На крючке (ЛП), стр. 30

Его густые и длинные ресницы обрамляют светло-карие глаза. Под кончиками моих пальцев вздрагивает его кадык.

- Анна.

Мою грудь сжимает до боли. Мама всегда обвиняла меня в избытке гордыни. Люди думают, что гордость - это что-то подконтрольное вам, нечто грешное, что лучше использовать в ограниченных дозах. И они правы. Но большую часть своей жизни, гордость была единственной вещью, помогающей мне держать голову поднятой. И сейчас именно она удерживает меня от Дрю. Я это знаю. Черт, я чувствую ее тяжелые руки на мне, отчаянно сжимающие мое тело. Я знаю это, и все равно не могу вырваться на волю. Я не готова.

Мне безопаснее в ее знакомых объятиях. Моя гордыня мне как родная. И вместо того, чтобы прояснить все между нами, я перемещаю свои руки на щеки Дрю и говорю:

- Спи, - а затем провожу большим пальцем по его нижней губе. - Тебе нужно поспать.

Протест омрачает черты его лица.

- Спи, - настаиваю я, и мое горло сжимается. - Я разбужу тебя.

Еще несколько минут он наблюдает за мной своими всевидящими глазами. Но затем все же делает, как я прошу, отдавая себя в мою волю. А я провожу пальцами по его шелковистым волосам и просто наблюдаю за Дрю, пока он спит.

Глава 11

ВСЕ СТАНОВИТСЯ ТОЛЬКО хуже, перерастая в зависимость. Я нуждаюсь в Дрю все чаще и интенсивнее. По крайней мере есть некие правила. Правила, чтобы суметь сдержать себя под контролем, в безопасности. Правила, на которые мы оба согласились и поняли их, не сказав друг другу и слова. Мы всегда встречаемся у меня дома, не поздно, чтобы это не затянулось и не перешло в ночевку, никогда не проводим вместе больше часа - ну или трех, если потребность настолько возросла. И мы все еще не целуемся в губы, хотя я начала замечать недовольство Дрю по поводу этого правила. По крайней мере, пока что он не высказывает его вслух. И я уверенно твержу себе, что это к лучшему. Мне нужно защитить себя. Потому что никогда не знаешь, чем все закончится.

Прямо сейчас мы голые в моей постели, под моим любимым одеялом поверх наших тел. Забравшись с Дрю под одеяло, я словно пересекла некую незримую линию. Это слишком личное, слишком похоже на любовную версию интрижки. Нет-нет, мы не прячемся под простынями, потому что забыли закрыть дверь в мою комнату, не думая в тот момент ни о чем, кроме как побыстрее соприкоснуться кожей к коже.

Больше всего меня сейчас беспокоит, что мы уже закончили, а Дрю не уходит. А я не тороплю его. Его золотистая кожа поблескивает от пота, и парень немного задыхается, словно он пробежал несколько миль.

Ну улице наступают сумерки, лучи заходящего солнца, прокрадываясь в комнату сквозь жалюзи, становятся более тусклыми, пока наши тела не окрашиваются в полосы оранжевого цвета.

Одна из рук Дрю покоится на рельефном твердом прессе его живота. Я сосредотачиваюсь на этом, лежа на боку, пока одна моя рука все еще зажата под его плечом, а вторая держится за столбик кровати. Я так крепко вцепилась в этот столбик, что гадаю, нужно ли будет просить Дрю разжать мои пальцы, прежде чем он уйдет.

Приятный, нежный озноб проходит сквозь мое тело. Это то, что он делает со мной. Так основательно он дарит мне удовольствие и в ответ получает свое. Мои соски напрягаются. К счастью, Дрю не замечает. Он отворачивается, чтобы сделать несколько больших глотков воды с бутылки, что стояла на прикроватной тумбочке. И вот тогда я и вижу это. В комнате темно, но не настолько, чтоб скрыть некоторые вещи.

- У тебя есть татуировка, - в моем замечании проскакивают нотки чрезмерного восхищения, которые я не в состоянии скрывать, да и не хочу. Я буквально демонстрирую свой восторг, усмехаясь. Злой усмешкой.

Он оглядывается и смотрит на меня внимательно.

- Ага.

- Это алебарда, - добавляю я, ликуя. Милый маленький боевой топорик в стиле зарисовки, размером примерно с мой большой палец расположен на верхней части его левой ягодицы. Он похож на тот, который был у Папы Смурфа. И как только я его раньше не заметила? Верно, он же обычно одевает обратно свои трусы и уходит.

Скулы Дрю становятся розовыми.

- Чертов Канкун. Весенние каникулы, мой второй год учебы, одна пьяная ночь и вот он результат. Я смутно помню ощущения жжения на своей ягодице, пока мои коллеги по команде скандировали "Боец, Боец". Вот и все. Я проснулся голым в кровати полной... - румянец вновь выступает на его щеках, и Бэйлор пробегает рукой по своим волосам, от чего кончики торчат в разные стороны. В некотором роде это очаровательно. Как и его стыдливость. - Полной девчонок и парней.

Я смеюсь неистовым смехом, похожим на смех бешеной ведьмы, зарываясь в подушку лицом.

- Это не смешно, - возражает Дрю, хотя в его голосе слышен смешок. - Я участвовал в оргии и ничего не помню. Представляешь какой ужас, - он в шутку вздрагивает.

От чего я еще пуще хохочу.

- Плюс ко всему у меня было самое жуткое похмелье, - горько добавляет парень, все еще усмехаясь. - И это гребаное тату, - он поворачивается так, чтобы посмотреть на свою задницу. - Долбаный тупой бойцовский топор.

- Боец задница Бэйлор, - я буквально умираю со смеху. Я взвизгиваю, когда Дрю бросается на меня. Мы шутливо боремся, в основном нападает Бэйлор; он бросает мне в лицо еще одну подушку, пока я стону от хохота. Но затем парень наваливается на меня, раздвигая своим бедром мои ноги, тогда как его грудь прижимается к моему телу. Мы все еще хихикаем, однако Дрю, улыбаясь, нависает надо мной.

- В тот момент я поклялся себе, что не буду больше так пить и проверился на все известные человечеству болезни, как только вернулся домой, - его улыбка немного увядает, а взгляд встречается с моим. - Я чист, чтобы ты знала. И регулярно прохожу проверку, - серьезность его тона и то, как он говорит это, наталкивает меня на мысль, что Дрю боится потерять нашу забавную игру из-за своего ненадежного прошлого.

- Я тоже, - отвечаю я. - С 16 лет мама подсадила меня на таблетки и вынудила сдавать раз в полгода ряд анализов.

Брови Дрю приподымаются.

- Это немного...

- Параноидально? - предугадываю я. Видит бог, тогда я не нуждалась еще в противозачаточных таблетках.

По коже головы пробегают мурашки, и я осознаю, что Дрю играет с локоном моих волос, накручивая его на свой палец. Его голос становится ниже.

- Я бы использовал слово "недоверительно".

Я не хочу объяснять, насколько он далек от истины, потому что тогда мне придется рассказать Бэйлору и о том, что ни один парень в старшей школе даже не смотрел в моем направлении. Вместо этого, я просто приподнимаю плечи.

- Моя мама просто акушер-гинеколог. Для нее это был признак любви и заботы. Знаешь, это по типу как врач-стоматолог заставляет своего ребенка чистить зубы щеткой и зубной нитью трижды в день еще до того, как ребенку исполнится два года.

Дрю усмехается, но выражение его лица становится безэмоциональным. Я чувствую это своим сердцем, словно его настроение проникает между моими ребрами и сжимает внутренности. Он смотрит на меня так, будто я ему слишком сильно нравлюсь. Словно ему нравится эта наша близость.

- Дай взглянуть на нее еще раз, - говорю я. Просто потому что мне нужно выбраться из-под него. И потому что я правда хочу еще раз взглянуть на эту маленькую отметину.

- Нет, - шепчет он, улыбаясь. Дрю наклоняется так, что кончик его носа касается моего. Я могу видеть изгиб его густых и темных ресниц, обрамляющих глаза парня. Его радужки насыщенно янтарного цвета с искорками веселья.

- Да, - говорю я, задыхаясь.

- Нет, - его губы и скула касаются моего подбородка. Он так близко к моим губам. Так близко ко мне.

- Да, - я надавливаю большим пальцем между его ребрами, и Дрю кричит.

- Джонс, - предупреждает он, отскакивая прочь, когда я делаю так снова.

- Бэйлор, - передразниваю я. - Дай взглянуть.