Искупление (ЛП), стр. 100

– А ты… – глубоко вздохнув, Кармин провел руками по лицу. – Ты осталась бы?

– Осталась бы?

Кармин кивнул.

– Осталась бы здесь?

– Да.

Уголок его губ дернулся, когда он подавил улыбку.

– Ты сделаешь это?

– Останусь ли я?

– Со мной, – он нервно прочистил горло. – Ты останешься со мной?

Хейвен открыла рот, собираясь ответить, однако возможности сделать это ей не представилось. Потеряв самообладание, Кармин сдался под напором волнения, которое поглотило его с головой.

– Боже, поверить не могу, что я спросил у тебя об этом. Что со мной, блять, такое? Я не могу просить тебя выбрать меня!

Хейвен взяла его за руку, дабы удержать на месте.

– Ты не просишь меня выбрать тебя. Это не вопрос выбора. Это всегда был ты. Однажды твой отец сказал мне, что у нас всегда есть выбор, но я думаю, что он ошибся. Полагаю, иногда жизнь выбирает нас. Это как дыхание. Естественный процесс. Это часть нас самих. Это просто есть и все. Мы можем задержать дыхание и попытаться больше не дышать, но это продлится всего лишь несколько минут, после чего мы потеряем сознание, и природа возьмет свое. Мы не можем не дышать. Точно так же и я просто не могу не любить тебя.

– Но как же Нью-Йорк, – возразил Кармин. – Твоя жизнь.

– Все лучшее, что есть в жизни, никак не связано с местоположением. Любовь, дружба, счастье… мне не нужно находиться в Нью-Йорке для того, чтобы обладать этим. Все это есть у меня здесь.

– Как же колледж? Рисование? Как быть с этим?

– Я могу заниматься этим где угодно, Кармин. Но ты… ты в Чикаго.

На губах Кармина появилась полная надежды улыбка, которую он больше не сдерживал.

– Начнем с чистого листа?

– Насколько чистым он может стать.

– Он по-прежнему пиздец какой грязный.

Рассмеявшись, Хейвен внимательно посмотрела на Кармина и протянула ему руку. От нервов на ее щеках появился румянец. Чистый лист.

– Меня зовут Хейвен.

– Кармин, – он пожал ее руку. – У тебя интересное имя, Хейвен.

– Оно означает «безопасное место».

– Я знаю, – ответил Кармин, вновь переплетая их пальцы. – И что-то подсказывает мне, что оно идеально тебе подходит.

Глава 43

Главы пяти семей собрались за длинным столом в частном зале фешенебельного итальянского ресторана, расположенного в пригороде Нью-Йорка. Звуки их непринужденной беседы заглушали музыку скрипки, доносившуюся из главного зала; смех и оживленные голоса были слышны уже на парковке.

Администратор ресторана указал Коррадо в сторону собравшихся, когда он вошел в зал. Никаких инструкций не потребовалось. Его ожидали. Пройдя к мужчинам, Коррадо лично поприветствовал каждого из них, после чего занял оставшееся свободное место.

– Моретти, – поприветствовал его Дон семьи Калабрези. – Мы рады, что ты смог к нам присоединиться.

Коррадо наклонил голову.

– Взаимно.

Заказав напитки, собравшиеся принялись обсуждать разнообразные вопросы, начинания с политики и заканчивая музыкой, избегая в большинстве своем вопросов бизнеса. Беседа была оживленной – практически дружественной – однако Коррадо был начеку, зная, что его оценивали. Они следили за каждым его движением и взвешивали каждое его слово, дабы определить то, хотят ли они вести с ним дела или нет. Он виделся с ними уже не в первый раз, но раньше он представал в другом качестве.

Теперь же он оказался на собеседовании всей своей жизни.

– Что привело тебя в Нью-Йорк? – спросил Сержио Женева, глава семьи Женева. – Как долго продлится твой визит?

– Всего лишь один вечер, – ответил Коррадо. – Я привез племянника и его девушку.

– Значит, личные причины?

– В большинстве своем, да.

Дон семьи Калабрези перевел взгляд на Коррадо.

– Я рад, что ты здесь. Я хотел поговорить с тобой об одном деле. Мой друг Сэмми Грейвз открыл новое казино. Ты понимаешь, о чем идет речь?

– Разумеется.

– Он – хороший парень, ведет честный образ жизни. У него семья и дети. Я пытался помочь ему, предлагал содействие в получении земли на севере штата, в оформлении кредитной линии, но он отказался. Ему хотелось сделать все самостоятельно. Его бизнес во всех отношениях легален.

– Это достойно уважения, – сказал Коррадо.

– Уверен, ты понимаешь, что его несколько беспокоит сделка, которую он заключил с Чикаго. Он всегда хотел этого избежать, ему никогда не хотелось заключать никаких сделок.

– Я понял, – ответил Коррадо. – Передай ему, что о Чикаго он может не беспокоиться. Твой друг – мой друг.

Дон поднял свой стакан.

– Я ему передам.

– Как обстоят дела с затишьем в Чикаго? – спросил другой нью-йоркский Дон.

Коррадо обдумал его вопрос.

– Хрупко.

– О’Бэннон по-прежнему испытывает свою удачу?

Скорее Сал спровоцировал его первым.

– Полагаю, очередная провокация с его стороны – всего лишь вопрос времени.

– Сообщи нам, если это случится, – сказал Дон. – Если что-то потребуется – сразу же говори. Ведь мы все здесь друзья.

Коррадо кивнул и, подняв свой стакан, сделал глоток, в то время как за столом вновь воцарилась непринужденная беседа. Несмотря на сосредоточенное выражение его лица и суровые, темные глаза, которые Коррадо умело использовал для того, чтобы произвести на окружающих впечатление равнодушного человека, которого все знали, душа Коррадо была преисполнена удовлетворения.

Обведя собравшихся взглядом, Коррадо задержался на Джонни Амаро, главе семьи Амаро. Это был один из немногих людей, которых он лично на протяжении многих лет считал истинным союзником. Семья Джонни руководила нью-йоркским синдикатом с самого начала, на протяжении многих десятилетий передавая власть от отца к сыну. Джонни без лишних слов поднял свой бокал, чествуя Коррадо.

Коротко и ясно.

* * *

Гостиная квартиры на первом этаже кирпичного дома, располагавшегося на Восьмой авеню, была заставлена картонными коробками, стоявшими друг на друге и заполненными до отказа. Коробки были поделены на две категории: «забрать с собой», «избавиться». Жизнь Хейвен вновь подвергалась категоризации и оценке; она расставалась с вещами, которые были ей больше не нужны на ее жизненном пути.

Она испытывала смешанные чувства, разрываясь между счастьем и грустью, пока упаковывала свои вещи для переезда в Чикаго. Для того, чтобы следовать за одними своими мечтами, ей приходилось поворачиваться спиной к другим. Ей приходилось нарушать одно обещание для того, чтобы сдержать другое. Насколько она могла судить, Кармин хорошо понимал ее чувства.

– Ты не обязана этого делать, – сказал он, стоя посреди комнаты и засунув руки в карманы джинсов. – Мы можем что-нибудь придумать.

Хейвен перевела взгляд на Кармина.

– Например?

– Я не знаю, – он пожал плечами. – Мы могли бы ездить друг к другу.

– Ездить?

– Да, ты будешь жить здесь, а я – в Чикаго. Мы будем навещать друг друга, когда будет возможность.

– Ты этого хочешь?

– Нет.

Хейвен рассмеялась, убирая последние книги в коробку. Она достала дневник Мауры и открыла его, пролистывая страницы и читая мелькающие строки. Найдя нужную страницу, Хейвен прочла надпись в верхней части страницы, сделанную красным маркером.

«Порой я теряю перспективу, но мне помогает возможность остановиться и осмотреться по сторонам. Возможно, я не обладаю всем, чего хотелось бы, но я имею больше чем достаточно. Большинство людей не имеют и этого».

Убрав дневник в коробку, Хейвен запечатала ее.

– Знаешь, у нас есть то, чего нет у многих людей.

– Что это?

Улыбаясь, Хейвен переставила коробку, отправляя ее к тем вещам, которые она планировала забрать с собой.

– Шанс. Завтрашний день может и не наступить, поэтому нельзя воспринимать сегодняшний день как должное.

Кармин помог ей упаковать оставшуюся часть вещей, после чего, извинившись, отошел для того, чтобы ответить на звонок. Он прошел в спальню, в то время как Хейвен встала посреди гостиной, осматривая коробки. Услышав доносившийся из коридора шум, она обернулась в то же самое мгновение, когда входная дверь ее квартиры, распахнувшись настежь, ударилась о стену.