Остаться твоей (СИ), стр. 52

Глупышка. Дурочка моя. Почему ты мне сразу ничего не сказала? Почему не доверилась. Да я бы все сделал для тебя… Неужели я не заслужил хоть каплю доверия? Любит… Разве, когда любят, могут причинять такую боль? Нет, я понимал ее, в какой-то степени. Может, она действительно стыдилась себя, своего прошлого. А этот ублюдок раз за разом, на протяжении всех этих лет не давал ей забыть его и ее, якобы, вину. Я все это понимал, но все равно злился. А когда она мне сказала про Францию…

Я думал, что переболел ею. Нашел лекарство. Ни хрена, мать вашу! Я все так же неизлечимо болен. Подыхаю от желания обладать и быть с нею рядом. А она мне про Францию… Лучше бы сразу убила меня к чертовой матери. Не смогу я без нее. Думал, что смогу, на фиг не нужна. Но, как только увидел, прикоснулся, вдохнул запах… И понял, что пропал. Сам себя обманывал весь последний год.

Но все это не отменяет того факта, что она сука. Как бы там ни было.

Через час вся бутылка была выпита, и вторая опустошена до середины. Последней связной мыслью было, что я никуда не отпущу Милену. Ни в какую сраную Францию она не поедет, только если вместе со мной.

Проснулся от того, что дико хотелось пить. Со стоном принял сидячее положение и понял, что уснул за столом в своем кабинете. Голову тут же пронзила головная боль. Я застонал вслух.

— Доброе утро, Константин Анатольевич.

С трудом разлепил глаза и увидел, что на диване сидит Давид, начальник СБ. Вокруг меня куча пустых бутылок, фантиков от чипсов и всякой дряни. А почему это он на диване, а не я? И с чего такой свежий?

— А? — тупо переспросил я, хотя вопросов и не было. Сучок жестко усмехнулся, видя мое состояние.

— Б! Знаете, звонки от пьяного начальника в три утра меня не заводят, да и жену мою тоже. Вот то, что Вы просили.

И положил на стол еще одну папку. Я налил себе в стакан воды и жадно осушил его до последней капли. Тем временем Давид тихо вышел за дверь, я даже не успел его поблагодарить, хотя в упор не помню за что. Бросил взгляд на часы, 5 утра. Тело затекло от неудобной позы, и я сделал маленькую зарядку. Открыл окно, чтобы проветрить запах амбре из кабинета, и закурил сигарету.

С любопытством подошел к столу и посмотрел на лежащую на нем папку. В правом ее углу была надпись — Полякова М.С. Нервно облизал губы и схватил папку со стола. Открыл первую страницу и тут же застыл в ужасе. Это была фотография моей девочки, на больничной койке…Только на ней не было ни одного живого места. Я читал и постепенно холодел от прочитанного. У меня мелко начали дрожать руки от увиденного. Множественные ушибы и ссадины, переломы, швы… Боже, только не это. Маленькая моя… Через какой же ты прошла ад. Эти месяцы реабилитации… и все одна…

Сука, я ненавижу ее дохлого муженька! Прикрыл папку и положил обратно на стол. Пытался взять себя в руки… Но не смог. Схватил кресло и запустил им в стену. Сбросил все со стола…

Снова разгромил свой кабинет, и мне стало капельку легче. Но душевной боли не убавилось ни на грамм. Среди всего этого хаоса сел прямо на пол и достал сигареты. Руки и костяшки пальцев снова сбиты в кровь. Но мне похрен. Это ничто по сравнению с тем, через что пришлось пройти Милене… Звала ли она меня на помощь???

Привалился к стене и ударился пару раз затылком. Прости меня, подумал я. Я должен был защищать тебя…

Глаза снова наткнулись на папку, и, собрав всю волю в кулак, я решил дочитать все до конца…

Я тарабанил в дверь руками и ногами. Мне нужны ответы. За ней послышался шум и шаги. А через пару секунд передо мной открылась и сама дверь. Девушка и пискнуть не успела, как я уже прошел в квартиру из коридора. Тут же попал в кухню, где и закурил.

— Костя, что ты… Я не понимаю… — хриплым ото сна голосом спросила Милена.

Закрыл глаза и сделал глубокую затяжку. Повернулся к ней лицом, жадно рассматривая ее. Тогда в кабинете я и не заметил, что она очень похудела, и ее черты стали более острее, а в глазах, на самом их дне, плещется печаль.

Я собрал всю волю в кулак и задал главный вопрос.

— Это был мой ребенок, Милена? — с надрывом и болью спросил ее.

Лицо девушки скривилось от боли, а на глаза выступили слезы. Ей не нужно было ничего произносить вслух, я все понял сам. В этот момент одна частичка моего сердца умерла, вместе с нашим не родившимся ребенком.

Глава 37

КОСТЯ

Осознание этой трагедии снова выбило почву у меня из-под ног. Мой ребенок мертв. Он никогда не знал меня. Его глаза не видели этот мир. Его убил грёбанный ублюдок. Во мне поднялась волна бессильной ярости. Я отвернулся и облокотился на подоконник, сжал края руками так, что костяшки пальцев побелели. Обессилено опустил голову на грудь. На кухне было слышно только мое хриплое и шумное дыхание. Услышал тихие шаги, Милена вышла из кухни и закрыла за собой дверь.

Глаза защипало, и одинокие слезинки потекли из глаз. Я оплакивал нашего малыша. Грудь разрывало от боли так, что становилось трудно дышать. Пришлось закусить губу, чтобы не закричать от душевной боли. Такое ощущение, что еще пару секунд, и она просто раздерет меня на части. Резко развернулся и впечатал кулак в стену. Снова и снова, заново разбивая костяшки.

Немного успокоившись, насколько возможно в этой ситуации, я закурил и подумал о Милене. О женщине, потерявшей ребенка. Она сама прошла через все это…

Смыл кровь с рук холодной водой и пошел в комнату. У Милы была однокомнатная квартира, найти ее не составило никакого труда. Девушка сидела спиной ко мне, в кресле. В руке была подкуренная сигарета, которую она периодически подносила ко рту.

Я подошел ближе и встал напротив нее у стены. Взгляд ее был рассеян, мыслями она явно была не здесь. А у меня сердце защемило от нежности к ней… И в то же время я гордился ею. Гордился своей девочкой, она такая сильная. Ничто ее не сломало. Она выстояла и пережила.

— Почему ты мне не сказала? — нарушил я молчание. Девушка вздрогнула от звука моего голоса, но в мою сторону не повернулась.

— Смысл? Я узнала, что беременна…Точнее, узнала, что ребенка из меня просто вырежут, тогда, когда Виктор меня избил. Я ничего не могла с этим поделать… — отрешенно ответила она.

— А после? После, Милена, почему ты не сказала? Да, черт, хоть бы позвонила! — не смог сдержать эмоции и повысил тон.

— И ты бы стал слушать, Зарецкий? — в ее голосе слышалась неприкрытая усмешка, — что-то несколько дней назад ты и слышать меня не хотел.

Стиснул челюсть. Она была права.

— Как ты справилась с этим? С болью? — хрипло спросил ее.

И тут внезапно Милена посмотрела на меня. От ее взгляда по телу пошли мурашки, столько в нем было страдания.

— А кто тебе сказал, что справилась? — и мы оба замолчали.

Милена снова отвернулась в сторону, а я смотрел на ее профиль. И тут, краем глаза, я заметил чемоданы, стоявшие в углу. От мысли про Францию мне снова стало хреново.

— Ты никуда не едешь!

Это был не вопрос и не предложение, а лишь констатация факта. Милена усмехнулась.

— Еду. Через два дня у меня самолет. Все решено, — спокойно ответила она. Это был голос человека, который уже все для себя решил.

— Нет. Не едешь, Милена. Я не собираюсь второй раз наступать на одни и те же грёбанные грабли. Ты моя, хочешь ты этого или нет, но как я сказал, так и будет. Поняла меня?! — девушка никак не отреагировала, а мое сердце обливалось кровью от мысли, что она уедет. Подошел и сел возле нее на корточки. Обнял за талию и положил голову ей на колени.

— Я не смогу без тебя, Милая. Я просто подохну или кинусь под шасси самолета. Ты же сказала, что любишь…Дай нам шанс, пожалуйста… Не убивай меня, еще раз… я больше не выживу.

К концу мой голос стал еле различимым шепотом, а руки грозились оставить синяки на ее нежной коже. Почувствовал ее робкое прикосновение к своим волосам, и мне стоило огромных усилий, чтобы не взорваться прямо здесь и сейчас. Ее близость всегда была моим сексуальным катализатором. Когда она заговорила, то в ее голосе слышались слезы. — Люблю, Костя. Всегда любила. Но разве мы можем быть вместе после всего этого… После того… после того, как я… Разве ты сможешь когда-нибудь захотеть меня? — я резко поднял голову, а Милена закрыла лицо руками.