Без семьи (др. перевод), стр. 7

– Да, немного.

Он открыл ранец.

– Вот тебе сухая рубашка и жилет, – сказал он. – Разденься, завернись в них, а потом заройся в папоротник. Тогда ты быстро согреешься и заснешь.

Однако я согрелся не так быстро, как думал Витали. Долго ворочался я с боку на бок и был слишком измучен и несчастлив, чтобы быстро заснуть.

Неужели то же самое будет каждый день? Неужели мне придется все время ходить и мокнуть под дождем, спать в сараях, и рядом не будет никого, кто бы пожалел и приласкал меня? Ведь матушки Барберен нет и я никогда не увижу ее! Когда я думал об этом, слезы лились у меня из глаз.

Вдруг я почувствовал чье-то теплое дыхание и, протянув руку, дотронулся до мягкой шерсти. Это был Капп. Он тихонько подошел ко мне, осторожно ступая по папоротнику, лег рядом со мной и лизнул мне руку.

Тронутый этой лаской, я обнял и поцеловал его. Он слегка взвизгнул и, сунув свою лапу в мою руку, придвинулся ко мне еще ближе. А я забыл и свое горе, и свою усталость. Теперь я уже не был одинок: у меня был друг.

Глава VI

Первое представление

Следующим утром мы снова пустились в путь. Дождь перестал, небо было голубое и, благодаря ветру, грязь высохла. Птицы весело распевали, а собаки прыгали около нас. Временами Капи подбегал ко мне, поднимался на задние лапы и лаял. А я понимал, что это значит. «Ободрись, не унывай!» – говорил он мне.

Капи был необыкновенно умен, и я с первого же дня подружился с ним и стал понимать его, хоть он и не умел говорить.

Так как я жил все время в деревне, мне было очень интересно посмотреть на город. Но Уссель со своими старинными домами и башнями совсем мне не понравился. Да мне, впрочем, было не до него. Я все время думал о чудесной лавке, где продаются башмаки.

Наконец мы дошли до грязной жалкой лавчонки и, спустившись по трем ступенькам вниз, очутились в каком-то темном подземелье. Солнце, должно быть, никогда не заглядывало сюда. Неужели башмаки продаются в таком отвратительном месте?

Но Витали знал, куда пойти, и через несколько минут я с восторгом надел кожаные, подбитые гвоздями башмаки, которые были в десять раз тяжелее моих деревянных.

И Витали не ограничился только одними башмаками. Он купил мне все, что обещал: бархатные панталоны, голубую курточку и шляпу. Положим, бархат был сильно потерт, а шляпа выцвела от дождя и пыли, но для меня все это было невиданной роскошью. Да, мой хозяин, вне всякого сомнения, самый лучший, самый щедрый и самый богатый человек на свете!

Я с нетерпением ждал минуты, когда мне можно будет надеть мое новое платье. Наконец мы добрались до постоялого двора. Витали вынул покупки и, к моему величайшему ужасу, обрезал мои бархатные панталоны так, что они могли достать мне только до колен.

Видя, что я с отчаянием гляжу на него, он сказал:

– Ты не должен походить на здешних детей, Реми. Теперь мы во Франции, и я одену тебя итальянцем, а если мы попадем в Италию, что весьма возможно, то ты оденешься как француз.

И заметив, что я все-таки ничего не понимаю, он прибавил:

– Кто мы? Артисты, один вид которых должен возбуждать любопытство. Неужели ты думаешь, что на нас обратили бы внимание, если бы мы вышли на базарную площадь, одетые так, как одеваются здесь все? Конечно нет!

И вот я превратился из француза в итальянца. Панталоны доходили мне до колен, чулки были перевязаны крест накрест красными тесемками, шляпа украшена лентами и шерстяными цветами.

Не знаю, нравился ли я другим, но самому себе я казался великолепным. Мой друг Капи был, по-видимому, того же мнения, потому что, внимательно осмотрев меня, он с довольным видом протянул мне лапу.

Его одобрение было мне особенно приятно потому, что пока я одевался, Проказник уселся напротив меня и передразнивал каждое мое движение. А когда я был готов, он взялся за бока и, откинув голову назад, начал отрывисто взвизгивать, что очень походило на смех.

– Ну, теперь, когда ты переоделся, – сказал Витали, – примемся за работу. Завтра базарный день, и мы дадим наше первое представление. Я взял тебя не для того, чтобы гулять с тобой. Для этого я недостаточно богат. Ты должен работать. А работа твоя будет состоять в том, что ты станешь разыгрывать пьесы с моими собаками и Проказником.

– Но я не умею играть пьесы! – испугался я.

– Вот потому-то тебе и нужно поучиться. Ты, конечно, понимаешь, что не для своего собственного удовольствия Капи ходит на задних лапах, а Дольче прыгает через веревочку. Я специально выучил этому собак, и им приходится много работать. То же самое придется делать и тебе, чтобы разыгрывать с ними пьесы. Примемся же за работу.

Я в то время думал, что работать – это пахать землю, или рубить деревья, или обтесывать камни. Ни о какой другой работе я не имел понятия.

– Пьеса, которую мы будем играть, называется «Лакей английского генерала». А вот в чем она состоит: генералу прислуживал раньше лакей, которым он был очень доволен. Это был Капи. Но Капи становится стар, и генерал желает взять нового слугу. Капи берется найти его. Но на этот раз лакеем будет не собака, а мальчик, которого зовут Реми.

– Как меня?

– Не как тебя, а это и будешь ты сам. Ты пришел из деревни, чтобы поступить лакеем к генералу.

– У обезьян не бывает лакеев.

– В пьесах бывает. Итак, Капи приводит тебя к генералу, но тот находит, что у тебя очень глупый вид.

– Тут нет ничего веселого.

– А что тебе за дело? Нужно только, чтобы смеялись зрители. А кстати, представь-ка себе, что ты поступил лакеем к какому-нибудь важному господину. Вот и стол, который завтра пойдет в дело. Поди и попробуй накрыть его для обеда.

На столе стояли тарелки и стакан, лежали нож, вилка, скатерть и салфетка.

Я не знал, что с ними делать, и стоял, нерешительно протянув руки и разинув рот.

Витали громко расхохотался.

– Браво! Браво! – воскликнул он. – Отлично! Мальчик, который был у меня раньше, всегда принимал такой вид, как будто хотел сказать: «Видите, как я хорошо разыгрываю дурака!» А ты удивляешься искренне, и выходит великолепно.

– Я не знаю, как накрыть на стол и что делать со всеми этими вещами.

– Это-то и хорошо! Завтра ты уже будешь знать, что делать с ними, но постарайся запомнить, в каком затруднении ты был сегодня, и прими такой же растерянный вид. Если сумеешь, тебя ждет блестящий успех. Итак, ты будешь изображать крестьянского мальчика, который ничего в жизни не видел, ничего не знает, но поступает в лакеи к генералу. И оказывается, что он гораздо глупее своего господина. Понимаешь? Ты должен казаться глупее Проказника – вот твоя роль.

Для того, чтобы сыграть эту маленькую пьесу, достаточно двадцати минут, но репетиция наша продолжалась часа три. Витали заставлял всех повторять одно и то же много-много раз – и меня, и обезьяну, и Капи.

И тут я увидел, с каким терпением и добротой обращается Витали с животными. У нас, в деревне, было не то: там их обычно бранили и били. А Витали за все время репетиции ни разу не рассердился.

– Начнем сначала, – говорил он, когда у нас выходило не так, как он хотел. – Это дурно, Капи, вы невнимательны. Проказник, я вам делаю выговор.

И только. Но этого было вполне достаточно.

– Ну, как тебе кажется, – спросил он меня, когда репетиция кончилась, – привыкнешь ты играть?

– Не знаю.

– Тебе это кажется скучно?

– Нет, весело.

– Тогда дело пойдет на лад. Если ты будешь терпелив и внимателен, то добьешься всего. Сравни моих собак и обезьяну. Обезьяна, пожалуй, и понятливее, и умнее, но она нетерпелива. Она легко выучивается всему и быстро забывает, но работает без удовольствия. Такова ее природа, и я не сержусь на нее. Собаки относятся к делу гораздо внимательнее.

Когда он замолчал, я сказал, что меня очень удивляло его терпение во время репетиции. У нас в деревне очень дурно обращаются с животными.

– Но матушка Барберен была всегда добра к нашей корове Рыжке, – прибавил я.