История византийских войн, стр. 40
Кроме серьезных конфликтов из-за монофелитства и иконоборчества, между Востоком и Западом до Четвертого крестового похода было еще два крупных столкновения. Первое было связано с «Фотиевым расколом» в IX в. (о чем уже говорилось выше). При Михаиле III, после отставки в 858 г. патриарха Игнатия, патриархом был избран высокообразованный и искусный императорский сановник Фотий, который стал насаждать среди высшего духовенства своих людей. Их поддержал папа Николай I, который воспользовался ситуацией и использовал некоторые теологические разногласия между Востоком и Западом, чтобы вмешаться в дела Восточной церкви. Однако восстановление в сане патриарха Игнатия при следующем императоре не принесло удачи папству, потому что Игнатий был не менее враждебен Риму, чем Фотий. Примирение произошло на соборе в Константинополе в 879 г.
Второй разрыв, оказавшийся гораздо более серьезным, произошел в 1050-х гг. В этом случае причины разрыва были и политическими и теологическими. Еще в VI в. франкское духовенство прибавило к Никео-Константинопольскому символу веры слова «и Сына», признавая факт, что Святой Дух исходит и от Отца, и от Сына (т. н. «филиокве»). В IX в. оно использовало этот символ веры в своих попытках обратить болгар в христианство, а несколько позднее патриарх Фотий написал трактат, осуждающий это добавление. На соборе 879 г. римские легаты согласились отказаться от «филиокве», но снова вернулись к нему в начале XI столетия, что и создало основание для расхождения между Западной и Восточной церквями в 1050-х гг., хотя этому способствовали и иные теологические и обрядовые проблемы. Попытки примирения закончились неудачей в 1054 г., когда упорство кардинала 1умберта, папского легата, и патриарха Михаила Керулария, привело к взаимным анафемам. Произошло формальное разделение Церкви на Западную и Восточную, сохранившееся и в дальнейшем, несмотря на попытки примирения, сделанные при императоре Алексее I.
Речь шла не просто о догматических и сугубо церковных разногласиях. Эти противоречия отражали глубокие и культурные различия и все более усиливавшееся расхождение между греческим миром Восточного Средиземноморья и Южных Балкан и латинизированными странами Западной и Центральной Европы. Культурное отчуждение и взаимное непонимание уже со всей ясностью проявились в IX–X вв. — сначала в абсурдных требованиях, выдвинутых патриархом Фотием (но писавшим от имени императора Михаила III) римскому папе Николаю I относительно византийского политического и культурного превосходства, и в презрении германского императора Оттона к «грекам» (которое появилось во время визита его посла, Лиупранда Кремонского, ко двору Никифора II Фоки в 960-е гг.). Ситуация значительно ухудшилась с конца XI в., когда растущая экономическая мощь Запада превратилась в угрозу для Византийской империи. Агрессия норманнов, попытки германских императоров поставить под свой контроль ряд важных позиций на Балканах, вызов византийской морской мощи, брошенный Венецианской и Генуэзской торговыми республиками, существование на Западе предрассудка, видевшего в греках «неверных», и, наконец, вторжение сельджуков в Малую Азию, превратили противоречия в открытую вражду. Захват Константинополя в 1204 г. и создание Латинской империи завершили раскол. Латинский патриархат не был признан православным населением византийских и бывших византийских районов. Вместо этого в 1208 г. в Никее был избран патриарх Михаил Авториан, признанный как истинный патриарх Константинопольской церкви.
Быстро возраставшая мощь турок и создание Оттоманского султаната, политический и экономический крах империи наряду с раздробленностью византийских земель поставили на повестку дня вопрос о примирении с Западом, который в противном случае, расценивая византийцев как раскольников и даже как еретиков, не оказал бы им поддержки. В течение XIV–XV вв. велись переговоры о церковной унии, но на Лионском (1274) и Ферраро-Флорентийском (1439) соборах не удалось достичь согласия по многим вопросам, даже при том, что императоры Михаил VIII и Иоанн VIII были готовы согласиться на требования Запада в обмен на военную и финансовую помощь. Но большинство духовенства и населения империи было настроено крайне оппозиционно по отношению к подобным уступкам, и никакого реального прогресса на этих переговорах не было достигнуто. Отчаяние по поводу этого тупикового положения, осложненного нарастающей требовательностью Запада, выразилось в словах великого дуки Луки Нотараса, главного министра последнего византийского императора Константина XI, который, как сообщают источники, сказал в 1451 г.: «Лучше увидеть на голове правителя Города турецкий тюрбан, чем латинскую митру». Сам Нотарас активно участвовал в переговорах с Западом и спустя два года был казнен вместе со всей семьей по приказу султана Мехмета II после падения Константинополя. Конечно, было бы преувеличением считать, что все византийцы разделяли мнение Нотараса, но они отражают ту степень отчуждения, которая уже существовала между двумя мирами.
Как ни парадоксально, упадок светской власти сопровождался ростом авторитета и власти духовенства. И именно к руководству церкви, прежде всего к патриарху, обратились турецкие власти в поисках способов мирного управления христианским населением страны. К моменту турецкого завоевания остатки империи еще сохраняли свою идеологию, которая уже не соответствовала реальности. Но в бытовом плане византийским крестьянам, купцам и духовенству надо было жить дальше. Когда настал конец империи, турецкие власти обнаружили, что «греки» при всей их идеологической враждебности быстро свыклись с порядком жизни, который мало чем отличался от того, к которому они привыкли.
ВЛАСТЬ, ИСКУССТВО И ТРАДИЦИИ
Как мы видели, эволюция византийского государства определялась многими взаимосвязанными факторами. На вопрос, отчего оно развивалось так, а не иначе, разные историки дадут различные ответы, в зависимости от собственных познаний, научного подхода, исторической философии и т. д. Да и невозможен один всеобъемлющий и устраивающий всех ответ на вопросы, связанные с историческим прошлым.
Одним из вопросов, связанных с пониманием истории империи, является вопрос о том, как данное общество распоряжалось своими ресурсами, какую часть общественных богатств, произведенных в разных отраслях экономики — аграрной, торговой и промышленной, — можно было изъять в виде ренты и налогов, а также непрямым путем — с помощью разного рода услуг. Мы видели, каким образом государство получало ресурсы для своей деятельности на протяжении тысячелетней истории империи: с помощью взимания натурального налога продукцией сельского хозяйства, добычи руд и других видов сырья, мобилизации рабочей силы, использования труда и знаний квалифицированных работников. Важное значение имеет тот факт, что в процессе обеспечения ресурсов, необходимых для его существования и деятельности, правительство империи постоянно должно было конкурировать то с крупными землевладельцами из сенаторского сословия, то с провинциальной аристократией, то с новой византийской знатью эпохи Средневековья, то с иностранным купечеством. Эта борьба всегда играла важную роль в византийской политической истории, и история ее гражданских конфликтов и фискальной политики отражает возвышение или уход со сцены то одной, то другой ведущей группы византийского общества.
История этих конфликтов иллюстрирует пути и методы работы византийской государственной машины. В современных индустриальных обществах налоговая система обычно является средством перераспределения прибылей, которые уже были произведены и распределены в обществе как среди собственников и управленческого персонала, так и среди тех, кто продает свой труд за заработную плату. В доиндустриальных обществах имеет место прямое изъятие части доходов через налоги или ренту в той или иной форме, что предполагает прямой контакт между государством (правящей элитой) и налогоплательщиками (данниками). В обоих случаях природа социально- экономического противоречия между производящими ценности и изымающими их определяется конкуренцией из-за распределения ресурсов между потенциально враждебными элементами общества, а также — формами налогов и ренты.