Дорога ярости, стр. 16

– Да, – отвечает Адам. – Рогатка.

Сэди впивается в него взглядом.

– А я думала, оружие – не твое.

Адам ничего не отвечает. Сэди пожимает плечами и направляется к стене, завешанной полками от пола до потолка. На каждой из них – маленькие кожаные сумки. Сэди выбирает одну, но потом кладет на место и берет другую. Поворачивается к Адаму и вынимает что-то из сумки. Это заплетенный косичкой жгут рогатки.

Сэди протягивает рогатку Адаму.

– Она из пеньки с водденитом. Удар получается невероятной силы. В умелых руках творит чудеса.

Адам берет у Сэди рогатку. Проводит пальцем по двум переплетенным половинкам жгута – одна темная, другая светлая. По тугим узлам, прохладным на ощупь.

Сэди наблюдает за ним.

– Я бы на твоем месте была поосторожнее с этим твоим дружком. Знаю я таких.

Адам раздраженно вертит рогатку в руках. Даже когда он наедине с Сэди, рядом маячит этот загадочный и опасный Кейн.

Адам цепляет рогатку к ремню, притворяясь, будто ему это не впервой, но получается неубедительно.

– Никакой он мне не друг.

– Но ты же с ним едешь, разве нет? – спрашивает Сэди. – Есть кому тебе помочь?

– Я еду один.

Сэди смотрит на Адама, и свет отражается в стеклах ее очков. На мгновение ему кажется, что Сэди съежилась, словно от боли, но это ощущение быстро проходит. Девушка выпрямляется.

– Бери, что хочешь. – Она кивает на клетку с принадлежностями. – Скажи им, что тебе надо, и через два часа можешь забирать. Байк тоже будет готов вовремя.

И, не говоря ни слова, увозит его мотоцикл прочь. Шины «лонгторна» жалобно скрипят по бетонном полу.

У Адама екает сердце и горят щеки. Он входит в клетку, чувствуя себя полным идиотом. Ему стыдно за то, что он ляпнул, что едет один. Но сказанного не воротишь. Надо как-то с этим жить.

Ему стоит огромных усилий не броситься вслед за Сэди, чтобы просить у нее прощения. Поблагодарить за вчерашнее. Спросить, как она себя чувствует. И откуда синяк. Но вместо этого он молча идет к полкам. Тем более что Адаму прекрасно известно: в такой семейке, как у Сэди, синяки – дело житейское.

Ему жилось бы куда проще, не будь она самой красивой девушкой в Блэкуотере. Но беда даже не в том, что Сэди красавица. Проблема в ее родне.

Она сестра Леви Блада.

И, что еще хуже, дочь Полковника Блада.

Суббота, 2-е число, 12:10–19 часов

– Это больно? – спрашивает Адам.

Врач смотрит на него.

– Зачем спрашиваешь, когда сам знаешь ответ?

Клиника подключений – это пустая комната в здании мэрии. Адам сидит в ней, пристегнутый к металлическому стулу. Лицо стоящего перед ним доктора словно высечено из камня. Впалые щеки и длинный подбородок. Глаза темно-синие, почти черные. На нем хирургическая маска и резиновые перчатки. В правом кулаке зажат электроскальпель, подсоединенный к пищащему аппарату. Белый халат заляпан бурой кровью.

– Каждый здесь задает один и тот же вопрос, – продолжает доктор. – При том что знает ответ.

Адам непроизвольно вздрагивает. В комнате холодно. Он обрит налысо. Еще одно условие гонки. Все бреют головы. Даже девушки.

– Ты из какой группировки? – спрашивает доктор и, склонив голову набок, разглядывает Адама с любопытством маньяка. Взгляд у него пристальный. – Явно не Мертвец. Не такой бледный. Пес-воин? Ворон?

Адам качает головой и смотрит в сторону. Замечает стеклянную банку, заполненную желтой жидкостью, и узнает свернувшуюся в ней кольцом тварь. Это змея. Красная, жирная, в формалине. Адам резко отворачивается.

Док оглядывается на банку.

– Змей?

– Нет.

– Значит, одиночка. Ни разу не видел, чтобы одиночка выиграл гонку Блэкуотера.

– Все когда-то бывает в первый раз, – замечает Адам.

Док указывает на шею Адама зажатым в кулаке скальпелем.

– Я быстро сделаю надрез. Ты сперва даже ничего не почувствуешь. Больно будет потом.

Так частенько говаривал папа. Повторял эту вот фразу. Адам ушибет ногу или упадет, а папа улыбнется и скажет: «Больно будет потом». Непонятно, почему столько всего забываешь, а это помнишь.

Адам следит за дыханием и старается не думать о металлических оковах на запястьях и щиколотках. Врач замечает его страх и кладет руку Адаму на бедро, чтобы тот успокоился, однако этот жест оказывает обратное действие. По ноге Адама от ужаса пробегает холодок. Парень чувствует, как его руки начинают дрожать.

– Больно, когда подключаешь, – поясняет доктор. – А не когда режешь.

– Пожалуйста, давайте уже быстрее.

Взгляд врача темнеет.

– Расслабься, парень. Я знаю, что делаю. Не впервой.

Он убирает руку с бедра Адама и кладет ему ладонь на голову. Поворачивает череп, так что Адам вынужден смотреть на змею в банке. Он догадывается, что док это нарочно: специально положил змею в банку, чтобы попугать гонщиков. Это обряд посвящения, то бишь Подключения. Это придумано не для удовольствия и не должно быть легким. Это должно внушать страх. Его нужно прочувствовать на собственной шкуре.

Раздается визг. Док включает аппарат.

– Скольких ребят ни подключал, все ревели, – сообщает он Адаму, перекрикивая шум. – Как бы ни старались держаться.

Он с силой наклоняет голову Адама, и тот зажмуривается.

Подумаешь, ерунда. Обычная боль. Что я, боли не видал?

Врач протирает кожу Адама ниже кости за левым ухом. Пахнет эфиром и каким-то обезболивающим. Вдруг что-то царапает и жжет кожу Адама. Это скальпель. Адам стискивает зубы, сжимает кулаки, дышит часто и неглубоко.

В левом кулаке у него запачканный кровью камень. Адам чувствует его гладкость и приятную тяжесть в руке.

Мне не больно.

Но это ложь. Еще как больно! Так, словно с него заживо сдирают кожу. Боль нарастает, заставляя тело корчиться. Она сдавливает его, как голодный удав. Адам щелкает языком, хватает воздух ртом. Запрокидывает голову. Налитые кровью глаза вылезают из орбит. Боль не отступает. Перед глазами все расплывается, как на большой скорости. Адам скалит зубы, как умалишенный. Сознание заволакивает белой горячей пеленой. Боль клубится вокруг него, выкручивает кости до хруста. Он кричит про себя. Молит, чтобы это скорее кончилось, но пытка длится и длится, пока, наконец, его не обступает чернота. Он разжимает руки и с облегчением проваливается в пучину забытья.

* * *

Адам ошеломленно ковыляет через улицу в мотомастерскую. Дрожащей рукой щупает затылок, касается торчащей за левым ухом металлической трубки, колючего шва на коже. У него кружится голова. Он с трудом соображает, что происходит. Все нутро переворачивается, словно в кишках засел огромный червь.

В глубокой задумчивости Адам поднимается по лестнице мастерской, стараясь успокоиться, как вдруг из дверей, пошатываясь, вываливается какой-то тип. Пыльный и грязный, он, ругаясь, задевает Адама плечом, и, когда тот ухитряется отскочить, тип то ли бежит, то ли катится по лестнице и приземляется нелепой кучей, раскинув руки и ноги.

Адам смотрит на лежащего на земле, замечает у подножия лестницы серебристый мотоцикл, и его охватывает ярость.

Кейн!

Кейн облизывает губы и моргает. Изо рта и носа у него сочится кровь. Он поднимает голову и мутными глазами смотрит на Адама. Его рубашка насквозь пропиталась по?том, а изо рта несет так, что Адаму слышно с верхней ступеньки. Кейн пьян, или под кайфом, или и то, и другое.

Адам качает головой.

– Где ты был? – спрашивает он.

Кейн не отвечает. Встает на колени, опирается на локти, пошатывается, рыгает. Адам наблюдает за ним. Но не двигается с места, чтобы помочь.

Мимо проезжают какие-то парни. Один из них что-то неразборчиво кричит, остальные смеются. Парни сплевывают на ходу и катят дальше.

Кейн вытирает рот тыльной стороной ладони, размазывая кровь по подбородку. Так и не поднявшись с колен, он глядит на Адама. Его желтые глаза остекленели. Кейн открывает рот, как будто собирается что-то сказать, но не издает ни звука. Поднимает руку, машет Адаму и, не удержавшись, валится на землю. Перекатывается на плечо, шлепается на спину и снова рыгает.