Копи царя Соломона. Приключения Аллана Квотермейна. Бенита (сборник), стр. 86

Жизнь коротка! Она скоро пройдет и покинет нас!

Горькое заблуждение, сон, от которого мы не можем проснуться, пока тихо подкрадется смерть и настигнет нас утром или ночью!

Ах, мир так прекрасен на заре, на заре, на заре!..

Но красное солнце утопает в крови… утопает в крови!»

— Скорее, Куртис! — прошептал я в середине песни.

— Нилепта, — прошептал сэр Генри (мои нервы были так напряжены, что я слышал каждое слово), — я должен поговорить с вами сегодня ночью. Не откажите мне, прошу вас!

— Как я могу говорить с вами? — ответила она, глядя на него. — Королевы не свободны, как обычные люди! Я окружена, за мной наблюдают!

— Нилепта, в полночь я буду ждать вас в тронном зале, у статуи Радемеса. Макумазан и зулус будут нас охранять. О, моя королева, не откажите мне!

— Не знаю, — пробормотала она, — завтра…

Музыка оборвалась, и Зорайя повернула голову.

— Я приду! — быстро сказала Нилепта. — Ради всего святого, не обманите меня!

Глава XVI

У статуи Радемеса

Стояла темная ночь, и в городе царила глубокая тишина. Тайком, словно злоумышленники, сэр Генри, Умслопогас и я пробирались ко входу в тронный зал. Часовой загородил нам дорогу, но, увидев пропуск, который мы получили как королевские офицеры, опустил копье. Благополучно достигнув пустого зала, мы разбудили эхо звуком наших шагов. Словно призраки, скользили мы по огромному залу, придавленные мертвой тишиной. Лучи полной луны, проникая через окна, ложились причудливыми узорами на черный мрамор пола. Серебристый луч упал на статую спящего Радемеса и склоненного над ним ангела, озарив прекрасные черты мраморного лица.

Мы с сэром Генри остановились у статуи, а Умслопогас в нескольких шагах от нас, в темноте, так что я мог различить только очертания его фигуры, опиравшейся на топор. Мы ждали так долго, что я задремал и проснулся от звука, доносившегося издалека, словно статуи, стоявшие вдоль стен, начали шептаться. Это был легкий шелест женской одежды и звук мягких сандалий, который все приближался. Зулус поднял руки в знак приветствия, и Нилепта очутилась перед нами.

Как прекрасна она была в свете месяца! Рука ее была прижата к сердцу, и белая грудь тяжело дышала. Легкая ткань скрывала ее прелестное лицо, а как известно, красота становится еще привлекательнее, если наполовину скрыта. Застывшая в нерешительности, кроткая и тихая, Нилепта скорее походила на ангела, чем на живую, любящую женщину.

Мы низко склонились перед ней.

— Я пришла, — прошептала она, — но это большой риск! Ты знаешь, как меня стерегут! Жрецы шпионят за мной, Зорайя следит за мной, охрана не спускает с меня глаз, и даже Наста сторожит меня! Пусть сторожит, — она топнула ногой, — я женщина и сумею провести его, я королева и сумею отомстить за себя! Пусть сторожит! Вместо того чтобы отдать ему мою руку, я возьму его голову! — она закончила свою речь легким рыданием, потом очаровательно улыбнулась нам и засмеялась. — Ты просил меня прийти сюда, лорд Инкубу (так сэр Генри просил называть себя). Вероятно, у тебя есть государственное дело, ведь ты вынашиваешь великие идеи и планы для блага моего народа. Как королева, я должна была прийти к тебе, хотя боюсь темноты! — Она снова засмеялась и бросила кокетливый взгляд на сэра Генри.

Я подумал, что государственное дело неудобно слушать непосвященным и хотел отойти, но Нилепта не позволила мне, боясь неожиданности, поэтому я невольно слышал каждое слово.

— Нилепта! — воскликнул сэр Генри. — Ты знаешь, о чем я хотел говорить с тобой! Не время шутить, Нилепта, я люблю тебя!

После этих слов ее лицо изменилось: сменив кокетство, любовь озарила его новым светом и сделала похожим на лицо мраморного ангела. Мне пришло в голову, что пророческий дар Радемеса внушил ему сделать ангела похожим на его преемницу, королеву Нилепту! Вероятно, сэр Генри также подметил это сходство и был поражен им, потому что, посмотрев на Нилепту, перевел взгляд на озаренную лунным светом статую.

— Ты говоришь, что любишь меня! — сказала тихо Нилепта. — Я хочу тебе верить, но как я могу знать, что ты говоришь правду? Хотя я ничто в глазах лорда, — продолжила она с гордым смирением, приседая перед ним, — лорд происходит от чудесного народа, перед которым мой народ — глупые дети, а я его глупая королева! Но если я начну биться, то тысячи копий сверкнут за мной, как звезды на небе! Хотя в глазах лорда моя красота незначительна, — она подняла свою вуаль, — но мой народ считает меня красивой, и много знатных сановников ссорилось из-за меня! Они гонялись за мной, как голодные волки за оленем… Пусть Инкубу простит, если я надоедаю ему, но он сказал, что любит меня, Нилепту, королеву Цу-венди! На это я отвечу ему, что хотя моя любовь и моя рука не имеют большой ценности в глазах Инкубу, но их не так легко получить! О, как я могу знать, что ты действительно любишь меня? — воскликнула она вдруг звонко. — Как я могу знать, что не надоем тебе и ты не уедешь домой, оставив меня в отчаянии? Кто скажет мне, что ты не любишь другую, прекрасную, неизвестную мне женщину, на которую теперь также льет свои лучи серебристый месяц? — она протянула свои руки вперед и вопросительно посмотрела на сэра Генри.

— Нилепта! — обратился к ней сэр Генри. — Я люблю тебя! Как могу я сказать, насколько сильна моя любовь? Разве любовь можно измерить? Я не уверяю тебя, что никогда не любил других женщин, но говорю, что люблю тебя всем сердцем. Я люблю тебя теперь и буду любить до самой смерти, думаю, и после смерти, и всегда. Твой голос — лучшая музыка для моих ушей, твое прикосновение — вода для жаждущей земли! Когда я вижу тебя, мир кажется мне прекрасным, когда тебя нет, то свет меркнет для меня! О, Нилепта, я никогда не покину тебя! Для тебя я забуду свою родину, свой народ, отчий дом, откажусь от всего! Возле тебя хочу я жить, Нилепта, возле тебя и умереть! — Лицо сэра Генри было серьезным, Нилепта поникла головой, как лилия, и молчала. — Видишь эту женщину с ангельским лицом? — продолжил сэр Генри, указывая на статую в свете луны. — Ее рука покоится на челе спящего человека, и от этого прикосновения душа его загорается, как фитиль лампы от огня. Так и мы с тобой, Нилепта! Ты разбудила мою душу и зажгла ее, и теперь моя душа принадлежит тебе, одной тебе! Мне нечего больше сказать, моя жизнь в твоих руках, — он оперся на пьедестал статуи, очень бледный, с горящими глазами, но гордый и красивый.

Нилепта медленно подняла голову и устремила свои чудесные глаза, в которых светилась страсть, на его лицо, словно хотела все прочитать в его сердце.

— Я слабая женщина, я верю тебе! — заговорила она, сначала медленно, потом быстрее. — Страшный будет день для тебя и для меня, когда судьба покажет мне, что я поверила лживому человеку! Теперь выслушай меня, Инкубу, приехавший издалека, чтобы украсть мое сердце и сделать меня своей! Вот тебе моя рука! Мои губы, которые никогда не целовали мужчину, коснутся твоего лба. Клянусь тебе моей рукой, этим первым поцелуем, благоденствием моего народа, моим троном, именем моей династии, священным камнем и вечным величием солнца, — клянусь, что для тебя одного буду жить и с тобой хочу умереть. Клянусь, что буду любить тебя, тебя одного до самой смерти! Твои слова будут законом для меня, твоя воля — моей волей, твое дело — моим делом! О, мой господин! Ты видишь, как смиренна моя любовь! Я, королева, преклоняю колено перед тобой, к твоим ногам я приношу дань моей любви, мою веру в тебя, мое уважение!

Страстное, любящее создание бросилось на колени перед своим возлюбленным на холодный мрамор пола. Не знаю, что случилось дальше, потому что, вопреки воле королевы, я отошел к зулусу и оставил их вдвоем.

Умслопогас, опираясь на свой топор, наблюдал всю сцену с мрачной улыбкой.

— О Макумазан! — произнес он. — Я становлюсь старым, но не думаю, чтобы кто-нибудь научился понимать вас, белых людей! Посмотри на них! Прекрасная пара голубей. Но зачем это все? Ему нужна жена, ей нужен муж, почему он не хочет заплатить выкуп за нее и покончить дело? Было бы меньше хлопот, и мы бы отлично спали. Они все говорят, говорят и целуются, целуются, целуются, словно безумные!