Полное собрание сочинений в одной книге (СИ), стр. 351
Итак, я прижался к ограде, а идущий впереди меня, полагая, что струйки сократятся, пошел напролом. Ну, и, конечно, был облит и, так сказать, охлажден в своем оптимизме.
Он поднял крик. Из кабинки шофера высунулся регулировщик. Он от души хохотал, смотря на мокрую фигуру прохожего.
Машина без остановки поехала дальше. Но оскорбленный прохожий побежал за ней. Он побежал за ней, крича и размахивая руками, как бы призывая небо в свидетели.
Вдруг машина остановилась у светофора. Это была вынужденная остановка, и наш регулировщик волей-неволей встретился с противником лицом к лицу.
Что уж тут описывать их словесную баталию! В воздухе висела такого рода брань, которая не подлежит оглашению в печати.
Прохожие шарахались в стороны… Впрочем, сие замечание — художественное преувеличение. Прохожие, увы, никуда не шарахались. Прохожие спокойно слушали площадную брань. Еще бы, привычная музыка для всех, кто ходит по улице пешком.
Говорят, что в XVII веке задумали у нас с этим бороться. Специальные стражники с дубинками в руках шлялись по базарам и нещадно лупцевали каждого, кто загнет сверх нормы.
Но из этого ничего не вышло. Побитых было столько, что царь велел прекратить побоище.
Но одно дело — XVII век, а другое дело — сейчас. Уж, кажется, можно было бы образумиться. Ну, да не в этом дело.
То есть как это не в этом дело? Именно пришло время начать настоящую борьбу. А то, ей-богу, уши вянут.
В общем, простите, что сбились с основной темы. Очень уж наболевший вопрос.
Так вот, облитый прохожий лается с сидящими в кабинке. И он лается минуты три, поскольку машина не может двинуться дальше: идет какой-то обоз, и светофор красный.
На крик подходит случайный милиционер.
Узнав, что случилось, и осмотрев облитого, он говорит:
— То есть никаких следов облития я не замечаю. Штаны и рубаха на вас сухие. Об чем вы загораетесь?
Облитый хлоп себя по штанам и рубахе, — действительно, сухой, как курица.
Конечно, жара, солнце, ветерок обдувает. За три минуты высохнуть можно.
Увидев, что объективных признаков больше нету, облитый перестает ругаться и, смущенно улыбаясь, закуривает. Причем спичку ему культурно подает регулировщик, который устал отражать словесные атаки и теперь хочет мира.
Один из публики, с книгой под мышкой, говорит:
— Подумаешь, облили! Делов на копейку. Вода — продукт химически чистый, и она не оставляет следов на хлопчатобумажных тканях. Вот если бинокль облить или гравюру, — тогда иное дело. А я бы даже хотел, чтобы меня облили, а томне идти жарко, сопрел.
Регулировщик говорит:
— Вот тронемся, и я вас, милый человек, оболью с превеликим удовольствием. Мне и самому это всякий раз забавно видеть.
Тут светофор дает зеленый свет, великолепная машина трогается. Народ молча расходится.
Я иду дальше и по дороге там и сям слышу брань, которая произносится скорее добродушно и как бы даже с удовольствием, чем со зла.
Научная аномалия
Вчера я решил немножко помыться. Не то чтобы я давно не мылся, но все-таки месяц с небольшим прошло с тех пор, как я в последний раз купался на взморье.
А тут такое великолепие: наконец-то починили ванну в нашей квартире!
Не то чтобы ванна у нас была сломана или она протекала, нет, она была исправна, но черти жильцы имели обыкновение стирать в ней. Лили воду, мочили пол, так что он у нас вообще никогда не просыхал. И благодаря этому балки подгнили и наша ванна со всеми потрохами едва не провалилась в нижний этаж.
Еще спасибо, там жил инженер, который сразу заметил грозную опасность и успел на свой комод подставить какую-то балку, на которой и удержалась вся эта механика.
Но вот благодаря старанию квартуполномоченного, у которого друг детства служит в жилотделе, нашу ванну наконец починили: всего спустя год после того, как она подгнила.
В общем, вчера я решил помыться в этой ванне.
Я отлично ее вытопил остатками ящика из-под дров и приступил к процедуре.
Конечно, некоторые жильцы моются не особенно культурно. Некоторые лезут в ванну сразу с ногами и головой. И в одной и той же воде моют все что ни попало.
Лично я так не поступаю. Я сначала налил в тазик воды и вымыл в нем ноги и голову, а засим уж стал напускать воду в ванну, чтоб то же самое проделать со своим корпусом.
Но едва я открыл кран, как увидел, что вода течет ненормально, тонкой струйкой.
Я развинтил кран до отказу и тут убедился, что вода вообще больше не течет.
Я надел трусики и выскочил на лестницу, чтоб спросить у соседей, как у них с водой: общее ли это явление или только наша ванна не подает воду.
Оказалось, что у соседей тоже перестала вода течь.
Но в момент разговора с соседями наша входная дверь захлопнулась на французский замок, благодаря сквозняку.
И я в своих трусиках остался на лестнице. Голова мокрая. Мыльная пена на затылке и на ушах. Ноги тоже в мыльной пене. Усы висят книзу. Кошмар!
Я стал трезвонить, чтоб мне открыли дверь, но вдруг вспомнил, что в квартире никого нет, все ушли, и только осталась одна маленькая девочка, которая при всем желании не могла открыть мне двери по причине того, что она еще не умела ходить.
Тогда я стал просить соседей, чтоб они меня приютили на время. Но соседи грубо мне в этом отказали, ссылаясь на то, что у них гости и я могу их перемарать мыльной пеной.
Их нечуткость меня рассердила, и я побежал вниз, в домовую контору, чтобы выяснить у нашего управдома, что случилось с водой.
Управдом сказал:
— Теперь я вижу, что мы зря вам починили ванну. Когда у вас не было ванны, все было тихо. А теперь, когда у вас ванна, вы в своих трусиках врываетесь в контору, шумите и кричите, как будто это я закрыл воду. Воду закрыл водопроводчик для того, чтобы выяснить, отчего второй год вода не поднимается в шестой этаж. Я говорю:
— Почтеннейший! Как было бы хорошо, если б хотя за полчаса вы предупредили жильцов о закрытии. Конечно, это мелочи жизни, но в этом акте предупреждения мы увидели бы уважение к людям, которые садятся в ванну.
Усмехнувшись, управдом говорит:
— Еще чего захотели! Для этой цели надо иметь особый персонал.
Я говорю:
— Могли бы записку под воротами вывесить. Вот это было бы культурное обслуживание жильцов на базе взаимного понимания.
Управдом говорит:
— Конечно, записку можно было бы вывесить, но тогда бы эту записку прочли все жильцы без разбору. А среди них, как вам известно, имеются неаккуратные плательщики, лодыри и прочий недоброкачественный элемент. А я не намерен их культурно обслуживать.
В момент нашего разговора я пронзительно вскрикнул, вспомнив, что ванна моя топится, в то время как в колонке нет воды. Возможно, что колонка уже распаялась…
Вместе с управдомом мы кинулись в подвал, где орудовал водопроводчик. Мы упросили его временно дать воду, чтоб спасти ванну от гибели.
Тот нехотя согласился. И мы втроем поднялись в наш четвертый этаж.
Но дверь была закрыта, и мы не могли попасть в квартиру.
Тут я вторично пронзительно вскрикнул. Вода ведь пущена по всему дому, а у меня в ванне кран развинчен до отказу. Небось вода хлынула за края ванны, и наша квартира вскоре будет затоплена.
Мы ужо хотели ломать двери, но в этот момент на лестнице показался наш квартирант — профессор кислых щей Барбарисов.
Он открыл двери, и мы с трепетом вошли в ванную комнату.
Но там оказалось все в порядке: в топке чуть тлел огонек, а из крана едва капала вода.
Управдом развел руками, а водопроводчик задумчиво сказал:
— Лично мне понятно, почему у вас едва капает вода: все нижние жильцы раскрыли краны, и сейчас, после перерыва, слишком велико потребление воды. Это и спасло вашу квартиру от наводнения.
Управдом сказал:
— Может быть, и в шестой этаж вода у нас не поступает по той же самой причине?
Водопроводчик согласился с этим мнением. Он сказал: