Ельцин, стр. 138

История финансовой стабилизации в 90-е годы, а проще говоря, история российского рубля — тема отдельная, сложная. Однако обойти ее невозможно, ибо всё, что составляет сюжет этой книги — драмы и конфликты, взлеты и падения, — очень тесно связано с тем, как складывалась эта история. «Финансовая стабилизация, — говорил в интервью радиостанции «Эхо Москвы» Евгений Ясин, один из крупнейших отечественных экономистов, — это вообще-то вещь очень скучная. Обычно ею занимаются так называемые денежные власти. Это Центральный банк, это Министерство финансов. Это всё связано с бюджетом, с цифрами, с какими-то расчетами, выкладками и т. д. и т. п. И как бы делают ее бухгалтеры, такие скучные люди. Не о чем рассказывать. На самом деле, макроэкономическая стабилизация — это одна из самых драматических страниц девяностых годов».

Образовавшееся к концу 80-х — началу 90-х гигантское количество «свободных» денег, необеспеченных товарами (так называемый «денежный навес»), невозможность что-либо купить на эти скопившиеся у населения громадные личные сбережения — продиктовали логику гайдаровской реформы. Необходимость сокращения денежной массы понимали, конечно, задолго до появления Гайдара. Но время «Ч» откладывали до последнего. Что было отчасти и понятно в стране, которая напоминала кипящий котел.

Евгений Ясин прибегает даже к такой смелой метафоре: когда командир в бою посылает людей в атаку, он знает, что не все вернутся из боя. Но если бой не выиграть, погибнет гораздо больше людей. Первые несколько месяцев гайдаровской реформы правительству удавалось держать жесткие рамки финансовой дисциплины. «Принимать какие-то популистские меры, в общем, нетрудно. А вот такие, это подвиг», — говорит Евгений Ясин. В начале 90-х президент Борис Ельцин потратил почти весь свой политический ресурс на поддержку гайдаровских реформ. Почему же они не принесли желаемого, то есть быстрого результата?

Во время либерализации цен огромную опасность для экономики представляет гиперинфляция. Запускается действие свободных цен, которые балансируют спрос и предложение. Поскольку спрос гигантский, а предложение маленькое — взмывают цены. Стандартным критерием гиперинфляции является месячная инфляция 50 процентов. Значит, в это время весь финансовый механизм страны приходит в негодность. Люди, схватив деньги, где бы они их ни заработали, немедленно бегут в магазин, потому что у них очень высокие инфляционные ожидания. В итоге очень трудно удовлетворить спрос, остановить цены. Начинает крутиться спираль гиперинфляции. Из этой ситуации очень трудно выйти.

Но в нашей стране стандартная модель (и без того невыносимо трудная) финансовой стабилизации столкнулась с еще одним, уже специфически российским явлением: сопротивлением реформе внутри самой власти, внутри существовавших тогда элит. Гигантская плановая экономика не хотела подчиняться законам стабилизации.

Рассказывает Евгений Ясин: «Цены либерализованы, и первые три-четыре месяца команда Гайдара держит деньги в ежовых рукавицах. И предприятия, которые привыкли получать деньги от государства, их не получают и никак не понимают, ну а что же дальше? Ну, хорошо, мы подождем еще месяц, еще месяц. Но мы же так не можем. Мы закроемся! Нам нужно покупать сырье, платить зарплату. Что они там себе думают? Пока они поставляли друг другу товары в долг. Но одновременно все время нарастало давление на правительство, потому что действительно это перенести было невозможно. Ну, предприятия просто останавливались. И, собственно говоря, с этого начался разлад между правительством и Ельциным, с одной стороны, и парламентом, Верховным Советом, с другой стороны, чтобы прекратить “это безобразие”. “Это безобразие” как раз и прекратил Виктор Васильевич Геращенко, когда он стал председателем Центрального банка. По совету одного из своих заместителей, они произвели зачет взаимных требований, то есть практически выпустили в оборот большое количество денег».

Это был гигантский удар по политике гайдаровского правительства. Джинн выпущен из бутылки, государство вновь запустило печатный станок.

Инфляция в 1992 году достигла такой цифры: 2600 процентов. 1993 год — годовая инфляция 930 процентов. Темпы помесячной инфляции не сокращались. Первые признаки финансовой стабилизации (после января — апреля 1992 года, когда еще работали гайдаровские «ежовые рукавицы») замаячили лишь к лету 1993 года: появилась на свет национальная валюта, российский рубль, и страны СНГ были вынуждены выйти из так называемой «рублевой зоны». В конце 93-го года, когда Гайдар вновь вернулся в правительство в качестве первого вице-премьера, на 30 процентов были сокращены бюджетные расходы, произведен так называемый секвестр.

Инфляция вроде бы вновь начала падать. «И хотя секвестр, который был проведен, — рассказывает Ясин, — оказал определенное воздействие, инфляция несколько упала к концу года, но она оплачена и самым большим падением производства за весь период 90-х годов. В начале 94-го года промышленное производство упало примерно на 20 процентов. И, конечно, это производило ужасное впечатление. И поэтому пошли опять на какие-то уступки. Опять северный завоз, опять посевная и т. д. И стали выпускать деньги в обращение, чтобы несколько смягчить ситуацию. Гром грянул 11 октября 94-го года. Когда за один день рубль упал на 30 процентов. И стало ясно, что жить государство долго так не может».

Однако и после «черного вторника», когда страна была вынуждена пойти на жесточайшую финансовую дисциплину, российский рубль продолжало лихорадить. Выискивались самые разные способы выскользнуть из финансовых норм. Только один обзор всех этих лазеек и ухищрений составил бы отдельную главу. Были, конечно, и объективные причины — неминуемое повышение зарплат и пенсий, война в Чечне. Однако в конце 1997 года помесячная инфляция составляла лишь 13 процентов, то есть снизилась практически до современного уровня.

…Казалось, что все тяжелые события этого года уже должны были кончиться, исчерпаться. Но впереди было еще одно, самое тяжелое испытание 90-х.

Крутой маршрут (1995)

10 декабря 1994 года в Кремле шла рассылка поздравительных посланий президента России по случаю Дня Конституции.

«В официальном списке поздравляемых, — пишут помощники Ельцина, — по статусу значилась и фамилия президента Чеченской республики. В круговерти дел никто не обратил на это внимания. Так бы и ушло поздравление Ельцина мятежному генералу, если бы в группу спичрайтеров не вошел растерянный офицер фельдсвязи и не спросил, каким образом доставлять письмо в Грозный».

Этот эпизод как в капле воды отражает общую неопределенность и расплывчатость отношений Москвы и Грозного начиная с 1991 года. Хорошо представляю себе эту картину: предпраздничная суета, секретарши заклеивают конверты, неожиданно входит человек в мундире. Его вопрос застает кремлевских служак врасплох. На Кавказе уже практически идет военная операция… По сути дела, война.

О чеченской войне написано очень много. И все факты вроде бы хорошо известны. Но очень часто, листая страницы воспоминаний, перебирая в уме события, я не могу избавиться от мысли: чего-то не хватает. Не хватает какой-то последней точки, не хватает ясности.

Так что же случилось 11 декабря 1994 года, на день позже того вечера, когда офицер кремлевской фельдсвязи со своим кожаным портфельчиком вошел в комнату спичрайтеров и застенчиво спросил, как ему доставить поздравление Дудаеву с Днем Конституции.

«В ноябре 1990 года в Грозном состоялся “I съезд чеченского народа” (впоследствии переименованный в Общенациональный конгресс чеченского народа, ОКЧН)… С первых же шагов деятельность этой организации создавала почву для этнических чисток», — пишут помощники Ельцина.

Этнические чистки, напомню, — это аресты и расстрелы без суда и следствия, по национальному признаку. Ближайший по времени пример — Югославия.