Судья Королевского дома, стр. 18
Марк предложил девушке руку, Элиас, как ребенка, понес Судью на свежий воздух.
– Со мной не возитесь, – говорила Марта помощнику Судьи, что взялся перевязать ее. – Лорд Фредерик – вот кому досталось... Все из-за меня...
Элиас уложил Судью на деревянный причал. Один из гвардейцев посветил ему. Левая нога Фредерика была вся в крови, штанина и сапог насквозь ею пропитались. Повязка, которой Марта наскоро перетянула широкий и глубокий порез, теперь только раздражала рану. Элиас решительно сдернул повязку, разодрал мокрую и липкую от крови штанину над раной, принял из рук Марка широкий кусок полотна от плаща и плотно перевязал Фредерику бедро, затем поспешил осмотреть и окровавленную голову. Здесь рана оказалась неглубокой: меч, скользнувший по клинку Марты, ударил почти плашмя и с погашенной силой, поэтому лишь рассек кожу. Однако кровотечение было довольно сильным. Элиас также перевязал голову Судье, вновь поднял его на руки.
– Куда? – обратился он к Марку.
– В Пост. Здесь недалеко, – отвечал тот, беря Марту за здоровую руку и готовясь вести.
10
Он выплыл из темноты и с трудом открыл глаза. То, что увидел, заставило тяжко вздохнуть: рядом была Кора. Тут же накатила боль: остро заныли ребра, где-то внизу отозвалась, запылав, нога, а голова, та вообще решила, что пришло время расколоться. Судья глухо застонал и вновь провалился в темноту.
Свет вернулся нехотя, и глаза вновь раскрылись. Очень хотелось пить. Наверное, он сказал это вслух – к губам поднесли кружку с водой. Приятная прохлада наполнила грудь и живот. Глотки потребовали усилия – от них на лбу выступила испарина. Ее заботливо промокнули полотенцем. Хорошо...
Наверное, он это тоже произнес вслух – послышался ответ: «Да, сэр». Шире открыв глаза, Судья увидал вновь – Кору, рядом с ней – Марту. Обе улыбались, а в глазах – тревога... Надо бы их приободрить.
– Дамы, – приветственно сказал Фредерик.
Это было похоже на жалкий писк.
Марта вновь аккуратно вытерла его лоб, стараясь не тревожить повязку. Спросила:
– Как вы, сэр?
– Как ты, детка? Судя по всему, мы выбрались.
– Да, сэр. Мне так жаль, что все обернулось столькими бедами... А со мной все в порядке.
– Филипп? – прошелестел Судья.
– Ему и двум его людям удалось бежать от мастера Элиаса и его солдат.
– Девятнадцать, – выдохнул Фредерик и невольно застонал от резкой боли в груди – перед глазами заплясали темные пятна.
– Юхан жив – он в тюрьме Зимнего порта, – откуда-то издалека говорила Марта.
Как из колодца донесся голос Коры:
– Он теряет сознание. Фред, Фред...
«Я просто хочу спать», – вдруг подумал Судья и вновь провалился в забытье.
Оно началось приятно, словно действительно он просто уснул. Перед Фредериком встало его поместье, куда он давно не наведывался: замок на острове посреди лесного озера, тополиная аллея, посаженная отцом в день рождения Фредерика, сад, где любила возиться с цветами мать, нежная, маленькая белокурая женщина, напоминавшая ему фею из цветка...
Жизнь проносилась перед ним рваными полотнами, яркими и стертыми пятнами, от самого начала. И в это начало, в первые сознательные дни, пришел Филипп. Пришел, чтобы отпечататься навсегда во всей последующей жизни... Со стороны, взрослыми глазами Судья видел, что произошло в тот день...
Филипп ворвался в их дом, здесь, захватив Фредерика и его мать, он ждал Западного Судью, лорда Гарета. Тот пришел, один и без оружия, чтобы спасти свою семью...
Нож Филиппа у своего горла... Фредерик вновь его ощутил и заскрипел зубами, когда на глазах трехлетнего малыша бандиты копьями убили отца. Как ужасно, как много крови... И мать это видела: она кричала, как сумасшедшая...
– Убей и его, Филипп, – сказал кто-то, кивнув на мальчика. – Вырастет – станет мстить.
– Нет, у меня жена на сносях – нехороший знак, – отвечал Филипп и сел на корточки перед Фредериком. – А ты, малыш, ведь не станешь мне мстить? – улыбнулся – жуткая щербина.
Фредерик плюнул, как умел, в круглое довольное лицо и бросился бежать. Тонкий метательный дротик догнал его, впившись сзади в плечо...
Мать сошла с ума: Фредерик видел теперь, как она бродила в саду, который увядал без ее заботливых рук, плакала на могиле сэра Гарета под раскидистыми кленами. Слуги, которые смотрели за Фредериком, не давали ему видеть всего этого тогда...
– Поедем со мной, малыш, – так сказал Северный Судья Конрад. – Ты займешь место своего отца...
Он больше не видел мать живой. Лишь в гробу: хрупкой, истощенной душевными и физическими недугами. И брови ее скорбно приподняты, словно и сейчас она собирается плакать. И кожа прозрачна на тонких белых пальцах, сквозь нее видны застывшие голубые жилки... Ей было всего двадцать шесть лет.
Ее могила под вечно плачущими ивами. Фредерик же больше никогда не плакал...
«Мой Теплый снег... Я хочу домой. Я так давно там не был, под ивами, что плачут о матери, под кленами, что шелестят над отцом, под тополями, что ждут меня...»
Нож у горла... У горла Марты... Ухмылка – щербина, словно темное лезвие ножа... Нож у горла... У горла... Коры. Он не пожалеет свою дочь... Ты ведь любишь ее, Судья Фредерик. Любовь делает нас такими уязвимыми...
Фредерик с хрипом очнулся от надвинувшегося кошмара, резко, словно вынырнул из холодной воды.
– Тише, тише, – услышал голос Марты. – Лежите спокойно, мой лорд.
Судья послушно опустился в подушки. В ушах слегка звенело от слабости. Он стал осматривать место, в котором находился. Все было незнакомым. Девушка тем временем напоила его травяным отваром, подозрительно похожим на тот, которым когда-то потчевал мастер Линар.
– Я так рада, что вы очнулись, – дрожащим от волнения голосом заговорила Марта. – Я ведь до сих пор не поблагодарила вас за то, что вы ради меня сделали... О, сэр...
И она, взяв его руку, прижалась к ней губами.
– Никто никогда не делал для меня больше, чем вы, – сказала она.
Фредерик молчал, благосклонно улыбаясь. Нельзя сказать, что ему было неприятно. Особенно после всех тех видений, которые преподнесло ему забытье.
Их прервала вошедшая Кора. Она увидала руку Судьи в руках Марты и нахмурилась.
Фредерик уже открыл рот, чтобы задать пару вопросов, но Кора предупредила его:
– Тебе нельзя разговаривать, Фред. Кроме ран в ногу и голову ты обзавелся парой сломанных ребер... Марта, вам тоже следует отдохнуть.
Чернявая красавица, стрельнув во Фредерика темными влажными глазами, покорно опустила голову и поспешила выйти.
– Зачем ты ее отослала? – все-таки начал Судья, пытаясь повыше устроиться в постели. – Ее присутствие мне приятно. Я спас ее – она меня благодарила... И что вообще ты тут делаешь? Где Элиас? Где Марк? И где я сам нахожусь?
– Судя по тону и разговорам, ты идешь на поправку, – улыбаясь, отвечала Кора; она приподняла ему голову и осторожно сунула под плечи еще подушку. – Так лучше?
Фредерик кивнул и расслабился.
– Что с моим отцом, Фред? – вдруг спросила девушка, и губы ее невольно дрогнули.
Если бы не боль в груди, Судья пожал бы плечами.
– Не знаю, – лениво отвечал он. – Я всадил в него нож, а потом и мне свет потушили. Надеюсь, он мертв – так для него лучше.
Кора теперь кусала губы да терзала в руках полотенце, которым Марта вытирала Судье лоб. Фредерик понял, что не следовало так говорить.
– Извини, – буркнул он.
Девушка нервно махнула рукой, села рядом, потом прижала руку Фредерика к своей щеке, закрыла глаза, в которых блеснули слезы, и прошептала:
– Все пустяки... Главное, что ты жив. Эти две недели прошли, как в дурном сне. Все думали, что ты не выкарабкаешься...
– Две недели?! – ужаснулся Западный Судья.
– Элиас и Марк отнесли тебя в Пост. Но там сыро, и доктора не приведешь. У тебя началась лихорадка. Тогда решили перевезти тебя сюда, на постоялый двор, где Элиас и я сняли комнаты.