Копи царя Соломона. Приключения Аллана Квотермейна. Бенита (сборник), стр. 72

— Убирайтесь вон, трус и лгун! — прервал его сэр Генри со смехом и дал Альфонсу такого пинка, что тот отлетел на несколько шагов.

Вечером у меня состоялся разговор с измученным ранами миссионером. Капитан Гуд, весьма искусный в медицине, лечил его, и небезуспешно.

Мистер Макензи сообщил мне, что столкновение с дикарями не прошло для него зря и сразу после выздоровления он передаст дела молодому человеку, который готовится к миссионерской деятельности, и уедет в Англию.

— Видите, Квотермейн, — сказал он, — я решил поступить так сегодня утром, когда мы пробирались к лагерю дикарей. Я поклялся, что если мы останемся живы и спасем Флосси, то я непременно уеду в Англию. Довольно с меня дикарей! Я не смел надеяться, что мы уцелеем. Благодарение Богу и вам, что мы остались живы! Если нечто подобное повторится, моя жена этого не выдержит. Между нами, Квотермейн, я богат! У меня есть триста тысяч фунтов, и каждый фунт заработан честной торговлей. Деньги лежат в Занзибарском банке, потому что моя жизнь здесь не требует особых затрат. Хотя мне тяжело покидать эти места и оставлять любящих меня людей, я должен ехать!

— Безмерно рад вашему решению по двум причинам, — ответил я. — Первая: у вас есть обязанности по отношению к вашей жене и дочери, особенно вы не должны забывать о ребенке. Флосси нужно получить образование и жить в среде таких же детей, как она, иначе она вырастет дикаркой. Вторая причина: рано или поздно мазаи отомстят вам. Несколько человек успели убежать, значит, они вновь нападут на вас! Только из-за одного этого я бы уехал непременно! Узнав, что вас здесь нет, они, возможно, откажутся от мести! [69]

— Вы правы! — воскликнул миссионер. — Мы уедем отсюда в этом же месяце.

Глава IX

В неизвестной стране

Прошла неделя. Однажды вечером мы сидели за ужином в столовой миссии в невеселом расположении духа, поскольку на следующий день должны были проститься с друзьями и отправиться дальше. О мазаях не было ни слуху ни духу. Кроме двух копий, забытых на траве, и пустых патронов, валявшихся у стены, ничто не напоминало об ужасной резне в старом краале. Макензи, благодаря соблюдению режима, быстро поправился и ходил теперь с помощью пары костылей. Из других раненых один умер от гангрены, а остальные понемногу выздоравливали. Люди мистера Макензи, ушедшие с караваном, вернулись, и в миссии теперь находился целый гарнизон.

Несмотря на горячие просьбы остаться еще, мы решили, что пора двигаться в путь, сначала к горе Кения, потом в неизведанные области, искать таинственную белую расу людей. За это время мы успели оценить достоинства осла, столь полезного в путешествиях, и приобрели их целую дюжину для перевозки нашего имущества и, если понадобится, нас самих. У нас осталось только двое слуг, те же ваквафи, и мы сочли невозможным нанимать других туземцев и тащить их за собой в далекие края.

Мистеру Макензи казалось странным, что мы, трое образованных людей, обладающих всем в жизни — здоровьем, хорошими средствами, положением, — для собственного удовольствия отправляемся куда-то в глушь, в погоню за приключениями, откуда можем не вернуться. Но мы, англичане, искатели приключений! Наши великолепные колонии обязаны своим существованием отважным людям и их чрезмерной любви к приключениям, хотя эта любовь на первый взгляд кажется чем-то вроде помешательства.

«Искатель приключений» идет навстречу всему, что бы ни случилось. Я даже горжусь этим титулом, свидетельствующем о смелом сердце и горячей вере в Провидение. Кроме того, если имена Крезов, перед которыми преклоняется мир, имена политиков, которые управляли миром, забываются, то имена отважных искателей приключений, которые сделали Англию такой, какой она является теперь, будут вспоминать всегда с любовью и с гордостью передадут детям! Нам троим, конечно, не стоит рассчитывать на это, мы довольствуемся тем, что мы есть!

Вечером, когда мы сидели на веранде и покуривали трубки, к нам с изящным поклоном подошел Альфонс и заявил, что желает переговорить с нами. Он сказал, что боится присоединиться к нам в нашем путешествии, что неудивительно, учитывая его трусость. Мистер Макензи уезжал в Англию, а Альфонс был убежден, что без хозяина его схватят и, переправив во Францию, посадят в тюрьму. Эта мысль преследовала его, и расстроенное воображение придумывало тысячу опасностей. В сущности, его преступление было давно забыто, и он мог беспрепятственно вернуться во Францию. Но он не допускал и мысли об этом и просил нас взять его с собой. Трус от природы, Альфонс скорее готов был идти на всякий риск, подвергаться всевозможным опасностям в нашей экспедиции, чем обречь себя на столкновение с полицией в родной стране. Выслушав Альфонса, мы обсудили его предложение и согласились взять с собой.

Мистер Макензи также советовал нам забрать француза. Нас было немного, а француз, подвижный и деятельный мужчина, умел приложить руки ко всему и отлично стряпал. Ах, как он стряпал! Уверен, что он приготовил бы великолепное кушанье из старых штиблет своего дедушки-героя, о котором он так любил рассказывать. К тому же у него был веселый незлобивый характер, и его смешные, тщеславные рассказы служили нескончаемой забавой для нас. Даже его трусливость не мешала нам, потому что мы знали теперь его слабость и могли остерегаться ее. Предупредив француза, что он рискует натолкнуться на опасности, мы приняли его в команду при условии полного повиновения. Мы также решили положить ему жалованье в десять фунтов в месяц, чтобы, вернувшись в цивилизованную страну, он мог получить их. На все это он согласился очень охотно и отправился писать письмо Анете, которое миссионер обещал отослать.

Он прочитал нам свое письмо, и сэр Генри перевел его, чем немало нас повеселил. Здесь было много всего: и преданности, и страданий; «далеко от тебя, Анета, ради которой, обожаемой, дорогой моему сердцу, я обрек себя на страдания!» Все это должно было растрогать сердце жестокой и прелестной служанки!

Наступило утро. В семь часов ослы были нагружены и пришло время отправляться. Прощание получилось печальным, особенно с маленькой Флосси, ведь мы с ней подружились и часто беседовали. Ее личико всегда заливалось слезами при воспоминании об ужасной ночи, проведенной во власти кровожадных мазаев.

— О, господин Квотермейн, — вскричала она, обвивая руками мою шею и плача, — я не в силах проститься с вами. Когда мы снова увидимся?

— Не знаю, мое дорогое дитя, — ответил я, — я стою на одном конце жизни, а ты — на другом! Мне немного осталось впереди, целая жизнь в прошлом, а тебе, надеюсь, предстоят долгие и счастливые годы жизни и много хорошего! Ты вырастешь и превратишься в прекрасную женщину, Флосси, и дикая жизнь покажется тебе сном! Если мы никогда более не встретимся, надеюсь, ты будешь вспоминать своего старого друга и его слова! Постарайся быть всегда доброй и хорошей, а главное, правдивой. Доброта и счастье — одно и то же! Будь сострадательна, помогай другим, ведь мир полон страдания и облегчить его — наш благороднейший долг.

Если ты сделаешь это, будешь милой, богобоязненной женщиной, озаришь счастьем печальную участь многих людей, твоя собственная жизнь станет полнее, чем жизнь других женщин, — послушай совета старого человека. А теперь я скажу нечто приятное: передай, пожалуйста, этот клочок бумаги, называющийся чеком, своему отцу вместе с запиской. Когда-нибудь ты выйдешь замуж, моя дорогая Флосси, тебе купят свадебный подарок, который ты будешь носить, а после твоя дочь, если она будет у тебя, в память охотника Квотермейна!

Маленькая Флосси долго всхлипывала и дала мне на память локон своих золотистых волос, который хранится у меня до сих пор. Я подарил ей чек на тысячу фунтов и в записке уполномочил ее отца положить капитал под проценты в надежный банк, с тем чтобы по достижении известного возраста или в случае замужества Флосси купить ей бриллиантовое ожерелье. Я выбрал бриллианты, потому что ценность их не падает и в трудные минуты жизни моя любимица может всегда обратить их в деньги.