Копи царя Соломона. Приключения Аллана Квотермейна. Бенита (сборник), стр. 6

«Джим, когда ты отдашь записку своему хозяину, скажи ему, что нужно точно придерживаться этого совета, — напутствовал я его. — Помни, что ты не должен сейчас вручать ему эту бумажку, потому что я не хочу, чтобы он вернулся и задавал мне вопросы, на которые у меня нет желания отвечать. А теперь иди, лентяй, — фургон уже почти скрылся из виду». Джим с запиской побежал догонять фургон. Вот и все, что мне известно о вашем брате, сэр Генри. Но я очень боюсь, что…

— Мистер Квотермейн, — прервал меня сэр Генри, — я отправляюсь на поиски моего брата. Я повторю его путь до Сулеймановых гор, а если потребуется, то и дальше. Я буду идти, пока не отыщу его или не узнаю, что он погиб. Вы со мной?

Кажется, я уже говорил, что я осторожный человек и к тому же тихий и скромный, поэтому меня ошеломило и испугало это предложение. Совершить подобное путешествие — значит обречь себя на верную смерть. Кроме того, я должен помогать сыну и не могу позволить себе так скоро умереть.

— Нет, благодарю вас, сэр Генри, я вынужден отказаться от вашего предложения. Я слишком стар для участия в сумасбродных мероприятиях подобного рода, которые несомненно окончатся для нас так же, как для моего незадачливого друга Сильвестра. У меня есть сын, нуждающийся в моей поддержке, и я не имею права рисковать своей жизнью.

Сэр Куртис и капитан Гуд выглядели очень разочарованными.

— Мистер Квотермейн, — обратился ко мне сэр Генри, — я состоятельный человек и от своего намерения не откажусь. За свои услуги вы можете потребовать любое вознаграждение. Оговоренная сумма будет вам уплачена до нашего отъезда. Одновременно с этим, на случай нашей гибели, я приму меры, чтобы ваш сын был соответствующим образом обеспечен. Из сказанного мною ясно, насколько важным я считаю ваше участие. Если же нам посчастливится добраться до Сулеймановых копей и отыскать алмазы, вы поделите их поровну с Гудом. Мне они не нужны: добраться туда — дело почти безнадежное. В то же время я не сомневаюсь в том, что по дороге мы сможем добыть слоновую кость, и вы поступите с нею таким же образом. Вы можете поставить мне свои условия, мистер Квотермейн. Кроме того, я, конечно, оплачу все расходы.

— Сэр Генри, — сказал я, — я никогда не получал более щедрого предложения, и бедному охотнику и торговцу следует о нем поразмыслить. Но мне еще не приходилось иметь дело с таким крупным предприятием. Мне требуется время, чтобы все обдумать. Я смогу дать вам ответ до нашего прибытия в Дурбан.

— Прекрасно, — ответил сэр Генри.

Затем я пожелал им доброй ночи и ушел к себе.

В эту ночь мне снились бедный, давно умерший Сильвестр и алмазы.

Глава III

Амбопа поступает к нам в услужение

Чтобы добраться морем от Кейптауна до Дурбана, нужно затратить четыре-пять дней — это зависит от погоды и скорости судна. В Ист-Лондоне [16] строительство порта еще не завершено, хотя на него истрачено много денег. Вместо того чтобы причаливать к пристани в прекрасно оборудованном порту, о котором давно прожужжали все уши, пароходы и сейчас бросают якорь вдали от берега. Если на море волнение, то порой приходится ждать сутками, пока наконец буксиры с шлюпками за пассажирами и грузом смогут отойти от берега. Но нам, к счастью, ждать не довелось.

Когда мы подошли к Ист-Лондону, море благоприятствовало, и буксиры, тянущие за собой вереницу безобразных плоскодонных шлюпок, не заставили себя ждать. С нашего парохода в страшном беспорядке вниз полети тюки с товаром. Матросы швыряли их, не заботясь, что внутри: шерсть, фарфор — все летело в одну кучу.

Я стоял на палубе и наблюдал, как вдребезги разбился ящик с четырьмя дюжинами бутылок шампанского и искристое вино брызнуло и запенилось по дну грязной грузовой шлюпки. Ужасно досадно было смотреть, как бессмысленно пропадает столько вина! Это быстро сообразили и находившиеся в лодке грузчики-кафры. Они нашли две случайно уцелевшие бутылки, отбили у них горлышки и выпили все до дна. Шампанское ударило им в голову, и они сразу же опьянели. Этого кафры никак не ожидали: в страшном испуге они начали кататься по дну лодки, крича, что добрый напиток «тагати», то есть заколдован. Я вступил с ними в разговор и подтвердил, что они выпили самую страшную отраву белого человека и должны умереть. В диком ужасе кафры налегли на весла, и лодка помчалась к берегу. Я уверен, что никогда в жизни они не дотронутся больше до шампанского.

Всю дорогу в Наталь я думал о предложении сэра Куртиса. Первые дня два мы не затрагивали этого вопроса, хотя и были все время вместе. Я рассказывал сэру Генри и капитану Гуду о своих охотничьих приключениях, причем ничего не выдумывал и не преувеличивал, как имеют обыкновение делать охотники. Считаю, что не имеет смысла нам, африканским охотникам, привирать и плести небылицы. У нас бывают такие необыкновенные приключения, что и без того есть чем поделиться. Впрочем, это к моему рассказу не относится.

Наконец в один прекрасный январский день — у нас ведь январь самый жаркий месяц — наш пароход приблизился к Наталю, и мы пошли вдоль его живописных берегов, рассчитывая к закату солнца обогнуть Дурбанский мыс. Их красные песчаные холмы и бесконечные просторы ярко-изумрудной зелени, где прячутся краали кафров, удивительно красивы. Набегающие волны, ударяясь о прибрежные скалы, поднимаются ввысь и, падая, образуют белоснежную полосу пены вдоль всего берега. Но особенно роскошна природа у самого Дурбана. В течение многих веков бурные потоки дождей промыли в холмах глубокие ущелья, по которым текут сверкающие на солнце реки; на фоне густых темно-зеленых зарослей кустарников, растущих так, как насадил их сам Господь, время от времени виднеются рощи хлебных деревьев и плантации сахарного тростника. Изредка среди этой пышной зелени вдруг выглядывает белый домик и словно улыбается безмятежно-спокойному морю, придавая особую законченность и домашний уют великолепной панораме.

Я думаю, как бы прекрасен ни был пейзаж, он непременно требует присутствия человека. Возможно, мне это кажется потому, что я слишком долго прожил в диких и безлюдных местах и знаю цену цивилизации, хотя она вытесняет и зверя, и птиц. Райский сад был, конечно, прекрасен и до появления человека, но убежден, что он стал еще прекраснее, когда в нем стала гулять Ева.

Но вернусь к рассказу. Мы немного ошиблись в расчете, и солнце давно уже село, когда мы бросили якорь неподалеку от Дурбанского мыса и услышали выстрел, извещающий добрых жителей Дурбана о прибытии почты из Англии. Ехать на берег было слишком поздно; мы посмотрели, как грузят в спасательную шлюпку почту, и пошли ужинать.

Когда мы снова вышли на палубу, луна уже взошла и ярко освещала море и берег. Быстро мелькающие огни маяка казались совсем бледными в ее ослепительном сиянии. С берега доносился пряный, сладкий аромат, который мне всегда напоминает церковные песнопения и миссионеров. Домики на Берейской набережной светились. С большого брига, стоявшего рядом с нами, доносились музыка и песни матросов, поднимавших якорь перед выходом в море. Стояла тихая, чудная ночь, одна из ночей, бывающих в Южной Африке. Как луна окутывала своим серебристым покровом всю природу, так и эта дивная ночь окутывала покровом мира все живущее на земле. Даже огромный бульдог, принадлежавший одному из наших пассажиров, под влиянием этой торжественной тишины и покоя забыл о своем желании вступить в бой с обезьяной, сидевшей в клетке на полубаке. Он лежал у входа в каюту и сладко храпел, — должно быть, ему снилось, что он прикончил обезьяну и поэтому был наверху блаженства.

Мы трое — то есть сэр Генри Куртис, капитан Гуд и я — пошли и сели у штурвала.

— Ну, мистер Квотермейн, — обратился ко мне сэр Генри после минутного молчания, — обдумали вы мое предложение?

— Да, да! — повторил за ним капитан Гуд. — Что же вы решили? Надеюсь, вы примете участие в нашей экспедиции? Мы были бы счастливы, если бы вы согласились сопровождать нас не только до копей царя Соломона, но и вообще всюду, где мог бы оказаться джентльмен, которого вы знали под фамилией Невилль.