Авария или В ожидании чуда (ЛП), стр. 19

- Палыч, скажи пожалуйста, зачем ты нам помогаешь? Тебя же наверняка уже ищут.

- Не факт. Скорее всего, никто меня не ищет, я следов не оставлял. Вероятность имеется, но маленькая. Ты Мариночка за меня не волнуйся. Посмотри на Витю - Храмов сидел с опущенной головой и смотрел на языки пламени, вырывающиеся из уже почти прогоревшего полена - как ты думаешь, могу я бросить на погибель своего друга?

Марина подперла голову ладонями и тоже уставилась на огонь. Друга? - недоумевала она, тоже мне придумали. Ну, друг, ну и что? Голову что ли подставлять за него? Откуда взялись эти люди, с такой вывернутой психологией?

Жизнь еще с её детства была такова, что надеяться приходилось только на себя. И Марина строго следовала этому правилу. Даже родители, с тех пор как она стала работать и уехала от них, вспоминали о дочери раз в год. А если бы эти ребята повели себя по-другому - сдали бы ее с потрохами? Марине было о чем подумать на досуге.

Виктор тоже думал о том, как им жить дальше. Он оглядывал свою прежнюю жизнь и ужасался, насколько убогой она была. Чего он хотел, к чему стремился? - Все пустое. Забытое ощущение полноты жизни вдруг проснулось в нем и переполнило его сознание. Ощущение конкретной ее цели, и предвкушения радости от осознания своей полезности, отбитое у него в первые же годы после войны людьми, убогими умом и духом. Теперь, несмотря на весь бедлам, творившийся вокруг, он был счастлив, Несмотря на то, что сидел в полуразрушенном коровнике, в сотне километров от цивилизации, без гроша в кармане, без дома, без имущества, преследуемый людьми, жаждущими его смерти.

У него было дело. Он спасал Марину, он решил, что она достойна спасения и теперь готов был на все ради этого. И у него был друг.

* * *

В те дни беглецы поневоле еще не знали, что там, куда они стремились, в порту, уже было пусто. Совсем пусто. Не было кораблей. Вообще ни одного, даже захудалого катерка не осталось. Здание морского вокзала стояло без стекол, с высаженными дверьми. Из окон верхнего этажа к крыше тянулись закопченные полосы, а вниз - связанные узлами шторы. Вывалившийся из окна диспетчерской стул, зацепился за раму и теперь чужеродно висел. Видимо, какой-то буйный тип метнул его в одно из должностных лиц порта.

На пирсах образовалась свалка из брошенного барахла, которое еще не успели прибрать к рукам местные бомжи, периодически шастающие по портовой территории. Скорее всего, они просто боялись. Между кучами мусора, а то и прямо на них лежали трупы. На поверхности воды плавал мусор, куски мебели и пожитки. Люди, оставшиеся в городе, преимущественно сидели по домам, они приняли решение остаться, несмотря на жуткие слухи, появившиеся накануне. Озираясь и шарахаясь от любого шума, перебежками передвигались редкие прохожие, делающие вид, что они вовсе не торопятся и ничего не боятся.

Как оказалось, за несколько дней до этого власть бежала первой, нажав на спусковой крючок стартового пистолета паники. Проснувшиеся в субботу горожане обнаружили, что местные телеканалы и радиостанции, последнюю неделю смаковавшие слухи о планируемой спецоперации, прекратили вещание. Полиция исчезла, транспорт встал. Здания госучреждений с утра оказались пустыми, работали только больницы, врачебная клятва, по всей видимости, еще не для всех стала пустым звуком. Свет пока был, но воду подавать уже перестали. К обеду магазины были либо закрыты, либо грабились, откуда ни возьмись образовавшимися бандами и проснувшимися от спячки потомственными мародерами.

На выездах из города гудели и пучились пробки, на железнодорожном вокзале скопилось несколько тысяч человек. Сообразившие, что уехать не на чем, покидали вокзал и шли вдоль путей, потому что протиснуться через площадь было уже невозможно. А желающие все прибывали. Остальной народ рвался в порт, администрация которого безуспешно пыталась навести хоть какой-то порядок. Толпы, орущие и волокущие скарб, ищущие потерявшихся детей, штурмовали суда. На причалах лежали затоптанные, на них не обращали внимания, пинали, наступали. Даже военных в городе не было, уже много лет как их выселили в отдаленные гарнизоны. Тогда власти посчитали, что земля в олимпийском городе слишком дорогая, чтобы использовать ее так бездарно.

Утром, в воскресенье, отошло первое судно, под завязку набитое беженцами, и взяло курс на север. Тут же в порту появились на несколько минут, постояли и рванули прочь два российских военных катера. К вечеру в порт зашел большой крейсер под андреевским флагом, принял на борт, сколько смог, народу и отчалил. Моряки матерились и изредка стреляли в воздух, прекращая потасовки и давку.

Двое суток клокотали страсти, корабли, яхты и катера уходили, забитые народом. Еще день и две ночи после ухода последнего корабля люди ждали. В порту по-прежнему было не протиснуться, народ прибывал. То и дело возникали драки, люди падали в загаженную воду, некоторые тонули. Воняло страшно, и только свежий ветер с моря периодически уносил эту вонь, не давая людям задохнуться. В конце концов, потеряв надежду на спасение, все покинули порт, уходя из города пешком. Наступила тишина, разрываемая криками чаек и плеском черно-грязных волн.

* * *

Все беженцы слышали о зверствах, творимых угандийскими наемниками в африканской войне. Приводились цифры статистики, что на одного наемника в среднем приходилось по тысяче убитых. Страшные картины огромных котлованов, заполненных трупами, покалеченные дети, издевательства над людьми, все это было давно и далеко, на другом континенте и никого лично здесь не касалось. И вот теперь наемники из Африки стали хорошими. Их привлекали для отчуждения зоны олимпийских объектов, названной кем-то зоной экологического бедствия. Подготовку трех бригад показывали по телевидению. Мало напоминающие воинские подразделения, они скорее смахивали на бандитов, хорошо экипированных и вооруженных. Они возились с амуницией, грузили боеприпасы, бравировали перед камерами, доставая огромные ножи и наглядно демонстрируя, для чего они их будут применять. Белые зубы ярко выделялись на черных блестящих от пота улыбающихся лицах.

Одновременно с этим, официальные представители власти уверяли население в благости намерений международной коалиции и гарантировали полную безопасность граждан. Сосредоточенные лица телеведущих комментировали ход подготовки спецоперации, рассказывали об огромных средствах, выделенных странами - членами коалиции для ликвидации последствий экологической катастрофы в регионе. А четырнадцать с половиной тысяч веселых чернокожих ребят, в составе международных сил, всего лишь будут обеспечивать порядок в зоне отчуждения.

Люди так устроены, что редко решаются на отчаянные поступки, их к ним должно что-либо подтолкнуть. Они копят в себе эту решимость под воздействием внешних факторов, быть может, даже незаметно для себя. Сжимают внутреннюю пружину, взводят курок. Ну а спустить его может даже одна единственная фраза, брошенная кем-то из прохожих.

Про охватившую обывателей портового города панику, не смотря на успокоительные телепередачи, рассказывал Храмову потом, при встрече, Соловей.

- Что вы тут херню слушаете! Вчера африканцы высадились за мысом и уже вовсю хозяйничают в Андреевке и Семеновке! - кричал соседский дядька, с трудом запихивая сумки в переполненный багажник автомобиля.

Его жена тащила к машине пакеты и орала на ревущую в голос десятилетнюю дочь, видимо та получила на орехи. И не мудрено, ведь сказали, что уезжают насовсем, задергали своим «давай быстрее», да еще и игрушек взять не разрешили! Напротив соседа стоял пожилой мужчина в коричневом вельветовом пиджаке. Он наблюдал за погрузкой, иногда поглядывая на окна квартир, и курил. Выслушав тираду, он сказал что-то соседу, демонстративно плюнул под ноги, бросил сигарету и ушел в подъезд.

Паника одолела не всех. В числе более стойких, как узнал Храмов, оказался и Роман Соловей. Он оставался дома, долго сидел у окна в ожидании перемен к лучшему. Мелкий дождь то шел, то не шел, затуманивая обычное пасмурное зимнее утро. Через запотевшее стекло была видна большая лужа, всегда неминуемо возрождающаяся посреди двора с приходом дождей. Мокрые лысые кусты с застрявшим в ветвях мусором чернели вдоль проезда, мешая людям нормально обходить лужу.