Юность Розы (сборник), стр. 75

– Вы могли бы это сделать, но я – никогда. Ответьте, Роза, на мой вопрос. Только искренне и правдиво. Если бы вас, бедную, одинокую, покинутую девочку, взяли в дом и в течение нескольких лет любили, заботились, учили – словом, делали счастливой – и еще какой счастливой! – решились бы вы похитить у этих добрых людей то, что для них чрезвычайно дорого? И этим доказать всем, что вы неблагодарны, что вы обманули их, что вовсе не заслуживали того высокого доверия, которое вам оказывали. Теперь повторите мне то, что вы только что сказали: «Будь счастлива и не обращай на них внимания».

Говоря все это, Фиби до боли сжимала плечо подруги и так пронзительно смотрела ей в лицо, что Роза вздрогнула. Черные глаза были полны огня, и было что-то величественное в этой девушке, которая внезапно стала взрослой женщиной. Нечего было и отвечать на этот вопрос. Роза поставила себя на место Фиби, и гордость ответила за нее:

– Нет, я бы не смогла!

– Я знала, что вы так ответите и поможете исполнить мой долг, – вся холодность в голосе Фиби мгновенно исчезла, когда она крепко прижала к себе маленькую хозяйку, радуясь связывающей их дружбе.

– Если бы я только знала, как тебе помочь! Сядь и расскажи мне обо всем, – усевшись в большое кресло, в котором подруги часто сиживали вместе, Роза протянула вперед руки, готовая на всякую помощь.

Но Фиби не заняла свое место, а, как на исповеди, опустилась рядом на колени и, держась за подлокотник, рассказала историю своей любви в самых простых словах:

– Я долго не догадывалась, что он любит меня. Мне казалось, что он приходит к нам ради вас. Я думала, что он слушает мое пение, потому что вы мне аккомпанируете. Я так радовалась вашему счастью. Но когда его глаза выдали истину, я испугалась. Он молчал, и я считала это естественным: я ему не пара, невозможно рассчитывать, что он попросит моей руки. Это правильно. И я молча гордилась оказанной мне честью. Мне лишь хотелось, чтобы он знал: во мне есть чувство собственного достоинства, я помню свой долг. Я начала избегать его, собиралась уехать как можно скорее, но напоследок решила спеть в этом концерте так, чтобы ему не пришлось стыдиться бедной Фиби.

– Так вот почему ты отказалась от всякой помощи с нашей стороны? – спросила Роза, понимая теперь состояние Фиби.

– Да, я хотела сделать все сама и не быть обязанной даже самым близким друзьям. Это было дурно и глупо, и я была наказана за это первой неудачей. Я так испугалась, Роза! У меня захватило дух, в глазах потемнело, и все эти люди казались так близко от меня, что я боялась упасть на них. Если бы не часы передо мной, наверное, я не смогла бы петь. Когда я кое-как закончила, один взгляд на ваше расстроенное лицо показал мне, что я потерпела фиаско.

– Но я пыталась ободрить тебя, Фиби, я улыбалась настолько весело, насколько могла. Ведь это было не что иное, как смущение, – горячо протестовала Роза.

– Да, вы улыбались, но в улыбке была жалость, а не гордость, как мне хотелось. Я забилась в темный угол за органом, готовая умереть. О, как я была зла и несчастна! Я стиснула зубы, сжала кулаки и поклялась спеть следующую вещь как можно лучше или никогда более не петь. Я была просто в отчаянии, когда пришла моя очередь; мне казалось, что я не в состоянии взять ни одной ноты. А потом вспомнила, что он здесь. Не знаю, как это случилось, но я как будто вся превратилась в голос, потому что в зале было двое людей, которые не должны разочароваться во мне. Я пела так, будто мне предстояло умереть после этого.

– О, Фиби! Ты пела восхитительно, я едва удержалась от слез! И так гордилась, что тебя наконец оценили.

– А он? – прошептала Фиби, пряча лицо за ручку кресла.

– Арчи не сказал ни слова, но губы его дрожали и глаза горели. Он был счастливейшим человеком в мире. Я поняла, что мой брат надеется назвать тебя женой и намерен сегодня же объясниться.

Фиби помолчала. Как померк успех сегодняшнего концерта при мысли о несравненно большем!

– Он прислал цветов, вызвался проводить и по дороге домой доказал мне, как я была неправа, сомневаясь в нем. Не просите меня пересказывать вам эту часть моего романа, но будьте уверены, что я была счастливейшей женщиной в мире.

И Фиби снова спрятала лицо, по которому ручьем катились слезы. Роза не мешала подруге плакать. Она лишь молча гладила поникшую голову, задумчиво устремив в пространство мокрые от слез глаза, и удивлялась, что это за таинственная страсть, которая может изменить, облагородить и украсить всякого человека, которого коснется.

Каминные часы, бесцеремонно нарушив тишину, пробили одиннадцать, и Фиби очнулась от своих грез. Она поспешно встала, отерла слезы и сказала решительно:

– Довольно на нынешний вечер. Идите спать и отложите все тревоги до завтра.

– Но, Фиби, ведь я должна знать, что ты ему ответила? – воскликнула Роза, как ребенок, которому велят идти спать на середине сказки.

– Я сказала: «Нет».

– «Нет» рано или поздно превратится в «да», я уверена. Итак, я оставляю тебя мечтать о нем. Кэмпбеллы, правда, гордятся своим происхождением от Роберта Брюса [51], но в них есть здравый смысл и они тебя нежно любят. Завтра ты убедишься в этом.

– Может быть.

Крепко поцеловав Розу, бедная Фиби пошла к себе, но не смогла заснуть до рассвета.

Глава VIII

На краю пропасти

На следующий день утром Роза, озабоченная судьбой Фиби, пробралась в комнату тетушки Изобилие, пока старая леди завершала свой туалет.

– Тетя, я хочу рассказать вам нечто приятное. Давайте, я буду рассказывать и расчесывать вас, как вы любите, – Роза знала, что такое предложение будет старушке по душе.

– Хорошо, моя дорогая, только поторопись: я сегодня немного проспала, нужно поторопиться, иначе Джейн все испортит. Я терпеть не могу, когда солонки стоят криво, чайное ситечко не подано и с бумаг твоего дяди не стерта пыль, – тетушка Изобилие поспешно распускала два седых локона, которые всегда укладывала на висках.

Осторожно расчесывая волосы тети, Роза искусно подводила ее к кульминации рассказа, описывая страх, который охватил Фиби, и то, с каким мужеством она взяла себя в руки. Затем рассказала о цветах, присланных ей Арчи, о том, как Стив уехал, о том, как Арчи пришлось занять его место. Пока все шло гладко, тетушка Изобилие слушала ее с большим интересом, сочувствием и одобрением. Но когда Роза естественным тоном прибавила: «И по дороге домой он признался ей в любви», – старая леди так резко дернула головой, что на гребне остался клок волос, а локоны встали дыбом. Тетушка с ужасом воскликнула:

– Не серьезно, надеюсь, Роза?

– Нет, тетя, совершенно серьезно. Он никогда не шутит подобными вещами.

– Спаси Господи! Что нам теперь делать с этим?

– Ничего. Радоваться и поздравить Арчи, когда Фиби ответит ему «да».

– Ты говоришь, что она еще не приняла его предложения?

– Она его никогда и не примет, если мы не отнесемся к ней как к девушке из лучшей семьи нашего круга, – и я не виню ее за это.

– Как я рада, что у этой девушки так много здравого смысла! Конечно, мы не можем этого сделать. Я удивляюсь, почему Арчи не подумал о своем долге в отношении семьи и поступил так опрометчиво. Подай-ка мне чепчик, дитя мое, мне надо поговорить об этом с Алеком.

Тетушка Изобилие поспешно подобрала волосы и закрепила их шпильками на затылке.

– Тетя, будьте снисходительны в разговоре с дядей. Помните, что Фиби ни в чем не виновата, – умоляюще просила Роза. – У нее и в мыслях не было причинить неприятности нашей семье! Она собирается немедленно уехать…

– Да, ей давно следовало это сделать. Я говорила Майре, что с Фиби будет много хлопот, ведь она стала такой красавицей. И вот теперь случилось самое худшее, что только могло. Ах, Боже мой! Как молодые люди неосторожны!

– Я не понимаю, что в этом такого, если дядя Джем и тетя Джесси одобрят этот брак? Жестоко винить бедную Фиби за то, что она хороша собой, образованна и добра, если мы сами приложили к этому все усилия.