Две могилы, стр. 56

Мальчик терпеливо дожидался его. Терпение было одним из главных достоинств Тристрама. Он мог часами сидеть в тишине и неподвижности, сидеть и ничего не делать. Это умение восхищало Проктора.

— Я принес тебе книгу, — сказал он, зайдя в комнату.

— Спасибо. — Мальчик вскочил с места, с жадностью ухватился за нее и тут же начал листать. — О чем она?

Проктор внезапно ощутил укол сомнения. Подходящая ли это книга для брата серийного убийцы? Раньше его не беспокоили подобные проблемы. Он откашлялся и начал рассказывать:

— Там говорится о человеке, который пытается выследить и убить негодяя. Его поймали, но ему удалось сбежать. — Проктор остановился, чувствуя, что в его пересказе книга не кажется особенно интересной. — Я лучше прочитаю тебе первую главу.

— Пожалуйста!

Тристрам уселся на кровать и приготовился слушать.

— Останови меня, если какое-то слово окажется для тебя непонятным. А когда я закончу главу, мы ее обсудим. Если захочешь что-то спросить — не стесняйся.

Проктор сел на стул, открыл книгу, прочистил горло и начал читать:

— «Винить их я не могу. Чтобы застрелить кабана или медведя, оптический прицел, в конце концов, не нужен…» [72]

Внезапно он почувствовал, что у него за спиной кто-то стоит. Он тут же вскочил, повернулся и схватился за пистолет, но темный силуэт растворился в темноте еще до того, как рука Проктора коснулась оружия. Однако увиденное мельком лицо прочно отпечаталась в памяти. Это было лицо Тристрама… только с более резкими чертами, более волевое и привлекательное.

Альбан.

42

Кабинет старшего специального агента Питера Джойса наверняка был одним из самых захламленных в здании на Федерал-плаза, двадцать шесть. На полках стояли книги по истории Америки, уголовному праву и навигации, стены украшали фотографии потрепанного непогодой тридцатидвухфутового шлюпа «Бремя доказывания» [73]. Однако стол Джойса был абсолютно пуст, как палуба корабля, освобожденная от всего лишнего перед надвигающимся штормом. Единственное окно смотрело в темноту ночного Манхэттена. Джойс был убежденным полуночником и самые важные дела всегда оставлял на вечер.

В дверь негромко постучали.

— Войдите, — отозвался Джойс.

В кабинет зашел специальный агент Пендергаст. Он осторожно закрыл дверь и занял единственный стул.

Увидев, что вошедший уселся без спроса, Джойс почувствовал укол раздражения, но не показал виду. У него имелся более важный предмет для разговора.

— Агент Пендергаст, — начал он. — За те три года, что я работаю в нью-йоркском отделении, мне неоднократно приходилось закрывать глаза на ваши, скажем так, экстравагантные действия — порой вопреки советам коллег. Я не спешил вмешиваться в вашу работу и не спешил вызывать вас на ковер, как требовало руководство. На это у меня было несколько причин. Во-первых, я не терплю формализма и не испытываю особой нежности к нашим бюрократам. Меня больше интересует результат, и в этом смысле вы редко меня разочаровывали. Ваши методы работы необычны, но дьявольски эффективны. Ваш послужной список весьма впечатляет — по крайней мере, та его часть, которую я видел в незасекреченном досье. Там есть еще один похвальный отзыв о вас, написанный покойным Майклом Деккером, одним из самых уважаемых и успешных агентов на моей памяти. Я часто вспоминал его слова, когда на мой стол попадала очередная жалоба на вас.

Он наклонился вперед, положил руки перед собой и сцепил пальцы.

— Но на этот раз я не могу и не хочу вас выгораживать. Вы окончательно зарвались, агент Пендергаст.

— Вы имеете в виду жалобу агента Гиббса? — спросил Пендергаст.

Если Джойс и удивился, то по выражению его лица этого не было заметно.

— Лишь отчасти. — Он помедлил, подбирая слова. — Я не испытываю восторга от агента Гиббса да и от всего поведенческого отдела. Его сетования на ваше нежелание работать в команде, несоблюдение стандартной процедуры и отказ от координации действий меня по большому счету не касаются. — Джойс пренебрежительно махнул рукой. — Но есть и более серьезные обвинения. Например, вы самовольно включились в расследование, не дожидаясь официального разрешения. Вам не хуже меня известно, что агент Гиббс находится здесь по просьбе департамента полиции Нью-Йорка. Вы же никак не связаны с отделом по изучению поведения преступников, и ваш интерес к этому делу непонятен. Ваше желание участвовать в расследовании кое-кого сильно раздражает. Но даже это можно было бы как-то замять, если бы не последнее, самое серьезное нарушение.

— Какое же? — заинтересовался Пендергаст.

— Вы скрыли информацию, имеющую прямое отношение к делу.

— Могу я узнать, какую именно информацию?

— Что Убийца из отеля — ваш сын.

Пендергаст окаменел.

— Гиббс и раньше был уверен, что вы не рассказываете всего, что знаете. А нью-йоркская полиция это подтвердила. Узнав сегодня утром, что вы подозреваете в преступлении собственного сына, они сначала не приняли эту новость всерьез. Решили, что вы… немного не в себе. Но разумеется, любую версию следует проверить. И сравнение вашей ДНК, образец которой, как вам известно, у нас имеется, с ДНК преступника дало положительный результат. — Джойс вздохнул. — Это важная информация, первостепенной важности. А вы ее скрывали. Этому не может быть оправдания. Это не просто плохо, это чудовищно. Тут дело уже не в столкновении интересов. Дело может кончиться обвинением в пособничестве и укрывательстве преступника.

Пендергаст не ответил. Он лишь сидел с каменным, ничего не выражающим лицом и смотрел на Джойса.

— Агент Пендергаст, я понятия не имею, каким образом ваш сын связан с этими убийствами, как вы узнали об этом и что собирались предпринять. Понимаю, что вам сейчас мучительно больно, и приношу глубокие соболезнования. Но позвольте мне говорить откровенно: ваши действия были в лучшем случае неэтичными, а в худшем — противозаконными.

Джойс выдержал долгую паузу, прежде чем продолжить:

— Как вам известно, когда дело касается дисциплинарных проступков, спорить с нашей бюрократией бесполезно. Я даже не имею права сам арестовать вас. Я лишь послал рапорт в нью-йоркское отделение ФБР с описанием ваших нарушений и рекомендовал немедленно отстранить вас от работы.

Последовала еще одна пауза.

— Нью-йоркское отделение вернуло мой рапорт назад. Они не желают в это впутываться. На этот раз мне пришлось отослать его в центральный офис профессиональной дисциплины.

Джойс вздохнул и посмотрел на Пендергаста искоса, как будто пытался открыть японскую шкатулку [74]

— Обычно уж если парни из дисциплинарного офиса берутся за дело, то они не успокоятся, пока всю душу из вас не вытрясут. Начинаются дознание, протоколы, допросы свидетелей. Сначала выжмут вас как лимон и только потом определят наказание. Но что вышло на этот раз? Час назад я получаю ответ: «Отстранить от работы на тридцать суток». — Джойс покачал головой. — Вот так. Вместо положенных от пяти до десяти лет в «Ливенуорте» [75] вы получаете тридцать суток безделья — месяц без зарплаты. А учитывая ваш годовой оклад в ФБР… сколько-сколько? один доллар? Ну, тогда это тем более не сильно ударит вас по карману. — Он подозрительно приподнял бровь. — Не знаю, кто ваш ангел-хранитель, специальный агент Пендергаст, но могу сказать вам только одно: вы чертовски везучий сукин сын.

В кабинете снова стало тихо. Наконец Джойс беспокойно заерзал на стуле.

— Хотите что-нибудь добавить?

Пендергаст едва заметно покачал головой:

— Я бы сказал, что вы с удивительной точностью сформулировали суть вопроса, контролирующий агент Джойс.

— В таком случае получайте свои тридцать дней. И держитесь подальше от этого дела.