

Уже погружаясь в пьяный сон, я вдруг услышала его голос:

— А знаешь, это неплохая идея.

2

Мой maison de couture [24] в Биаррице должен был стать piece de resistance, [25] первым на этом курорте домом моды в самом центре города, на улице Гардер, в здании, похожем на замок, которое называлось вилла «Ларральд». Фасадом оно выходило на казино, и мимо него пролегал путь на пляжный променад — местечко лучше не придумаешь, оно наверняка должно бросаться в глаза самым богатым отдыхающим. Чтобы удовлетворить их интерес к новинкам и модным фасонам, надо было предлагать образцы одежды наивысшего качества, но при этом я не должна была поступаться своими принципами простоты и практичности. Однако в Европе бушевала война, и достать нужные ткани было проблемой.

— Я свяжу тебя с поставщиками шотландской шерсти, — сказал перед отъездом Бой, положив на мое имя в банк внушительную сумму. — Свяжись также с братьями Бальсана в Лионе. Их текстильные фабрики производят много тонкого черного сукна для нужд армии. Бальсан всегда предлагал тебе помощь. Пусть это будет его вклад в твое дело.

Похоже, Боя не волновало, что мы извлекаем выгоду в то время, когда кругом царит разруха и хаос. Меня беспокоил моральный аспект такого предприятия, а еще я сомневалась: смогу ли управлять сразу тремя заведениями, не говоря уже о проблемах доставки товаров, когда кругом идут боевые действия. Бой отбросил мои сомнения, как несущественные:

— Войну начала не ты. И всякий, кто может, ищет в ней свои выгоды, почему нам нельзя? Уж я-то точно намерен выйти из этой катастрофы более богатым, чем когда все начиналось. Если честно, если не мы, так другие, а уж они-то стараются вовсю.

Я связалась с Бальсаном, и он с готовностью пообещал прислать все, что мне нужно, и предоставить также в мое распоряжение семейные запасы шелка. С его помощью я нашла фабриканта по имени Родье, выпускающего сырье для джерси, из которого шили белье для спортсменов. Его образцы оказались грубоваты, вызывали зуд, и у него осталось приличное количество нереализованного материала, который он безуспешно пытался продать. Я запросила все, что у него есть, и заказала еще. Из образцов присланной им кремовой и бежевой ткани я изготовила несколько пальто сюртучного покроя с достаточно скромной вышивкой на рукавах и с подкладкой из шелка, присланного Бальсаном. Пальто разошлись за несколько часов. И вскоре прибыл мой второй заказ. Я предложила Родье добавить в ткань для мягкости немного хлопка и выкрасить ее в коралловый, небесно-голубой, серый и светло-желтый цвета. И разработала новые фасоны платьев, кардиганов и пальто. Некоторые из них были сшиты из шерсти, полученной благодаря Бою, а воротники и манжеты были отделаны относительно доступным мехом, например кролика, белки или скунса. В то время импорт меха из России или Южной Америки был затруднен, да и вообще, использование шкур местной выделки поддерживало отечественного производителя. Для этих ансамблей я специально разработала новую линию самых разных замшевых и фетровых шляпок, с бархатной и черной шерстяной лентой и с булавками с искусственным жемчугом.

Спрос был такой, что я едва успевала удовлетворять его. Заказы приходили даже из Мадрида, поскольку испанские аристократки вернулись из Биаррица домой с чемоданами, набитыми моими изделиями, а снедаемым завистью знакомым указали на мой магазин. Был даже большой заказ от королевской семьи Испании, с фотографиями инфант, гуляющих по Эль-Прадо в моих платьицах и пальто.

Я наняла шестьдесят швей и послала Антуанетте распоряжение срочно подыскать себе на улице Камбон замену и как можно скорее приехать в Биарриц. Написала и Адриенне, но она так и не решилась, потому что Морису как раз дали отпуск с фронта. Я разозлилась — нашли, мол, время давать отпуска — и стала искать кого-нибудь из местных, кто мог бы присматривать за работой девушек.

Явилась мадам Дерэ, ну точная копия Люсьены, ветеран профессии, властная, требовательная, несгибаемая и неутомимая. Разногласия у нас возникли с первой минуты знакомства, когда она подвергла критике мои модели за их бесформенность. И я не задумываясь взяла ее к себе. Она, в свою очередь, оказалась очень полезна и, приняв на себя командование, железной рукой навела порядок. Ей приходилось кормить многочисленную родню, разных там двоюродных сестер и тетушек, которые потеряли мужей на войне. Жалованье я положила ей приличное, но пообещала прибавить, если она увеличит выпуск готовой продукции. И ей это с блеском удалось. Она работала даже больше, чем я сама: осваивала новейшие швейные машины, осуществляла руководство огромным отрядом швей, воплощавших мои идеи в готовый продукт, и одновременно лично контролировала примерку каждой клиентки, чаще всего первой появлялась на работе и последней уходила. Мы с ней так и не подружились, но я доверяла ей больше, чем всем остальным своим premieres, и полагалась на нее во всем, потому что знала: если мне понадобится уехать из Биаррица по делам, мой дом моды останется в надежных руках.