Три повести, стр. 44
— Трудно сказать… Сразу ответить не могу.
— Подумай на досуге. Хотя досуга у тебя нет. В общем, сообщи Туманову, что десятого он выйдет на связь…
— Для того чтобы выстукивать эти три буквы? Но ведь шифр в наших руках. Мы можем выйти на связь сами, зачем нам посвящать в свои планы шпиона?
— Сами, без Туманова, выйти в эфир мы не можем, хотя нам известны его позывные и шифр находится в наших руках. Но ты должен знать, что у каждого радиста свой «почерк». А на приёме у шифровальных передач всегда сидит опытнейший приёмщик, он без труда обнаружит, что на связь вышел не Туманов, что это не «тумановский почерк». Тогда весь наш план бездарно провалится. В общем — готовь Туманова к передаче…
4. Вилла в лесу
На лесную виллу Зубов был доставлен ночью в машине с потушенными фарами. За последние годы Зубов побывал на многих конспиративных квартирах больших и малых городов Западной Германии, и подобные путешествия стали для него заурядным делом. Но на этот раз он чувствовал — место, куда его везёт Гессельринг, законспирировано особо, иначе к чему такие предосторожности: машину ведёт не шофёр, а сам Гессельринг. К тому же этот немец не позволил ему сесть рядом, а молча ткнул пальцем назад. Когда машина тронулась, Зубов обнаружил, что стёкла «мерседеса» наглухо зашторены. Они ехали больше часа, но куда, по какой дороге — Зубов определить не смог.
Автомобиль остановился у небольшой, скрытой в лесу виллы. Гессельринг бесшумно открыл парадную дверь и нажал на выключатель. Зубов увидел пустой, полутёмный холл. Усвоенные в школе диверсантов правила не позволяли ему задавать вопросов, и он молча ждал распоряжений насупленного Гессельринга.
— Можете спать, — сказал Гессельринг и, звякнув ключами, открыл незаметную в полутьме дверь.
По витой металлической лестнице они поднялись в небольшую, узкую, как щель, комнату, где кроме деревянной кровати стояла только низкая тумбочка. На тумбочке, сияя золотом тиснёного креста, лежала Библия. Высоко, под самым потолком, горела неяркая лампа дневного света. Всегда розовое лицо немца при этом свете казалось жёлтым, с каким-то зеленовато-мертвенным отливом. Зубов вспомнил советских пленных в концентрационных лагерях. Их лица выглядели так при ярком солнечном свете.
— Спите! — скорее приказал, чем предложил, Гессельринг. — Ждите меня утром. — Не простившись, тяжело ступая, он вышел из комнаты.
Зубов слышал его шаги, слышал, как внизу дважды повернулся ключ в замочной скважине: немец закрыл дверь, ведущую в холл. Зубов оказался взаперти. Это усилило его беспокойство. Почему его заперли? Что это значит? Но он тут же вспомнил лекции в школе диверсантов, где так много говорилось о методах психологической обработки «объектов». Зашторенный «мерседес»… Угрюмое молчание Гессельринга… Демонстративно запертая дверь в холл… Всё это направлено на подавление психики «объекта», которым на этот раз оказался он сам. Но каково же будет задание, если они сочли нужным провести такую предварительную обработку? Этот вопрос тревожил и одновременно разжигал любопытство Зубова.
Он разделся, по привычке спрятал под подушку пистолет и раскрыл наугад Библию. «И будешь посмеянием и поруганием, примером и ужасом у народов, которые вокруг тебя…» — прочёл он слова пророка Иезекииля. Глупости! Захлопнув Библию, он хотел потушить свет, но выключателя в комнате не было. «А, дьявол! Теперь я не усну!» — подумал он, и сразу же, точно Гессельринг там, внизу, подслушал его мысли, свет погас.
Но и в темноте Зубов долго не мог уснуть. Он слышал, как к вилле подъехала машина, должно быть, прибыл тот, с кем предстоит встретиться утром. Как ни странно, но с приездом неизвестного Зубов успокоился. Почему, собственно, он решил, что задание будет каким-то особым? Скорее всего, его ждёт обычное задание, связанное с очередным проникновением в Восточную зону Германии. Маршрут знакомый, отработанный, и нечего волноваться. Во всяком случае, сейчас надо заставить себя заснуть: неизвестно, как рано явится за ним Гессельринг.
— Он наверху, мистер Гоффер, — доложил Гессельринг, предупреждая вопрос начальника.
— Хорошо. — Широкоплечий, коренастый Гоффер опустился в кресло. — Вы считаете этот выбор удачным?
— Безусловно. До войны он жил в районе объекта «Ц», отлично знает эту местность, в частности все особенности рельефа берега.
— Задание сложное. Хорошо ли он натренирован?
— Отлично! Натаскан лучшими инструкторами. Лодкой управляет блестяще. С аквалангом чувствует себя в воде как рыба. Затопить и поднять шлюпку-двойку для него не проблема.
— Последнее — особенно важно.
— Кроме того, он обладает ещё одним драгоценным качеством.
— Именно?
Гессельринг усмехнулся:
— Грехи его перед Советами таковы, что пощады ему не будет. Живым он не сдастся ни при каких обстоятельствах.
— Знаю… Значит, он уроженец тех мест?.. В этом не только сильная, но и уязвимая сторона такого выбора.
— Вы опасаетесь, что его могут опознать?
Гоффер молча кивнул головой.
— В Центре об этом думали и пришли к заключению, что такое предположение не имеет реальных оснований.
— Объясните.
— Первое. За эти четырнадцать лет Зубов неузнаваемо изменился. Тогда ему было двадцать — безусый мальчишка, сейчас — облысевший господин. Это первое. Второе. По точным сведениям, немцы, отступая из квадрата «Ц», расстреляли в сорок четвёртом году всех жителей его деревни. Спастись никому не удалось.
— Это уже лучше. Такой способ избавиться от свидетелей вполне надёжен. Но в данном случае, в данном случае… вы понимаете?..
— Понимаю. Вас смущает, что среди расстрелянных могли оказаться и близкие Зубова?
Гоффер снова молча кивнул головой.
— Ну и что? Зубов может нас ненавидеть, проклинать, но он в наших руках, при всех обстоятельствах будет служить нам, только нам. И вы знаете почему…
— Разумеется.
— Он не догадывается, что нам это известно…
— Тем лучше. Сегодня узнает. Покажите мне позицию советских пограничных кораблей.
Гессельринг вынул из ящика стола сложенную карту и раскрыл её.
— Вот этот квадрат.
Даже при самом беглом взгляде на карту Гофферу стало ясно, что высадка агента вблизи объекта «Ц» почти исключена. Корабли расположены так, что их локаторы и звукоуловители могли засечь работу мотора в любом пункте квадрата. Наиболее удачным местом для высадки казалось скалистое побережье в пятидесяти километрах от объекта. Но тогда Зубову придётся пробираться к месту встречи не менее двух суток. Это — огромный риск. Пройти в пограничном районе, по безлюдной местности, пятьдесят километров и не обратить на себя внимания — невозможно.
— Будем надеяться на провидение, — сказал Гоффер. — На провидение и на науку.
— То есть?
— Наука должна точно определить ночь, когда на море разразится гроза. А провидение должно оградить господина Зубова от непредвиденных неприятностей и неожиданностей.
Гессельринг не отрывал от карты хмурого взгляда:
— Вы правы. При создавшихся обстоятельствах гроза — единственная наша надежда. Локаторы, звукоуловители — вся эта аппаратура работает в грозу ненадёжно и путано. Небольшая шлюпка с приглушённым мотором имеет реальные шансы остаться необнаруженной…
— Остановимся пока на этом варианте. А теперь изложите суть дела для звукоархива. — Гоффер поднялся с кресла, подошёл к стене, не глядя нащупал замаскированную кнопку. С этой минуты вмонтированный в стену магнитофон фиксировал всё, что произносилось в комнате. Гессельринг откашлялся и начал приглушённым голосом:
— Советы развернули в квадрате «Ц» гигантское строительство. Все косвенные данные, а также чрезвычайные меры предосторожности, предпринятые советскими органами, свидетельствуют о том, что строительство, безусловно, имеет важный военный характер. Но мы можем только догадываться об этом. Точных данных у нас нет. Командный состав строительства — инженеры, техники, проектировщики — набирался здесь, к сожалению, не по анкетным данным. Из-за этого лишь одному нашему агенту удалось прочно внедриться в группу ведущего конструктора. Но пока что он выполняет задания, по которым никак нельзя составить себе представление о профиле объекта. Это обстоятельство лишний раз подчёркивает, какой тайной окружено новое строительство. Тем не менее мы не теряли надежды со временем узнать всё, что нам нужно, наш агент достаточно опытный работник…