Дым и зеркала (СИ), стр. 27

Уж очень странные мысли, и даже чувства я сейчас испытывал к этой девочке, и не мог бросить всё на самотёк, не разобравшись в них до конца.

Во-первых, такое её сильное и неожиданное чувство невероятно льстило, и это была довольно низкая, но вполне ожидаемая эмоция.

Во-вторых, присутствовала определённая неловкость от всей ситуации в целом и некоторое чувство вины. Слишком уж, по справедливости, неподходящим объектом я был для столь сильного чувства девочки, вполне годящейся по возрасту мне в дочери. Измордованный жизнью до полной потери смысла существования калека, — вот уж достойный девичьей любви персонаж!

В-третьих, было неожиданно чувствовать себя не раздражающим фактором, вызывающим страх, а поддержкой в его преодолении. Неожиданно приятно.

В-четвёртых, и это приходилось признать, мне было приятно держать её в объятьях. По-человечески, даже, скорее, по-мужски. Приятно было чувствовать, как пальцы путаются в мягких завитках рыжих волос; как торопливо, по-птичьи, совсем рядом колотится глупое девичье сердце, зачем-то пустившее к себе такого странного жильца.

А, в-пятых, и вот это уже почти пугало, я чувствовал к этой девочке какую-то непонятную смесь сочувствия, нежности и желания защитить.

Пугало всё это не столько возможными последствиями, сколько… Я уже настолько прочно забыл, каково это — чему-то радоваться и чего-то хотеть! Речь не о естественных потребностях, вроде сна или еды, а об иррациональных, имеющих эмоциональную природу.

Последними стремлениями, в которых растворилось моё сознание, были желание умереть и жажда мести, но то время я, к счастью, помнил довольно смутно. А с момента пробуждения в госпитале всё вокруг происходило само собой, без моего непосредственного участия. Я безразлично плыл по течению. Лечиться? Значит, лечиться. Читать лекции по тактике? Не вопрос. Идти в Сыск? Нет ничего проще. Не помогали друзья и знакомые, не помогали кровники. Могли помочь близкие родственники, но из них у меня были только родители, а они уже очень давно умерли.

И вот внезапно, посреди улицы, на фоне превратившейся в пыль брусчатки и людей, эта странная доверчивая девочка, которую я вижу третий или четвёртый раз в жизни, вызывает во мне искренний, настоящий эмоциональный отклик, в возможность чего уже перестали, по-моему, верить все возившиеся со мной Целители!

В общем, до прибытия дежурной группы я пребывал в растерянности, на которую, кажется, имел полное право. А потом…

Надо было видеть лицо Ренара в тот момент, когда он меня опознал и понял, что я делаю. А уж когда я принялся отцеплять смущённую и полностью опустошённую эмоциональной вспышкой девушку от собственной рубашки, и, более того, подхватил эту девушку на руки… кажется, коллега был близок к обмороку. Парень, конечно, традиционно принялся нести ахинею, но делал это с настолько шокированным выражением лица!

Присутствие рядом госпожи магистра оказалось воистину чудодейственным. Я, например, неожиданно вспомнил, что такое чувство юмора, и, более того, вспомнил, что у меня это чувство до определённого момента даже было, и героически держалось до самого конца личности в целом. А вот сейчас оно, кажется, воскресло.

Держать Лейлу на руках тоже оказалось приятно. Но это всё-таки была не самоцель; я просто опасался реакции со стороны девушки на трупы, если их можно так назвать. Конечно, после Безумной Пляски для неё это должны быть мелочи, но зачем лишний раз травмировать и без того явно нездоровую психику? Нет уж, со своим внезапно обретённым желанием защищать я бороться не собирался.

Последние годы я довольно смутно помнил, что это такое — испытывать эмоции и желания. У Разрушителей вообще с этим зачастую определённые проблемы, даже у более нормальных, чем я, но всё-таки до полного равнодушия, как правило, не доходит. Просто чувства все смазанные, приглушённые. На фоне силы эмоций, например, Лейлы, чувства любого, даже самого «нормального» Разрушителя — это бледная тень, намёк на ощущение. Считается, что Разрушители подсознательно, а то и сознательно стремятся уничтожить даже эту малость, но таких на самом деле меньшинство; немного людей с детства мечтает стать равнодушной машиной для убийства. Обычно мы за собственные ощущения, так называемые «привязки», цепляемся весьма старательно. Просто делаем это довольно… неуклюже, потому что руководствуемся в процессе исключительно логикой и разумом, и результат часто оказывается противоположным тому, к которому мы стремимся.

Вот и сейчас я собирался приложить все усилия для реализации собственного, пожалуй, первого за многие годы эмоционального стремления со знаком «плюс». Оно настолько ярко и живо выделялось на фоне привычной монотонности бытия, причём выделялось в лучшую сторону, что я буквально чувствовал себя блуждавшим в подземельях несчастным, вдруг ощутившим дуновение ветра.

Удивительно, но и придя в себя Лейла продолжала отчаянно за меня цепляться. Краснела, бледнела, смущалась, спорила, но продолжала обеими руками держаться за мой локоть, как будто я для неё был примерно тем же самым, чем она вдруг стала для меня. А если подумать, то, наверное, куда большим; монотонная серость хоть и выматывает, но к ней привыкаешь и постепенно забываешь, что бывает иначе. А вот это её полное страха одиночество, которое эта глупая девочка почему-то боялась разделить с искренне переживающими за неё кровниками, медленно убивало её, подтачивая силы. Отсюда и приступы удушья; задавленные эмоции прорывались наружу физическими муками.

А если подумать ещё немного и сопоставить некоторые факты и даты, то становится ясно, что этой девочке очень, просто жизненно необходима помощь Целителей.

Примерно тогда, когда ей было пятнадцать лет, я для широкой общественности умер. То есть, девочка влюбилась не просто в портрет, в портрет покойника. И если я правильно разобрался в её чувствах и мотивах, десять лет любовь к умершему человеку была самой светлой из всех её эмоций. Похороненной где-то в недрах подсознания вместе с большинством страхов, но от этого не менее настоящей.

Тайр Яростный, вот чем вообще думал и чем руководствовался Пир, если до сих пор за шкирку не отволок эту свою «хорошую девочку» к Целителям, коль уж она сама не дошла?

Впрочем, у меня и на этот вопрос, кажется, был ответ. Пирлан просто не знал, насколько там всё запущено. Слишком искусно эта талантливая Иллюзионистка прятала собственные ужасы. И прятала бы дальше, пока они не сломали бы её совсем, достигнув критической массы. Учитывая, что Его Величество никогда ничего не делает просто так, думаю, он сразу прекрасно понял все маленькие тайны магистра Шаль-ай-Грас, и задержал её в своём обществе целенаправленно, именно чтобы разломить скорлупу. Эдакая своеобразная монаршая милость, довесок к формальным извинениям.

В конце концов я сделал в отношении Лейлы два вывода. Во-первых, ей совершенно нечего делать в Управлении, и уж тем более — выслушивать освоившегося и разошедшегося Ренара. А, во-вторых, вечером нужно будет прихватить одного знакомого и нанести визит вежливости дому Берггаренов.

Таким образом разрешив для себя второстепенный, но весьма волнующий вопрос, я сумел полностью сосредоточиться на деле.

Лейла

Никогда не думала, что Разрушители — настолько терпеливые существа. Наоборот, считалось, что они самые взрывные и несдержанные из магов. Наверное, это именно тот случай, когда отсутствие достоверной информации порождает массу противоречивых зловещих слухов.

Но вот, пожалуйста. Спас, утешил, носил на руках, терпел мою чрезмерную липучесть, отвечал на глупые вопросы, довёл до самой двери, а в заключение ещё и пообещал вечером навестить. И всё это спокойно, доброжелательно, без упрёков и даже без снисходительности. Да и на бездушную машину разрушения, какими их рисовала другая версия народной молвы, он совсем не походил, просто спокойный сдержанный мужчина. Даже удивительно, учитывая его биографию.

Всё-таки я очень мало знала о Разрушителях. То ли один Дагор такой, а то ли они все отличаются завидным спокойствием. Может быть, порасспросить Бьорна на эту тему?