Дорога ярости, стр. 2

– Ты кто? – спрашивает байкер.

Лежащий на земле кашляет и морщится от боли.

– Тебе задали вопрос, – вмешивается мускулистый и ставит свой красный мотоцикл на подножку. Сжимая в руках рогатку, подходит к лежащему в пыли парню. Татуировка на его шее почти скрыта костюмом для езды.

– Никто, – хрипит парень, к которому наконец вернулся дар речи.

– Ошибаешься, – возражает тот, что на белом мотоцикле. – Я тебя знаю. А ты меня. – Он слезает со «стингера» [6] и твердой рукой отстегивает очки.

Парень понимает, что его ждет.

Месть.

Часть 1

Погребение мертвых

1

Пятница, 1-е число, 12:05–42 часа

Адам Стоун вываливает в корыто ведро гнилых овощей, выпрямляется и смотрит на свинью. Ее безволосая шершавая шкура облеплена комками ссохшейся грязи. Свинья тычется рылом в помои, визжит, поднимает глаза и тупо таращится вверх. Так, словно ее удивляет, что она до сих пор жива.

Еще бы ей не удивляться: ведь, кроме нее, никого не осталось.

Адаму нравится свинья. Живучая. Ухитрилась уцелеть, когда все остальные свиньи передохли от болезней.

Но вместе с тем он ее ненавидит. Не понимает, что заставляет эту скотину с таким упорством цепляться за жизнь в вонючем хлеву. Влачить существование узника, который полностью зависит от того, покормят его или нет, и бессилен что-либо изменить.

Иногда Адаму хочется выпустить свинью на свободу. Но куда она пойдет? Да и долго ли протянет?

Он смотрит на свинью и думает о гонке. О трассе Блэкуотера. До гонки всего два дня. Меньше сорока восьми часов. Она занимает все его мысли. Каждый день. Изо дня в день.

А сам-то он, сам долго ли протянет в пустыне?

– Чего ты там копаешься? Опять отключился?

Это старик. Адам качает головой и идет к двери. Выходит наружу, быстро запирает дверь на засов и подставляет лицо ослепительному полуденному солнцу.

– Свинью покормил? – тонким голосом спрашивает старик.

Адам щурится от резкого света.

– Да, сэр.

Старик Дэгг. Самый старый житель Блэкуотера. Видел более полусотни лет. Опираясь на палку, стоит в жидкой тени обугленного кедра. На старике серо-белый жилет в желтых пятнах от пота и древние джинсы, почерневшие от грязи. Он всегда так ходит. Его лицо скрывается в тени изношенной широкополой шляпы. Старик наклоняется набок и сплевывает.

– Ну и пекло, – замечает он и ковыляет в дом.

Кто бы мог подумать. Старик Дэгг всегда говорит очевидные вещи. И всегда о погоде. Жара. Похоже, дождь собирается. Зимой ударят морозы.

– Я вам еще нужен, мистер Дэгг?

Адам поднимается за стариком на прохладное крыльцо. Истертый каменный пол, облупленные серые стены. Адам делает шаг к двери, заглядывает в полумрак, но не слышит ничего, кроме скрипа москитной сетки на сломанных пружинах.

– Мистер Дэгг?

Он переступает через порог, и в нос ему бьет вонь. Стоялый запах немытого тела и вареных овощей – капусты, репы и еще чего-то неопределяемого.

Адам переминается с ноги на ногу, и половицы скрипят под ним. Наконец слышится стук палки. Из полумрака появляется старик – его подслеповатые глаза совсем выцвели, серое лицо перекошено. Мешки под глазами у Дэгга кажутся зелеными. Кислородная маска с прозрачной трубкой болтается на шее.

Старик Дэгг вытирает рот тыльной стороной ладони и откашливается. Этот его хриплый кашель не сулит ничего хорошего.

– Обираешь меня до нитки, – Дэгг вынимает из бумажника пожелтевшую купюру. – Разве можно грабить старика? – От его дыхания со стен того и гляди облетит оставшаяся краска.

– Нет, сэр.

Старик поворачивает голову набок, как собака, которая прислушивается к звукам вдалеке. Он не шевелится. Теперь и Адам слышит приглушенный рев. Он поднимает глаза и замечает на горизонте белую реактивную струю и металлический отблеск солнечной ракеты.

– Будешь участвовать в гонке? – спрашивает старик.

– Да, сэр, – отвечает Адам, не сводя глаз со взлетающей в небо ракеты.

– «Да, сэр, нет, сэр, три полных мешка, сэр». Ты другие-то слова знаешь?

Адам переводит взгляд на старика.

– Нет, сэр.

Глаза у Дэгга красные и слезятся. Интересно, думает Адам, старик хоть что-то видит? Хотя бы тени. Очертания предметов.

– Не боишься? – интересуется старик.

– Не-а.

Старик Дэгг насмешливо ухмыляется.

– Ничего, еще испугаешься. Попомни мои слова. Как пить дать испугаешься.

Он мнет шею и наклоняет ее из стороны в сторону. Адам слышит, как трещат кости.

– Видал я таких пацанов, как ты, – продолжает старик. – Были – и нету. Все вы одинаковые. Решили, что вам не место на земле, среди Остатков. Воображаете, будто вас ждут там, у Наблюдателей. Ошибаетесь.

Адам ничего не отвечает.

– Думаешь, ты какой-то особенный? И знаешь, как победить?

Адам пожимает плечами.

– Я думаю, шанс у меня есть.

– Черта с два. Ничего ты не знаешь. И о прошлом тоже.

– Я знаю, что тогда была совсем другая жизнь.

Старик кивает, но не в знак согласия.

– Другая – это слабо сказано. Тебе сколько… четырнадцать?

– Пятнадцать.

– Черт. Когда я был мальчишкой, у меня были такие густые волосы! Проклятое ядовитое небо. Дед мой дожил до шестидесяти, представляешь? Но ни у него, ни у кого другого из семьи не хватило денег, чтобы купить билет на эту проклятую Небесную базу.

– Ему надо было научиться водить мотоцикл. Глядишь, и на билет заработал бы.

Старик Дэгг кривит губы. Шаркающей походкой обходит Адама. Правой рукой он катит за собой металлическую тележку, на которой стоит его баллон с кислородом. Он похож на бомбу: выщербленный серебристый бачок с красным днищем и краном для кислорода наверху. Старик Дэгг поднимает лицо к небу, выгибает шею, вздрагивает и принюхивается. Потом отворачивается и сплевывает.

– Дождь собирается.

Адам поднимает глаза. Небо в буром мареве.

Не иначе как старик напился и ничего не соображает, поскольку Адам не замечает никаких признаков приближающегося дождя. На небе ни тучки. Лишь меловая полоса реактивной струи – напоминание о взлетевшей ввысь ракете. Старик протягивает руку. В кургузых грязных пальцах трепещет пожелтевшая купюра. Последняя, необходимая Адаму для того, чтобы оплатить участие в гонке. Эти деньги помогут ему улететь отсюда. Дрожащей рукой он хватает банкноту и сует в задний карман, пока ветер не вырвал ее и не унес.

Старик Дэгг надевает кислородную маску и делает судорожный вдох. Адам смотрит на капли конденсата на прозрачном пластике. На то, как губы старика втягивают мутный воздух. Старик опускает маску, и во взгляде его читается какое-то новое чувство. Пожалуй, грусть. Он разворачивается и ковыляет к двери. Колеса тележки с кислородом противно скрипят.

– Пожелаете мне удачи? – окликает его Адам.

У двери старик Дэгг поворачивается.

– Удачи? – Он поднимает лицо к небу и качает головой. – Чему быть, того не миновать. Тут уж ничего не поделаешь.

Адам садится на мотоцикл, пристегивает очки и жадно припадает к воздушной маске. Достает из кармана деньги и перекладывает в тайничок, выдолбленный в каблуке ботинка. Потом нажимает на газ, с удовольствием ощущая вибрацию в руках.

На байке все иначе. Только на нем Адам чувствует себя свободным.

Двигатель гудит. Горячий западный ветер бьет в лицо. Солнце обжигает шею. Все мысли о сумасшедшем старике Дэгге вылетают из головы.

Адам едет по берегу озера. Мимо заброшенной хижины дровосека, по выгоревшему кедровнику к старой пристани. Он всегда приезжает сюда в жаркие дни, когда нечем дышать от висящей в воздухе пыли, и все движется, словно в замедленной съемке.

Все, кроме мотоцикла.

«Лонгторн» прекрасен. Чудо-машина.

Байк способен вытягиваться в длину, уменьшая сопротивление воздуха для того, чтобы увеличить скорость. На кочках, плавно переключив передачу, наоборот, подбирается, обеспечивая ездоку максимальный контроль над дорогой. Он берет энергию у природы, у солнца и ветра, улавливает ее с помощью воздуховодов и солнечных батарей и хранит в накопителях и на фотосенсорах. Датчик, расположенный на руле приборной панели, показывает, сколько осталось мощности, на другом отображается количество энергии, поступающей от солнца, сильного ветра и просто от езды.