Дорога ярости, стр. 8
Сэди поворачивается к Адаму.
– Тебе нужна рогатка, – замечает она. – А теперь – тем более.
– Фигня все это.
Сэди фыркает.
– Ну да, я забыла. Ты же у нас против насилия.
Она качает головой и возвращается в сумрак мастерской. По тому, как Сэди идет – напряженная, с прямой спиной, сжав кулаки так, что побелели костяшки, – Адам догадывается: она не настолько крута, как хочет казаться. Интересно, видела ли она, как он отключился. Наверняка ведь видела.
Теперь, наверное, думает, что я трус.
Кейн с ухмылкой смотрит на Адама.
– Говоришь, фигня все это?
Адам пожимает плечами, чувствуя, как кровь приливает к щекам.
– Мне всегда хватало «лонгторна».
Кейн улыбается. Убирает рогатку за пояс.
– Деваха – просто нечто!
Голос его звучит равнодушно.
– Ты хоть понимаешь, что ты сделал? – Адам поворачивается к Кейну.
– Я? А я ничего и не сделал.
Адам качает головой.
– С Леви шутки плохи. Они вернутся. Они нас найдут.
Кейн расплывается в улыбке. Глаза его сияют.
– Ну и пусть.
4
Пятница, 1-е число, 17:20–37 часов
Вода у западного берега озера темна и глубока. Обсидиановый утес поднимается на сотню с лишним метров – отвесная стена камня, открытая всем ветрам. С одного края его плато уходит в пустыню, а с другого скала круто обрывается в озеро. Сверху открывается потрясающий вид на запад. Насколько хватает глаз, кругом одна пустыня в легкой дымке.
Здесь Адам чувствует себя наиболее уязвимым. Но когда ему нужно подумать, что-то внутри него, какая-то таинственная сила манит его сюда, на заброшенные рельсы на самом краю утеса. Часть их обрушилась в озеро, и теперь огромные куски искореженного металла и камней торчат из-под воды далеко внизу. Возле рельс, у самого края пропасти, бежит гравийная тропинка.
Сюда-то Адам и ведет Кейна.
Они едут медленно, в нескольких сантиметрах от обрыва. Из-под колес их байков в пропасть катятся камни. Наконец они въезжают на выступ скалы, которая круто уходит в озеро и преграждает им путь. Противоположная сторона каньона в километре от них, это самая широкая его часть. Дальше, там, где каньон спускается в озеро – он сужается в канал с изрезанными берегами, превращается в гигантскую трещину, распоровшую пустыню. Двигаться дальше можно только вниз, по отвесному склону.
Адам тормозит и спрыгивает с мотоцикла. Он чувствует, как в спину ему бьет одинокий порыв ветра, толкает его, раздувает куртку. Адам щурится, чтобы пыль не запорошила глаза, и отворачивается от пустыни, лицом к озеру и городу внизу.
Сверху Блэкуотер даже красив. Мирный, спокойный городок. Дома и постройки образуют полумесяц. Словно тайный знак богов, отпечатанный в песках пустыни. Есть что-то величественное в этих идеальных очертаниях – свидетельствах славного прошлого Блэкуотера. Но эти концентрические кольца и прямые дороги сбивают с толку. Парадокс порядка и технологии в мире, которым правит страх и прихоти.
– Добро пожаловать в ад, – еле слышно произносит Адам.
На дальней стороне озера высится серая башня без окон. На ее вершине, в тысяче с лишним метров над землей – площадка. Она примерно на той же высоте, что и плато. Адам видит крохотные фигурки, которые, словно термиты, снуют по площадке между какими-то промышленными сооружениями. А далеко внизу, на земле, нескончаемый поток шахтеров течет сквозь залитый ярким светом вход внутрь башни и выливается наружу. Сотни рабочих шагают со смены и на смену. Людское море.
Адаму вдруг кажется, будто он не здесь, а где-то далеко отсюда, и смотрит на все происходящее со стороны. И видит все это впервые.
– Во скольких бы городах я ни был, везде есть шахты, – замечает Кейн. – Добывают из ядра Земли водденит, как будто его хватит навечно. Все это смертельные ловушки. Они высасывают из тебя душу.
Адам не говорит ни слова. Ему вспоминается тусклый предутренний свет. Дверь, скрипнув, отворяется и закрывается с негромким хлопком. Слышно, как отец шаркает по грязи. Наконец шаги стихают вдалеке. Каждый день. Папа встает рано, чтобы успеть на дрон и попасть в шахту.
До них долетает гул турбины. Адам сперва чувствует его ногами, потом вибрация охватывает мотоцикл и поднимается по позвоночнику. Из тумана спускается летательный аппарат. Цилиндрический, серый, с четырьмя турбинами, по две с каждой стороны. Чтобы он завис параллельно площадке, потребовалось несколько маневров. Наконец аппарат залетел за постройки и скрылся из виду.
Гул смолкает, и дрожь в позвоночнике у Адама стихает до еле различимого жужжания.
– Дрон для перевозки водденита, – комментирует Кейн.
Адам подходит к краю утеса, пугается и отшатывается. От высоты у него кружится голова. Он любуется солнечными бликами на поверхности озера. Потом переводит взгляд на башню и представляет, как его отец плетется туда. День за днем, каждый день. И так – до самого последнего дня.
Они сказали, что это несчастный случай. Адам ненавидит это слово. Несчастный случай. Разве им объяснишь сумятицу в душе, незаживающие раны? Всего-навсего несчастный случай. Ошибка.
Твой отец был жив. А теперь мертв. Уж извини.
Они сказали, что он приходил сюда каждый вечер по дороге домой, чтобы полюбоваться видом. И однажды поскользнулся. Вот и все. Оступился. Бывает.
Но не верит Адам в официальную версию.
Он прыгнул в пропасть. Вот как это было на самом деле. Набил карманы камнями и шагнул вниз.
Кейн достает из-за пояса рогатку, из кармана камень, заряжает, стреляет – и камень с неожиданно громким свистом проносится по воздуху. Они провожают его глазами, он описывает дугу и падает…
Все ниже, ниже, ниже.
Глухой всплеск.
Кейн заглядывает в пропасть.
– Эти твои приступы опасны. А если ты вырубишься на ходу, прямо на мотоцикле?
Адам подбирает с земли камень и подбрасывает высоко в воздух. Провожает его глазами, пока тот не скрывается из виду. Оборачивается к Кейну, спиной чувствуя, что край утеса в каком-нибудь шаге справа от него. Зияющая пропасть, куда его так и тянет.
– Ничего страшного. Ну, темнеет перед глазами. Бывает. Потом я прихожу в себя и ничего не помню. Доктора говорят, мне нужно пить таблетки, как моему брату Фрэнку.
Кейн кивает.
– Чем только люди ни болеют. А на Небесной базе от всего найдется средство. Вылечит что хочешь.
Они стоят и смотрят, как ветер гонит рябь по поверхности озера. Адаму не по себе. Он не привык ни с кем делиться своими мыслями. Он любит молчать. Всегда держаться в сторонке. Быть незаметным.
– А эта Сэди ничего, да? – замечает Кейн.
Адам бросает на него взгляд. Ему не хочется говорить о Сэди. Тем более с Кейном.
Тот улыбается. Его янтарные глаза горят.
– Ну так что, ты вернешься и отдашь ей деньги?
Адам качает головой.
– Я хочу тебе кое-что показать, – Кейн разворачивает байк. – Я там был вчера. Тебе понравится.
– Ну не знаю. Темнеет уже… да и мотоциклы…
– Нельзя всю жизнь бояться. Поехали!
Они спускаются в каньон по крутой тропинке. Она вьется по отвесному склону ущелья вниз, к пересохшей реке. Они поскальзываются и буксуют на каменистой осыпи. Кейн едет впереди, взмокший от усилий. Адам за ним.
Чтобы успокоиться, он думает о Сэди. И чувствует себя так, словно из него выпустили весь воздух. Сердце его разбито. Он видел, как она смотрела на Кейна. Адама обуревают противоречивые чувства, когда он думает о нем. Он и восхищается им, и ненавидит.
Тут заднее колесо его мотоцикла оскальзывается, и Адам переключает внимание на дорогу.
Спустя двадцать минут трудной техничной езды они спускаются на дно каньона. Адам с Кейном всю дорогу стоят в седлах и крепко сжимают ручку тормоза.
Теперь они катят по каменистой реке, оставляя на мягком песке широкие отпечатки шин, извивающиеся, точно ребристые змеи. Они едут по терракотовому ущелью. Небо над ними полыхает багрянцем. Кажется, что все сгорает от лучей закатного солнца. В пересохшем русле реки уже не журчит вода.