Если бросить камень вверх, стр. 21
В сердцах Саша пнула кусок асфальта. Он бодро перелетел на проезжую часть и булькнул в лужу. Такой холодильник, а тут лужи.
Никуда камень не уехал. Он лежал около бордюра, немного не докатившись до решетки водослива. Все так же надколот и так же ноздреват.
В первую секунду не поверила глазам. Успела с камнем попрощаться, а тут вдруг… Зажала в кулаке, почувствовала, как острый край врезался в ладонь. Холодный и мокрый.
Стояла, стояла, пока не поняла – папа приехал. Только поэтому камень нашелся.
Бежала, не ощущая ног.
Вся квартира сияла лампочками, бра и люстрами. Подгоревшие обои были заставлены чемоданами и высокими упаковками. Мавзолей исчез. Орало радио. Сипел закипающий чайник.
– Папа!
Она не стала к нему бросаться. Тихо подошла и ткнулась лбом в грудь. От его футболки пахло солнцем.
– Как хорошо, что ты вернулся!
Отец приехал из лета – в шортах, на шее глиняные бусы, стеклянное колечко на пальце, веревочные браслеты. Черная оправа очков, чуть вытянутые вперед губы, словно он чем-то недоволен.
– А чего это вы тут – костер разводили?
– Да, без тебя было очень холодно.
– А где мама?
– Папа! Мама нас больше не любит.
Папа посмотрел вдоль коридора, который не охраняли маски американских индейцев.
– Ты же знаешь, – тихо произнес папа, – нас нельзя не любить. Мама любит. Просто немного забыла об этом.
Вот и Велес так говорит, а значит, так и есть!
– Ты ей напомнишь? – спросила Саша тихо.
– Со сгоревшим коридором напоминать будет трудно. Но я постараюсь.
– Что ты будешь делать?
– Что обычно люди делают?
– Обычно? Дарят цветы. Но ты не делай, как обычно. Делай, как ты бы сделал.
Папа поискал глазами маски, но их не было.
– Можно позвать мастеров, чтобы выкрасили стены в оранжевый цвет.
Саша покачала головой.
– Мама не заметит.
– Тогда я приглашу маму в ресторан.
– Что ты, папа! Это совсем-совсем не интересно!
– Тогда надо идти.
– Куда идти?
– Искать выход. Выход не может быть там, где его нет. Значит, где-то он есть. Надо походить, и он найдется.
И папа действительно пошел. Он отставил чемодан, отставил сумку и пять пакетов. Пакеты он еще несколько раз переставил. Там все что-то шуршало, скреблось и тюкалось.
– Папа, ты вернешься?
Страшно было оставаться одной в квартире, где ни с того ни с сего загораются обои, где постоянно теряются карточки, где холодильник сам собой съедает все продукты.
– Куда я денусь? Конечно, вернусь. Найду решение и вернусь.
– И все изменится?
– Зачем менять? Пускай все будет, как было. Не надо ничего разваливать. Надо починить старое.
Саша сидела на полу в прихожей и смотрела на папу снизу вверх. Отсюда он казался очень высоким. И как будто еще толще.
Хорошо он говорил. Поэты – они такие, убедительные. Настоящие взрослые. Они строят и восстанавливают. Ей же все хотелось разломать. Поломать, забыть и начать все заново. Нажать кнопку перезагрузки, чтобы вернуться на прежний уровень. Чтобы там опять ломать и забывать.
Папа открыл один из своих пакетов. Сунул Саше в руку сверток. А потом сел так же на пол, опершись спиной о сгоревшую стену.
– Есть такая легенда, что давным-давно в мире существовали одни взрослые. Взрослые совершенно не умели договариваться друг с другом. Ругались, дрались, даже кидали друг в друга стульями. И тогда среди взрослых появились дети. Они научили взрослых договариваться друг с другом. Брали одного взрослого за руку и подводили к другому взрослому. А так как при детях не принято было кричать и обзываться, то взрослым пришлось научиться разговаривать нормально.
– Папа, это же сказка.
– Но не все дети обладали такими способностями. Только особенные. Они умели предчувствовать чужие ссоры и разводили спорящих заранее.
– Папа, кто это?
Из бесконечной бумаги была извлечена белесая статуэтка уродца с человеческим телом и головой слона.
– Это Ганеша, бог мудрости и благополучия.
– А что у него с головой?
– Ганеша пытался не пустить отца в комнату матери, не хотел, чтобы они ругались. Тогда отец в ярости оторвал сыну голову и выбросил. Жена потребовала вернуть все обратно. И отец приделал ребенку ту голову, которая была у него под рукой.
– Слона?
– Слоненка.
Саша покрутила в руках фигурку четырехрукого пузатого божества.
– А бивень один он где потерял?
– В бою. Бивень у него был волшебный. Однажды он превратил противника в ездовую крысу. Но заколдовывать мы никого не будем. Сашк, ты извини, что все так получилось. Это сейчас трудно, потом исправится.
Папа ушел. Бросил все сумки и ушел, унес на спине остатки сажи. Саша еще немного посидела, повертела в руках странную фигурку. Это как же надо разозлиться, что отмахнуть сыну голову? Любимому сыну… Вот ведь взрослые. Они вообще понимают, что делают?
Ганеша разводил руками.
Так получилось.
Нет, все-таки взрослые порой не самые лучшие решения находят. Велес прав.
Десять поцелуев принцессы
Суббота была пасмурной. Теплой и неприятной. Единственное светлое место – американская забегаловка рядом с архитектурным колледжем. Здесь они и сидели. Белые стены, ярко-красные диваны, бормочет телевизор. Тепло. Светка раздраженно забрасывает в рот ломтики картошки-фри. Не кладет, а именно забрасывает. Челюсть у нее при этом щелкает. Глотает, не жуя – некогда, надо все рассказать. О вчерашнем дне. Каждый его провел по-своему. Светка вот развлеклась: подкараулила Ариану и поговорила с ней. В ответ та улыбнулась, поджав губы.
По всем законам, Ариана должна была обидеться. Должна была обвинить Эдика в обмане и уйти. Но она не ушла. Не обвинила. И не кричала.
Хихикнула и сказала: «Хорошо».
– Понимаешь? Она круглая дура! – На «ра» рот открывается, туда залетает ломтик картошки. Разговор идет дальше. – Я ей говорю – он все делает на спор. Ему плевать на тебя! Он уже со всеми девочками в классе встречался. А теперь с тобой, назло нам. А она такая: «Хорошо» и улыбается. Может, она больная? Вот как понять ее «хорошо»?
– Если бы не твой спор, Галич бы с ней не познакомился.
Саша пьет какао. К какао подходит маршмеллоу, но откуда у американцев взяться маршмеллоу? Дикая нация. Ладно, сахар положили. Детям полезно питаться сахаром.
– Так! А ты чего такая умная? Я вообще не пойму, ты-то чего светишься? – Бросок. Пожевала. Проглотила. – Велес тебя все равно не любит. Он сейчас позлится-позлится – и что-нибудь придумает.
– Еще одного мишку подарит.
Еще у американцев все пьют из бумажных стаканчиков. Запасливая нация. Можно опять переработать и новые стаканчики сделать. Безотходное производство. Шов соединения только быстро наполняется горячей влагой и темнеет.
– Я эту припадочную про мишку спросила, а она такая: «Его зовут не Тэдди, а Эдди». Нет, ну ты представляешь! А Галич, гад, сидел, сидел, высидел.
– Может, она первая девчонка, к которой он сам подошел? До этого все больше мы за ним бегали.
Светка замерла. Вертела в пальцах кусочек картошки.
– Это тебе отец сказал?
– Ну да, он об этом стихи обычно и пишет.
Хотела пошутить. Получилось похожим на правду.
– Круто! – Светка верила. – А я к Галичу, главное, подхожу, говорю: «Я тебе вроде как должна». Ну, мы же договаривались. А он такой ржать и отвечает: «Я помню, десять поцелуев».
Последний картофельный ломтик был безжалостно смят. Коробочка завалилась на бок.
– Какие поцелуи? Ой!
Бумажный стаканчик подвел. Был бы стеклянный, выдержал бы. Его сжимай не сжимай. А тут – сжала разок, половина выплеснулась на стол и на рукав белого свитера.
– Как в сказке «Свинопас». Горшочек отдавался за сто поцелуев принцессы. Правда, он согласился на десять.
Саша успела представить, как Ариана целуется, поджав губки. А может, она совсем не целует, а сразу кусает, как вампир? Вон у нее как клыки торчат.