Если бросить камень вверх, стр. 25
Так всегда! Появляется человек и портит настроение. Зачем было вспоминать про отца?
– Он не придет, – зло крикнула Саша. – Ушел в дальние края счастье искать.
Тьма скривился. Что он там стоит на земле и рожи корчит?
– Не знаю, куда они пошли. Но куда-то пошли. Я звонил твоей матери. Она сказала, что отец придет, только завтра. Сегодня у них что-то такое. Я не понял.
У Саши закружилась голова. Наверное, от высоты. Она долго смотрела вниз.
– Завтра с утра, короче, вместе с тобой.
И опять за желуди принялся.
– Ты их есть будешь?
– В тебя кидать.
И кинул. Саша взвизгнула. Тьма не промахивался. Тьма четко попал по ноге.
– Я упаду!
– Созреешь – упадешь! А лучше сама слезай!
И снова бросил.
– Она тут по деревьям прыгает, а мы там запарились кадку на место ставить.
– Галич специально все подстроил! Я не собиралась с ним целоваться. И ничего не обещала.
– Это ты будешь своей бабушке рассказывать!
Саша дернулась, и ветка из-под нее выскользнула. Она мгновенно покрылась холодным потом. Мышцы задеревенели – так крепко она обнялась со стволом.
– Я чуть из-за тебя не упала!
– Ну, ладно, ладно, не реви, – примирительно поморщился Тьма. – Не упала ведь. Слезай, у меня к тебе дело.
От этой совершенно обыкновенной фразы стало заметно, до чего Тьма не сочетается с лесом, с поваленными деревьями, с голыми кустами. И особенно с дубом. Вот дома за компьютером – да, а здесь на бережку – нет.
– Не слезу! Мне на дереве хорошо, а внизу все плохо.
– Все как обычно. Не выдумывай.
Было это сказано так спокойно, словно Велес каждый день Сашу с дерева снимал.
– Дурак! – обиделась Саша и полезла вниз. – Не смей! Не смей так со мной говорить! Иди и успокаивай свою Ариану. Она, наверное, сейчас рыдает, что ее Эдик бросил.
– С чего вдруг? Никто ни на кого не сердится. Что ты выдумываешь! – Он снова стал собирать эти проклятые желуди. Как будто важнее на свете ничего нет! – Варчук твоя побесилась, а дальше все разошлись по своим делам. Мы потом втроем с Галичем кадку на место ставили. Ариана совком землю собирала.
– Они не поругались? – Саша спустилась на последнюю ветку и села, свесив ноги.
– Из-за чего? Ходят счастливые.
– А ты?
– А я тут при чем? Я – как всегда. Мне – по барабану. Эд поржал немного, когда девчонки из-за него ругаться стали. Завуч еще все никак успокоиться не могла. Даже про мать мою забыла. Потом уборщица прибежала, тоже в крик пустилась. Ну, чего? Мы опять поржали. Кадку поставили и разошлись. Я стал тебе звонить – дома никого. Я и подумал, что ты где-то.
– Где-то… – передразнила Саша. Сидеть было холодно – мокрые джинсы давали о себе знать.
– Забыл про сотовый. Звоню, а там Арсений. Что-то про свободу стал орать и что его держат в заточении.
– Он в больнице. Его там на органы разбирают.
– Потом он сказал, что если надо найти его дурную сестру, то она на необитаемом острове. И карту описал. Что-то нес про пигмеев. Это я уже не понял.
– Пигмеи переселились в теплые края.
– Еще он добавил, что ты, скорее всего, одичала и залезла на дерево, как твои предки. Я совсем не понял про остров. А про дерево – поверил. Ты – можешь.
От негодования Саша спрыгнула. Отбила пятки и чуть не по колено вошла в растоптанную землю. Тьма потянул за локоть, легко выдернул, поставил на ноги.
– Это вы все дикие! – прошипела сквозь слезы Саша. – А Сеньку я закопаю, если он вернется.
Тьма покосился на Сашу, но она еще была слишком зла, чтобы понимать чужие взгляды.
– Ты у него телефон забери, – посоветовал Тьма. – Неудобно с тобой через Сеньку говорить. А лучше новый купи. Сенька обещает твой в скором времени потерять. Ты не в ту сторону идешь. Здесь ближе.
После прыжка у Саши что-то сместилось в голове. Она потерялась, куда идти. Тьма протянул руку. Пальцы у него были мягкие и теплые. От этой теплоты заломило внутри, словно обмороженное тело вдруг сунули под кипяток. Саша почувствовала себя одинокой и замерзшей, а перед ней стоял как всегда большой и спокойный Велес. И судя по всему – счастливый.
Глупо как-то получилось. Горе растворилось в усталости. Никакой трагедии не произошло. Никто не смеется, не обсуждает. И даже Ариана все так же говорит: «Хорошо!»
Тьма шагал, большой и неуклюжий, вывел на дорожку. У ручья копошились карапузы. Тьма опасливо сторонился их.
– А что в школе? Что тебе сказала завуч?
– Чтобы учился лучше и не забивал голову глупостями. Слушай, я чего тебя искал-то. У меня к тебе дело.
Саша остановилась. Где-то это уже было.
– Забыл, где медведи продаются? – осторожно спросила она.
– А если не медведи?
– Издеваешься? Иди с Арианой покупать. Чего ты все время за мной ходишь?
– А… – Тьма повернулся. Лицо его было полно удивления. – Точно. Спасибо.
Он зашагал прочь, осторожно обходя малышей.
Вот так взял и ушел. Вернее – сначала он пришел. Отыскал ее в парке, звонил Сеньке. А теперь ушел.
Очень хотелось крикнуть в его большую спину гадость. Обругать. Подбежать и стукнуть кулаками, а потом кричать и кричать обидные слова. Вдыхая воздух, чтобы сделать это, Саша судорожно дернулась и не стала ничего говорить. Сунула руки в карманы.
Камешек!
Идея пришла мгновенно. Она размахнулась и бросила.
Не попала.
Тьма ушел.
Инопланетяне
Отец оделся прилично. На любимую футболку натянул черный свитер. В вырезе свитера футболка была видна. Тогда он замотал шею шарфом. Шарф провис, и футболка опять стала видна.
– Ничего не могу с ней поделать, – пожал плечами папа. – Ну, пойдем. Только недолго. Мне потом еще надо с друзьями встретиться.
Саше идти не хотелось. Было страшно смотреть на пострадавший фикус. Только на него. На остальных – плевать. На взгляды, смешки – плевать. Если что – будет ходить за Тьмой. Он широкий, за ним можно спрятаться.
Три раза похлопала себя по карманам – телефона не было. Сейчас он был особенно нужен. Спросить, где Тьма. Вчера как сквозь землю провалился. В чате не появлялся. Не звонил.
Папа надевает пальто, поправляет шарф, задумчиво смотрит на себя в зеркало, знакомо тянет губы.
– Папа, – шепчет Саша, – а вы с мамой помирились?
– Что?
– Ну, вы… с мамой… что?
– А! – Папа возвращается в реальность, улыбается, став таким родным. – Не обращай внимания! Мама и не думала нас оставлять. Это она грустила. Больше не грустит. Пойдем.
Они идут. Сначала по лестнице со второго этажа, потом по гулкому холлу, мимо консьержа, на улицу. Отец шагает широко. Летят полы длинного пальто, из-за плеча выглядывает шарф. От морозного воздуха перехватывает дыхание. Саша путается в мыслях – ведь она так переживала, а вышло… Ничего не вышло.
Школа приближалась. Вот они уже поднялись по ступенькам. Папа, сильный, уверенный папа, взялся широкой ладонью за ручку, распахнул дверь. Охранник привстал со своего места. Пискнул турникет, меняя красный цвет на зеленый.
– Проходите. Кабинет на первом этаже.
Охранник усат. И улыбается. Саша отводит взгляд.
– Невнимательна, – с ходу начала отчитывать завуч. – Витает в облаках. Не делает уроки. Не слышит учителей. Голова занята непонятно чем. По предметам в четверти тройки, а впереди тесты! С такими успехами она не перейдет в десятый.
Отец молчал. Сидел неподвижно. Тянул губы.
– У них сейчас сложный возраст. Их, главное, не упустить.
Завуч невысока ростом, с монументальной прической. И на каблуках. А папа большой. Шарф еще этот. Отец тяжело навалился на подлокотники, ссутулился, вслушиваясь в слова. Саша смотрела в стену. Иногда на папу, но все больше на стену. Или на ковер. Белый ковер с длинным ворсом. По нему, наверное, удобно босиком ходить. А тут они, в ботинках.
– Почему вы молчите?
– Да, да, да, – легко согласился папа. – А что, собственно говоря, не так?
– Все не так! Учиться надо! Время игр прошло! Я не знаю, какие у вас отношения дома, но стоит с ней быть строже. Если вы заняты творчеством, то пускай хотя бы мать…