Дым и зеркала (СИ), стр. 26
— Я не знала, — вздохнула, качнув головой. — В смысле, многого из этого не знала. Про клятву, про разницу в силе. Вас просто очень мало, и как-то не у кого было спрашивать.
— Нас не меньше, чем магов остальных направлений, — опять озадачил меня Разрушитель. — Просто мы учимся не в столице, да и служим в большинстве своём в военных частях, где и обитаем. Знаете что, Лейла, — вдруг оборвал самого себя Дагор. — Давайте я лучше отвезу вас к кровнику, ничего нового в Управлении вы всё равно не скажете, — и он тихонько постучал по перегородке, отделявшей возничего от пассажиров. — Давай сначала к поместью Берггаренов.
— Как скажешь, — глухо донеслось в ответ, и окошко захлопнулось.
— Но вы ведь обещали этому своему знакомому, — не укоризненно, скорее растерянно напомнила я.
— Ничего, обойдётся, — поморщился Дагор. — Только, пожалуйста, пообещайте мне не выходить на улицу некоторое время, хорошо? Если только с этим вашим кровником, Хаарамом. В отличие от остальных, он сможет вас защитить.
— А Бьорн? — совершенно ничего не понимая, нахмурилась я.
— Он Материалист, насколько я помню? Тогда отпадает. В крайнем случае, если вдруг вас вызовут во дворец, попросите генерала Берггарена.
— Вы действительно думаете, что я посмею его о чём-то просить? — опешила я. — И как меня, во имя Инины, может защитить Хар? Ладно, положим, про него я многого не знаю, и допускаю наличие каких-то скрытых талантов, но как меня может защитить гар Оллан? Он же даже не маг!
— Вот и продолжайте думать, что он не маг, — хмыкнул Разрушитель, проигнорировав остальные вопросы. — Если не рискнёте обратиться к генералу, зовите меня. Или меня вы тоже стесняетесь беспокоить? — насмешливо вскинул брови он. В исполнении обычно мрачного сыскаря подобная гримаса выглядела натурально издевательской.
— Хорошо, — кивнула я, решив не вступать в препирательства и не отвечать на провокационные вопросы.
И пусть я до сих пор отчаянно, как маленький ребёнок, цепляюсь за руку мужчины! Это просто лекарство, а от той странной глупой влюблённости уже не осталось и следа!
Иллюзионисты лучше всего умеют убеждать себя в чём угодно, так ведь?
Дагор
Мой неизвестный таинственный противник окончательно и бесповоротно обнаглел, если не сказать грубее. Нападение с применением магии разрушения не просто посреди города, а практически под дверями царской резиденции! Это даже не вызов, это прямое и грубое оскорбление, причём не только меня, а всей системы правопорядка и лично Его Величества.
Не уверен, что специалистам удастся опознать то, что осталось от нападающих, но отпечатки силы пары недоделанных магов я запомнил неплохо, и непременно опознаю, если заглянуть в картотеку.
Совершенно непонятно, зачем кому-то понадобилась жизнь магистра Шаль-ай-Грас. Из-за наследства? Глупость. Даже если не знают, что она от него отказалась, всё равно следующего наследника укажет Его Величество. Какие-то личные мотивы? Например, ревность к покойному дору Керцу? Тоже очень неубедительный вариант, мстящая женщина обычно избирает иные способы решения своей проблемы. Любимое женское оружие — яд, а группа наёмников с тройкой Разрушителей всё-таки говорят об участии мужчины. Но сразу сбрасывать со счетов этот вариант тоже не стоило.
Как конкурент она тоже вряд ли кому-то настолько помешала, но и об этом надо подумать. Есть ли у неё враги, никак не связанные с последним заказом? Кто-то завидовал её силе и свободе от Дома Иллюзий, а тут вдруг — приглашение от самого царя. С большой натяжкой, но такой сценарий тоже возможен.
Но самым логичным и правдоподобным казался вариант с устранением нежелательного свидетеля. Вот только свидетеля чего? Либо девушка и сама не понимает, что видела нечто важное, либо это событие попало под действие данной ей клятвы. Интересно, а не может ли Его Величество снять клятву в обход Совета Дома? Это могло бы объяснить срочность и место нападения. Но, с другой стороны, почему нападавшие уверены, что она не успела всё рассказать сразу царю? Нет, больше похоже, что место нападения — выбор конкретных исполнителей. Обрадовались, что цель вышла за пределы защищённого дома, а по дороге туда напасть не рискнули; всё-таки, в отличие от меня, генерал-лейтенант Берггарен личность широко известная. Вот и воспользовались подходящей возможностью.
С клятвой тоже всё непросто. Почему-то Владыки Иллюзий совершенно не торопятся её снимать, повинуясь царской воле. Напрашивается единственный вывод: им самим зачем-то нужно, чтобы клятва оставалась в силе. И вот это мне уже очень, очень не нравится!
Хотя у Иллюзионистов вечно всё не как у людей. Как же я не люблю с ними связываться! Лицемеры. Уж их Владыки — так все поголовно. Старые, прожжённые, опытные лицемеры.
Впрочем, «не как у людей» можно сказать про всех них, даже про лучших.
Взять хотя бы магистра Шаль-ай-Грас. Словами не передать, насколько она меня удивила своим поведением! Когда закончил с нападающими, был готов к чему угодно: страху, панике, упрёкам, слезам. Это нормальная, совершенно естественная и привычная реакция психически здорового человека на применение Разрушителем силы.
Слёзы я, конечно, получил в изобилии; но мог ли ожидать, что девушка возжелает разреветься у меня на груди?! У страшного Разрушителя, только что одним усилием воли превратившего в кровавую пыль семь человек. Она рыдала от страха, но — не передо мной. Я не пугал её от слова «совершенно».
Мало кто об этом знает, но Разрушители являются лучшими эмпатами из всех магов. Мы очень отчётливо видим эмоции других людей, пожалуй, кроме Иллюзионистов. Потому что нас учат их разрушать, оставляя только чёрный беспросветный страх. А, может, потому, что мы сами весьма ущербны в этом вопросе.
Кажется, главной причиной эмоционального срыва госпожи магистра стало не нападение, а дестабилизирующее воздействие силы Его Величества, лишившее девушку защитного кокона иллюзий. Удар же трёх сопляков-Разрушителей просто добил последний барьер, тонкую плёнку сиюминутных впечатлений, ощущений и мыслей, выдернув на поверхность всё, что было внутри. Хотя внутри было удручающе мало; в основном, подавляющий, мучительный и выматывающий страх в той концентрации, которую очень сложно встретить в одном-единственном живом существе. Кажется, всё существо Лейлы под слоем иллюзий состояло из этого незамутнённого концентрированного ужаса. Фоном к страху шло одиночество, неуверенность в себе, и… ещё куча больших и маленьких страхов.
А единственное светлое пятно в этой мешанине бесконечных кошмаров совершенно выбило меня из равновесия.
Нежная и какая-то болезненная, одинокая отчаянная привязанность вроде той соломинки, за которую хватается утопающий. И объектом этой самой привязанности был я. Это было бы сложно определить, не окажись мы один на один в момент её столь сильного эмоционального всплеска. Причём, судя по глубине и силе чувства, оно было очень давним.
И вот тут я совсем ничего не понимал. Откуда?! Я точно знал, что в глаза не видел эту девочку до недавнего столкновения у Пира!
Хм. А ведь в тот раз она тоже повела себя странно. Не тот человек госпожа магистр, чтобы упасть в обморок просто оттого, что кто-то внезапно к ней подошёл. Если только она не считала этого «кого-то» давно и безнадёжно мёртвым.
Ох, чувствую, стоит прижать-таки друга к стенке и подробно выяснить.
«Точнее, задать один-единственный вопрос», — понял я, вдруг вспомнив ненароком оброненную Пиром фразу. Неужели его ученица умудрилась тогда влюбиться в мой портрет?
Все эти соображения вертелись в голове, пока я занимался крайне непривычным делом: успокаивал плачущую девушку. Она отчаянно прижималась ко мне всем телом, предпринимая попытки закопаться куда-то под рубашку, и плакала навзрыд. Но довольно быстро затихла, лишь изредка судорожно всхлипывая. Я чувствовал, как страхи медленно отпускают её, вновь прячась куда-то в глубины сознания, и не спешил прерывать непривычную и в чём-то даже безумную сцену.