Женихи из Брэнсона, стр. 3

Последнее, что Маша запомнила, была стрелка, фиксирующая запас кислорода, которая вздрогнула и поползла к нулевой отметке.

«Зря я не записалась в бортовом журнале», — мелькнуло у нее в сознании, и девушка погрузилась в черноту.

3

— Кажется, пришла в себя, — услышала Маша чей-то испуганный шепот и с трудом приоткрыла веки.

Увидев склонившегося над ней бортового врача, она вспомнила про грот, диковинные водоросли и устрицы. Ей сразу захотелось узнать, куда дели ее снаряжение и не потерялись ли собранные ценные жемчужины. Но вместо этого из ее уст вырвалось только слово: «пить».

— Все в порядке, — сообщил врач кому-то, кто не попадал в поле зрения Маши.

— Уф, — отозвался чей-то знакомый голос, и Маша вспомнила, что это парень, который пел ей чудесные песни. Ей почему-то показалось, что это было давным-давно. — Хоть я и материалист, — продолжал тот же голос, — но теперь я буду верить в чудеса. Представляете, мы искали ее целый день. В журнале никаких отметок. Дегтярев ее никуда не отправлял, наоборот, заявил, что велел ей поработать с записями, дескать, спускаться на глубину ей пока нельзя.

— Да-да, — подтвердил врач. — У Маши что-то вызвало аллергию, я хотел за ней понаблюдать. Потому что в наших условиях выявить аллерген нет возможности. Предположительно — это один из видов водорослей.

— Так вот, я с напарником решил все-таки погрузиться, — продолжил рассказчик, — избороздил все наши заветные места, где мы с ней обычно работали. Никаких следов. Вдруг столб воды, словно подводный смерч, и огромный дельфин стремительно выносит на поверхность человека. Мы следом за ним. Он, не поверите, будто вручает нам бездыханное тело Маши и, махнув на прощание хвостом, исчезает.

— Какая-то мистика, — удивился врач и пощупал голову девушки, — должно быть, она не долго пробыла на дне. Воды в легких почти не было.

— Где жемчужины? — сделав над собой усилие, выкрикивает Маша. Но у нее получается лишь слабый выдох.

— Что тебе дать? — Приятель-студент наклоняется над ней, а затем растерянно смотрит на врача.

— Что? — спрашивает доктор.

— Она говорит о каких-то жемчужинах.

— Возможно, бредит, — предполагает доктор.

— Не похоже, — в раздумье качает головой парень.

Маша пытается привстать, но голова, словно чужая, не желает ни на сантиметр сдвинуться с подушки.

— Сделаем-ка ей укольчик, — принимает решение врач, — пусть еще немного поспит.

Перед тем как погрузиться в сон, Маша вспоминает умные, добрые глаза дельфина, который спас ей жизнь.

— Вы, душечка, ошибаетесь. — Ехидный голос профессора ранит в самое сердце. — Только никудышный ученый, можно сказать, не владеющий своей профессией, не способен отличить истинную ценность от заурядной побрякушки. Это вам не песни под гитару слушать!

Маша заливается краской. Так перед всеми ее еще никогда не позорили.

— Кроме того, вы впустую потеряли целый рабочий день, вы нарушили мой строгий приказ и повели себя как капризный безответственный ребенок.

Глаза девушки наполняются слезами. Никто, кроме нее, не знает, за что этот злобный старикашка нападает, за что издевается перед всем коллективом.

— По возвращении в Москву я отказываюсь быть вашим научным руководителем. Мне не нужны бездарные аспирантки.

Маша пулей вылетела с собрания и, закрывшись в своей каюте, громко разрыдалась.

Слезы градом катились по щекам, а темный жемчуг, выпав из разжатой ладони, беспомощно рассыпался по белой простыне.

— Ты становишься моей постоянной пациенткой, — озабоченно покачал головой доктор.

Маша беспомощно улыбнулась.

— Может быть, у тебя, дружочек, обострение аллергии на нервной почве? Говорят, тебе от профессора здорово попало за то, что ты его ослушалась.

Маша по-прежнему молчала.

— Ладно, если курс супрастина не поможет, будем думать, что с тобой делать дальше.

— То есть как это делать? — всполошилась девушка.

— Давай не будем забегать вперед. Возможно, наглотавшись воды, ты усугубила свое состояние, то есть начавшуюся аллергию.

— Да, мне тяжело дышать, — призналась Маша.

— Не нравится мне все это, — говорит врач, внимательно рассматривая вздувшиеся пятна на ее теле. — Понаблюдаем несколько дней, а пока — постельный режим.

К ночи Маша стала задыхаться. Разбудив профессора и капитана, врач стал настаивать на ее срочной госпитализации.

— Анафилактический шок, — поставил он диагноз, — нужны специальное оборудование, препараты, капельница.

— Может быть, попробуете что-нибудь еще предпринять, — чувствуя ответственность за ее состояние, попросил руководитель экспедиции.

— Еще раз повторяю, без оборудования невозможно. Даже в Москве этим располагает не каждая клиника.

— Будем запрашивать помощь у американцев, — принимает решение капитан.

И в эфир понеслось сообщение:

…Советский корабль, дрейфующий у берегов Америки, срочно просит откликнуться близрасположенные медицинские службы. На борту находится тяжелобольная, предположительный диагноз — анафилактический шок. Необходима госпитализация. Координаты сообщаем…

Через несколько часов в темном небе над Атлантикой закружил вертолет с опознавательными знаками американских спасателей.

Выбившегося из сил бортового врача с кислородной подушкой заменили двое здоровых парней, которые легко подхватили почти бездыханное тело Маши.

— Сообщите, как она, — попросил на прощание доктор.

— Все будет о’кей, — пообещали американцы, и вертолет взял курс в сторону небольшого городка, где находился военный госпиталь.

4

Белая шапочка на высоко начесанных рыжеватых волосах девушки, длинные черные стрелки в уголках подведенных глаз, модная стойка блузочки, выглядывающая из-под халата.

Маша пробует пошевелиться, но капельница сковывает движение.

— Привет, — по-английски произносит девушка, заметив, что Маша вовсю глазеет по сторонам, — меня зовут Дженни. Я медсестра.

«Как на уроке английского языка», — думает Маша, и заученный топик, словно надоедливая пластинка, сам по себе возникает в мозгу. Маша будто со стороны слышит свой голос:

— Мое имя Маша. Я живу в Москве. Я аспирантка, будущий ученый-океанолог. — Стоп! В тяжелой голове вдруг возникает картинка ее находки — темного жемчуга, и она вскрикивает на родном языке: — А где мои жемчужины?

— Извини, я не понимаю по-русски, — говорит девушка в белом колпаке.

Маша обводит глазами комнату: здесь множество необычной медицинской аппаратуры, рядом девушка, почему-то говорящая по-английски. В ногах к кровати приколота какая-то табличка.

— Где я? — вновь по-английски спрашивает Маша.

— В окружном госпитале США.

— Я в Америке?!

— Да. — Девушка резко кивает, и загогулина из рыжих волос, уложенная полумесяцем на скулах, достает ей до губ.

— Больная проснулась? — В палату легкой походкой входит мужчина. Коротко стриженый ежик и худоба делают его похожим на мальчишку, и если бы не строгий, деловой взгляд темных глаз из-под узеньких, вытянутых стекол очков, его можно было бы принять за медбрата, помощника рыженькой.

Но девушка вскакивает и, отойдя от Маши в сторону, четко докладывает:

— Доктор, больная проснулась десять минут назад. Я добавила физраствор в капельницу. — И, бросив взгляд на приборную доску, сообщает: — Давление нормализовалось.

Врач наклонился над Машей, она почувствовала терпкий запах одеколона и увидела едва пробивавшуюся на щеках щетину.

— Будем знакомы, — с сильным акцентом произнес он по-русски, — я Джон Спарк — твой лечащий врач.

— Я… — Маша вновь хотела повторить свой топик, но доктор остановил ее.

— Все, что нам нужно о тебе знать, мы знаем. Тебе нельзя напрягаться.

Но вопреки предостережениям врача Маша все же взволнованно спросила: