Две могилы, стр. 99

— Значит, вам нужно было убедить всех, что он умер, — догадался Фелдер.

— Правильно. Я притворилась, будто хочу сбежать вместе с ребенком, а потом якобы выбросила его за борт. Для того, чтобы сбить ищеек со следа. Мой арест получил широкую огласку и, кажется, удовлетворил китайцев. Тем временем моего сына тайно вывезли из Тибета в Индию.

— А на самом деле вы пронесли на борт «Куин Мэри» куклу и выбросили ее в море?

— Именно так. Куклу в натуральную величину. Я выбросила ее за борт примерно в середине плавания.

После небольшой паузы Фелдер снова заговорил:

— И все же есть одна вещь, которую я не могу понять. Зачем вы послали меня за этим локоном? Я подумал, что это было… — Он густо покраснел. — Испытание любви. Возможность оправдать себя в ваших глазах и доказать свои чувства к вам. Но вы ясно дали понять, что не испытываете ко мне ответных чувств.

— Неужели вы до сих пор не догадываетесь, доктор Фелдер? — спросила Констанс. — На самом деле у меня есть целых два ответа. — Она опять улыбнулась. — В тот день, когда вы навестили меня в здешней библиотеке, я получила известие о том, что мой сын благополучно добрался до Индии. Он находится в Дармсале, вместе с тибетским правительством в изгнании, в надежно защищенном месте. Теперь он вырастет и получит обучение и воспитание, достойное его титула. Не опасаясь китайцев.

— То есть вам больше не нужно поддерживать легенду о том, что вы убили собственного ребенка.

— Совершенно верно. И нет никакой необходимости оставаться в «Маунт-Мёрси».

— Но чтобы вам позволили уехать отсюда, нужно официально подтвердить ваш compos mentis [138].

Констанс наклонила голову.

— А для этого требуется убедить меня в вашем здравомыслии.

— Это так. Но есть и второй ответ, как я уже сказала. Вынеся вердикт о моем здравомыслии, вы бы начали терзаться сомнениями относительно собственной вменяемости. Но теперь вы знаете, что я говорила правду, и это знание помогло вам принять мою историю, хотя по вашему лицу заметно, какого труда вам это стоило.

Получалось, что Констанс действительно в какой-то степени заботилась о нем. Она все-таки заметила его внутреннюю борьбу и сжалилась над ним. В наступившей тишине Фелдер начал мысленно формулировать — в свете вновь открывшейся информации — аргументы в пользу освобождения Констанс. И с возрастающей тревогой понял, что не сможет использовать для доказательства ни одного слова из только что услышанной истории. Ни один суд не поверит ему. Ему придется найти собственный путь через запутанный юридический лабиринт и предъявить суду находящегося сейчас в далекой Индии мальчика — сына Констанс. Но Фелдер понимал, что должен сделать это ради нее… и не только это. По крайней мере, доказать, что это ее сын, не составит труда благодаря анализу ДНК.

Доктор еще о многом хотел бы спросить, но вдруг осознал, что не может выразить словами ни один из этих вопросов. Ему потребуется много времени, чтобы переварить все, что он уже услышал. А сейчас пора уходить.

Он взял со скамейки оба конверта и протянул Констанс один из них — старый и пожелтевший.

— Это по праву принадлежит вам, — сказал он.

— Мне было бы приятнее, если бы он хранился у вас, доктор.

Фелдер кивнул, положил оба конверта в карман пиджака и поднялся, чтобы уйти, но в последний момент передумал. Один важный вопрос так и остался нерешенным.

— Констанс…

— Да, доктор?

— А как же эликсир? Когда вы перестали принимать его?

— Когда был убит мой первый опекун доктор Ленг.

Он не сразу решился задать следующий вопрос:

— Это причиняет вам какое-то беспокойство?

— Что именно?

— Простите, что не могу выразиться более деликатно… Сознание того, что ваша жизнь продлилась за счет убийства невинных людей.

Констанс смерила его взглядом своих глубоких, непостижимых глаз. В часовне стало еще тише. Наконец она заговорила:

— Вам знакомо такое высказывание Френсиса Скотта Фицджеральда: «Пробным камнем первоклассного интеллекта является способность удерживать в уме две противоположные идеи одновременно и все-таки сохранять возможность действовать»?

— Да, я слышал об этом.

— Обратите внимание. Я не просто пользовалась этим эликсиром. Я находилась под опекой человека, искалечившего и убившего мою сестру. Прожила больше ста лет в его доме, читала его книги, ела его пищу, пила его вино, вела с ним приятные вечерние беседы — и все это время помнила, кто он такой и что он сделал с моей сестрой. Не правда ли, редкий случай противопоставления двух идей?

Она замолчала. В ее глазах мелькнуло что-то необычное. Но что именно, Фелдер не смог определить.

— А теперь я хочу спросить у вас, доктор: означает ли все это, что у меня первоклассный интеллект… или что я безумна? — Глаза ее опять странно сверкнули. — Или и то и другое сразу?

Затем она кивнула Фелдеру на прощание, взяла книгу и продолжила чтение.

87

Д’Агоста опасался, что старый бар давно уже закрыт. Он не бывал там несколько лет. Мало кто из его коллег вообще знал об этом месте — папоротники на окне с кружевными занавесками гарантировали, что ни один уважающий себя офицер не согласится зайти туда. Но когда он свернул с Визи-стрит на покрытую тонким, хрустящим под ногами слоем снега Чёрч-стрит, то с облегчением увидел, что бар все еще стоит на своем обычном месте. Во всяком случае, папоротники с окна никуда не делись и выглядели еще более безвкусными, чем прежде. Д’Агоста спустился по ступеням и зашел внутрь.

Лора Хейворд уже ждала его там. Она сидела в дальнем углу, за тем же самым столиком — случайное совпадение? — с бокалом свежего, пенящегося «Гиннеса» в руке. Когда д’Агоста приблизился, она подняла голову и улыбнулась.

— Я даже не знала, как называется это заведение, — сказала она, когда он сел рядом.

Д’Агоста кивнул:

— «Vino Veritas» [139].

— Возможно, владелец — тонкий ценитель вин. Или выпускник Гарварда. Или и то и другое сразу.

Д’Агоста не вполне понял шутку, поэтому вместо ответа подозвал кельнера и показал, что хочет такой же напиток, как у Лоры.

— Неплохое местечко для встречи, — заметил он, когда перед ним поставили бокал с «Гиннесом». — Всего в двух шагах от Уан-Полис-Плаза.

Он отпил глоток и откинулся на спинку стула, стараясь выглядеть беспечно. Хотя на самом деле был чертовски взволнован. Эта идея пришла ему в голову утром, по дороге на работу. На этот раз никаких обширных планов, никаких тщательных приготовлений. Инстинкт подсказывал ему, что это место подойдет лучше всего.

— В ведомстве капитана Синглтона большие перемены, — таинственным тоном сообщила Лора.

— Значит, все уже знают?

Она кивнула:

— Мидж Роули. Последняя, на кого могли подумать. Но ведь она работала личным секретарем Глена и знала обо всех его делах… дай-ка сообразить… по крайней мере за последние десять лет.

— А мне кажется, что она была честным сотрудником. До недавнего времени. Во всяком случае, именно тогда, согласно банковским отчетам, она получила первый денежный перевод.

— Я слышала, у нее были какие-то личные проблемы. Разлад с мужем, мать в доме престарелых. Видимо, поэтому ее и выбрали.

— Возможно, они ее шантажировали. Я ей почти сочувствую.

— Почти. Пока не вспомнишь, что это она сообщила им о встрече возле лодочного домика в Центральном парке. Это из-за нее произошла перестрелка, в которой погибли пять человек, а также похищение и убийство Хелен Пендергаст. — Лора на мгновение замолчала. — При обыске нашли что-нибудь?

Д’Агоста покачал головой:

— Мы надеемся узнать больше по записям камер наблюдения. Или от самой Роули. Парни из отдела внутренних расследований уже отправили ее в «Томбс» [140]. Кто знает, может, там она станет разговорчивей.