Дым и зеркала (СИ), стр. 85

В общем, остаток пути прошёл в тишине, которая никого из присутствующих не тяготила.

Мост, являвшийся целью нашего путешествия, уже много лет не использовался по назначению. Эта красивая арка без опор, выгнувшаяся между двух берегов каньона, была одной из основных достопримечательностей города, и почти исключительно в таком качестве существовала. Туристов, правда, на мост не пускали; каменная дорога не имела перил, и во избежание несчастных случаев её закрыли для посещений. Да это никого особо не расстраивало: полюбоваться пейзажами можно было с нового, работающего моста, а этой достопримечательностью — со стороны, с берега.

По легенде этот мост соорудил сам Тайр, когда вёл свой народ в пригодные для поселения места. И нельзя сказать, что легенда не имела под собой оснований: по всем законам физики конструкция давно должна была рухнуть.

— Ну что, пойдёшь со мной? — предложил Разрушитель, выбираясь из экипажа и подавая мне обе руки. Я с удовольствием позволила снять себя с высокого бортика и огляделась по сторонам, поправляя на голове платок. Солнце сияло практически в зените и пекло немилосердно, так что на пустыре перед мостом было особенно безлюдно. Только горячий сухой ветер колыхал зыбкое марево над раскалённым песком и камнями.

— Пойдём. Когда ещё получится прогуляться через Тайров мост? — улыбнулась я, цепляясь за руку мужчины. — Возложение Венца будет здесь, да? Мне кажется, это не слишком удачное место.

— Я бы даже сказал, это слишком неудачное место. Самое неудачное! — поморщился Дагор. — Да, на середине моста, якобы именно там происходило первое Возложение. Здесь Его Величество — наилучшая возможная мишень, и я совершенно не представляю, чем ему можно помочь. Чем ещё можно дополнительно обезопасить это место, помимо стандартных куполов защиты и оцепления на дне каньона и по его берегам, на которые уйдёт уйма народа и от которых вряд ли будет толк? — он страдальчески вздохнул.

В этот момент мы как раз подошли к началу моста. Вблизи он оказался не таким уж узким и хрупким, каким виделся издалека, и ступать на него было совсем не страшно. Даже такой сомнительной верхолазке, как я; я настороженно относилась к высоте, и к каньону старалась лишний раз не приближаться. С другой стороны, в такой компании мне сам Тайр Гневный был не страшен.

— Ух, какой здесь ветер, — громко проговорила я, обеими руками цепляясь за локоть мужчины. Ветер действительно был гораздо сильнее, чем на берегу. А самое неприятное, он швырял в лицо мелкие колючие песчинки, подобранные на краях каньона. На самом мосту не было ни пылинки, только гладкий отполированный временем камень. — Нас не сдует?

Дагор, было, хотел что-то ответить; но сообразил, что кричать ему противопоказано, и только покачал головой. Потом вдруг сделал резкий жест, будто бросил что-то навстречу ветру, и вокруг стало значительно тише.

— Совсем забыл, что ветер тоже можно немного разрушить, — хмыкнул он.

— Удобно, — уважительно кивнула я. А потом буквально в метре от нас что-то тихо щёлкнуло, как будто лопнул сухой стручок акации. — Что это?

— Беги! — только и успел сказать Дагор, толкая меня в сторону ближайшего берега и одновременно пытаясь закрыть собой.

Но было уже поздно.

Воздушной волной нас обоих швырнуло в сторону; настолько сильно и далеко, что мост вдруг будто исчез, а под ногами раскрылась пропасть.

Я рефлекторно вцепилась в отброшенного на меня Дагора, и мы полетели вниз.

Время тянулось безумно медленно. В ушах грохотало сердце и шумело не то далёкое море, не то начинающаяся песчаная буря. На губах был солоноватый привкус; кажется, носом пошла кровь. Весь мир вокруг казался очень далёким и ненастоящим. Мир — и мы, зависшие над пропастью в бесконечном падении.

Я не успела испугаться. Может быть, это были последствия контузии, может быть — что-то ещё. Но я только очень ясно и отчётливо подумала: это неправильно. Ни Дагор, ни я, — мы не должны сейчас вот так глупо погибнуть из-за какого-то пустяка. Слишком долго мы ждали друг друга и шли друг другу навстречу, слишком многое пережили на этом пути и слишком мало были вместе, чтобы наши жизни сейчас могли оборваться.

«Так нельзя», — строго сказала я выгоревшему небу над головой, каменным стенам каньона и мелкой в это время года грязно-жёлтой речке глубоко внизу.

«Нельзя», — покорно согласился мир.

«Ложь, что человек не может летать», — шепнула я ветру. — «Мы же летим!»

«Ложь», — согласился ветер.

И поверил в то, что два человека могут быть легче песчинок, которые он прихотливо швыряет через мост, играя с ним в салочки.

Надо помнить, что в мире возможно всё, и заставить окружающий мир признать эту истину. И он согласится на чудо. Прогнётся, подстроится, изменит, — пусть на какой-то миг, — фундаментальные свои законы, и ветер легко подхватит две невесомые тени, сплетённые в одно. И красновато-жёлтый сухой камень, нагретый на солнце, мягко примет эту ношу в свои бережные объятья.

«Приходи, полетаем ещё», — ласково шепнул ветер на прощанье, игриво теребя мягкие чёрные пряди лежащего на мне всей массой мужчины и края моего платка. Впрочем, Дагор сейчас казался мне лёгким и невесомым как пёрышко, и я крепко держала его обеими руками, боясь, что ветер решит пошалить, и попытается его украсть.

«Постараюсь», — ответила я. И ветер пропал.

Вокруг суетились какие-то люди, что-то говорили, кого-то звали. Я не слышала ни слова, только всё тот же шум моря в ушах. И смотрела в блеклое выгоревшее небо пустыни. А небо с нежной улыбкой на суровом обветренном лице смутно знакомого мужчины наблюдало за нами. И среди морского шума я разбирала его ласковый убаюкивающий шёпот, в конце концов отправивший меня в беспамятство.

Дагор

— Лейла? — зов сорвался с губ едва различимым шёпотом даже прежде, чем сознание вернулось в тело.

— Жива, жива твоя красавица, не дёргайся, — с насмешкой произнёс знакомый голос и чья-то тяжёлая рука на мгновение придавила меня за плечо к постели. Я несколько секунд приходил в себя, следуя полезному совету. Воспоминания до какого-то момента были чёткие и ясные, а дальше в них зиял безнадёжный провал. Последнее, что я помнил, был тихий щелчок, возглас Лейлы, взрыв, ощущение полёта и — темнота. Неужели повезло, и нас вышвырнуло «на берег»?

А потом я сосредоточился на настоящем и, открыв глаза, поспешно попытался сесть, потому что наконец вспомнил голос, рекомендовавший мне «не дёргаться».

— Да говорю же, лежи, подполковник; ты раненый, тебе можно, — весело проговорил царь, опять придерживая меня в горизонтальном положении.

Мельком оглядевшись, я обнаружил себя в каком-то небольшом чистом помещении, озарённом мягким слабым светом единственного свет-камня на потолке. Похоже, это была палата в госпитале.

— Ваше Величество, а что вы здесь делаете? — не очень вежливо уточнил я. Мысли в голове шевелились вяло, сталкивались друг с другом и бестолково расползались в разные стороны. То ли это были последствия контузии, то ли — пытавшихся избавить меня от неё лекарств.

— То есть, что тут делаешь ты, тебя не интересует? И где — здесь, тоже? — ехидно уточнил он.

— Об ответе на эти вопросы я догадываюсь, — честно признался я. Было очень неуютно лежать, когда рядом на жёстком стуле без спинки скрючился самодержец. В этом было что-то нереальное и категорически неправильное, настойчиво требовавшее у меня подняться на ноги.

— Не поверишь, но я тут прячусь, — усмехнулся царь. — Предваряя твой следующий вопрос, — тем более что Тахир велел тебя контролировать и не давать переутомляться, если вдруг очнёшься, — прячусь ото всех. Начиная с царицы и заканчивая бесконечными советниками и охранниками. Ты такой переполох устроил своим «большим бумом», любо-дорого посмотреть. Посмотреть со стороны, а не участвовать.

— Почему? — машинально переспросил я. Каша из головы пропала, оставив звенящую пустоту. Я совсем ничего не понимал, а Его Величество, похоже, ещё и совершенно сознательно пытался меня окончательно запутать; в порядке мести за переполох, надо думать.