Прошлое нельзя изменить (СИ), стр. 22

Договорить мне не дал удар по руке с ложкой. Ее содержимое вывалилось на пол, а я чуть не рассмеялся. У меня получилось!

- Будешь есть сам?

Еще один взгляд полный ярости.

- Ты… все из-за тебя. Ты лишил меня всего: чести, друзей, дома, здоровья, так добей уже и успокойся! - Лириса буквально трясло, а в его крике было больше отчаянья и боли, чем злобы.

- Чести лишить нельзя. Честь – это то, что у человека вот здесь, - я приложил ладонь к его груди, - и вот здесь, - ладонь легла на лоб, но Лирис мотнул головой, сбрасывая ее. – От моих действий пострадала твоя репутация, но не честь. Друзей у тебя не было, кроме Ченча, иначе в трудную минуту они оказались бы рядом. А в его гибели я действительно частично виноват, но он сам сделал свой выбор, шагнув навстречу твоей смерти. Дома я тебя не лишал - замок ваш сам по себе давно разваливался, - так что тут спасибо твоим предкам и войне, а если ты про ту халупу, в которой я вас с Ченчем нашел, так сами ваши светлые боги были против того, чтобы вы там оставались. Здоровье - вот тут каюсь. Моя вина. И я сделаю все, чтобы поставить тебя на ноги. А насчет «добить» – не надейся. Жить будешь, даже если мне придется тебя с того света доставать.

Выговаривая Лирису, я слишком близко наклонился к нему, за что и получил: коротко размахнувшись, он врезал мне кулаком так, что я отлетел от него на пару шагов и приземлился на пятую точку, больно ушибив копчик. Потерев челюсть, я убедился, что она не сломана, а взглянув на красного от ярости Лириса, сжимающего кулаки, словно он готов вновь броситься в драку, невольно улыбнулся.

- Вот таким ты мне больше нравишься.

От моих слов Лирис растерялся. В его взгляде я четко прочел сомнение в моих умственных способностях. Пока он думал, псих перед ним или нет, я поднялся и вернулся к столу.

- Тебе нужно поесть, иначе будешь слаб и не сможешь отдать последние почести своему другу, Ченчу, а он такого отношения к себе не заслужил.

Вот тут в глазах Лириса мелькнули слезы, и он часто заморгал, пытаясь их скрыть. Я понял, что при мне он плакать не хочет, а потому вышел, пообещав вернуться через полчаса.

- И чтобы к моему приходу тарелки были чистыми.

Спустившись вниз, я заказал себе ужин, присел у дальней стены и быстро проглотил все, что мне подал слуга. Вместо получаса я отсутствовал почти пятьдесят минут, давая Лирису время успокоиться, а потом поднялся наверх, застав его сидящим у окна и глядящим на звезды.

- Давай-ка спать, - мягко толкая кресло, я завез его в спальню и подкатил к кровати, – сейчас я помогу тебе лечь, только скажи мне, надо ли тебе что-нибудь на ночь приготовить? И не стесняйся.

- Надо: стакан воды и ночной горшок поставь так, чтобы я мог до них дотянуться, надень на меня трусы и подложи… - Лирис ненадолго замялся, но потом все же продолжил: – Подложи в них одну из прокладок, что лежат вон в той серой сумке, стоящей в углу, возле двери.

Взяв указанную сумку, я заглянул в нее и вытащил аккуратно сложенную продолговатую полоску ткани. Повертев ее в руках, я прикинул, зачем она может быть нужна, а когда понял, смутился. Ченч еще на корабле говорил о том, что только через год Лирис начал контролировать свои естественные нужды, но только сейчас я понял, о чем шла речь: эти тряпки были нужны, чтобы не пачкать брюки, если вдруг опять случится что-то вроде того. Сколько же нужно было смелости, чтобы признаться в своей слабости чужому человеку и позволить ему ухаживать за собой столь… интимно.

Надевая на Лириса белье и пристраивая в нем эту тряпичную прокладку, я наблюдал за рыцарем, а он лежал, отвернув покрасневшее от стыда лицо, прикусив губу и зажмурив глаза, принимая мою заботу о себе. И тут я вспомнил еще об одной детали, только сегодня упомянутой Ченчем.

- А массаж, растирания или растяжку делать не надо? - Лирис так отчаянно затряс головой, отказываясь, что я понял: сегодня на этом лучше не настаивать. - Хорошо, тогда спи, а я лягу в соседней комнате, на диване. Если что – зови, сплю я достаточно чутко.

Ночью я несколько раз беспокойно просыпался, прислушиваясь к тишине, но Лирис меня не звал, а зайти к нему сам я так и не решился, хотя пару раз слышал тихие вздохи и всхлипы, словно он плакал. Утешение от меня он сейчас не примет, так зачем же лишний раз бередить ему душу. Пусть выплачет свое горе, глядишь, легче станет.

Утром я быстро омыл Лириса, не слушая его возражений, помог ему одеться, не забыв обязательную деталь «одежды», прилагающуюся к белью, и вынес на руках наружу, где нас уже дожидался наемный экипаж.

Церемония на кладбище была скромная: местный жрец светлых богов быстро прочел молитву за упокой светлой души Ченча, после чего гроб зарыли, водрузив над могилой памятную плиту с именем. Все время, пока длились похороны, я держал Лириса на руках, не слушая его возражений, мотивируя это тем, что его кресло и остальные вещи уже отправлены на корабль. Постепенно Лирис смирился с тем, что я таскал его на руках, и затих. Над могилой он не проронил ни слезинки, но утром его глаза довольно красноречиво рассказали мне, что ночью он не спал так уж спокойно, как пытался мне показать.

Потом был порт, куда нас отвез все тот же возница. К причалу Лириса я тоже нес на руках, а там его ожидало новое потрясение, на этот раз приятное. Сначала мы услышали ржание недовольного чем-то коня, а когда я вышел на площадь перед пирсом, то перед нами открылась вполне предсказуемая картина: упрямый серый жеребец не желал загружаться на какую-то плавучую посудину. Два парня тянули его за повод, пытаясь заставить подняться по сходням на борт, но пересилить боевого коня не могли.

За всеми этими событиями я совершенно забыл о жеребце, за которым пришлось смотаться в те проклятые горы, и вот теперь Лирис вновь встретился со своим другом.

- Бурелом! – полный отчаяния крик рыцаря прозвенел в воздухе, и жеребец, развернувшись на месте, тут же устремился к нам. Он, красуясь, высоко поднимал ноги, а те двое парней, так и не отпустившие повод, теперь тащились за ним по земле, поднимая пыль и собирая всю грязь, скопившуюся на пирсе, боги знают за сколько времени. Вряд ли тут ежедневно подметали. - Бурелом...

Конь нежно фыркал в лицо Лирису, а тот целовал его, умывая собственными слезами. Парни, недовольно ворча, стояли рядом и отряхивались.

- Свободны, ребята, - сказал я им. – Теперь этот конь сам на корабль пойдет.

Так оно и получилось: Бурелом сам пошел следом за нами, а оказавшись на палубе, замер там, где сказал ему Лирис. Здорово он это копытное чудище натаскал. Возле пещеры конь меня, помнится, тоже пытался копытами достать, когда я отвязал его от дерева, чтобы он смог найти себе воду и пищу. Хорошо, что упавший хозяин интересовал его больше, чем его неверный спутник.

Устроив своего рыцаря в каюте, где уже находились все наши вещи, я вышел на палубу, чтобы отвести коня в предназначенное для него место. Тут пришлось немного повозиться, выясняя, кто кого переупрямит, но все же я справился. Потом, правда, пришлось нести Лириса, чтобы он смог посмотреть на то, как устроили его серого зверя, но это были уже мелочи, не стоящие внимания.

Судно отчалило ровно в полдень, и я испытал ни с чем не сравнимое облегчение. Наконец-то светлые земли останутся позади. Еще немного - и мы будем дома.

Глава 6

 - Где ты его нашел? – это был первый вопрос, с которым ко мне обратился Лирис, стоило нам спуститься в трюм, где было отведено место для Бурелома. Своего рыцаря я нес на руках, но это ничуть не тяготило меня.

- Там же, где оставил. Он жил в той горной деревне, где мы останавливались в последний раз. Сам пришел. У него шрамы остались от глубоких ран на боку и на груди. Видимо, он защищал тебя от воинов Риша Харста, вот они его и изранили.

Лирис после моих слов содрогнулся всем телом, словно от холода.

- Бедный Бурелом.