Чужие грехи, стр. 75

За всю свою жизнь Энни никогда еще не видела настолько унылого и заброшенного места. Дождь прекратился лишь незадолго до заката, и холодный ветер, казалось, пробирал ее до костей.

С трудом, пытаясь не отставать, Энни шла за Джеймсом по дороге, с обеих сторон густо заросшей кустарником. За весь день они перекинулись всего несколькими словами. Джеймс безостановочно кочевал с места на место, переводил Энни из одного паба в другой и всякий раз заказывал ей что-нибудь. Сам же только пил крепкий чай и курил сигареты одну за другой. Так они и бродили, пока наконец не настали сумерки и не сгустилась тьма.

Споткнувшись об очередной ухаб, Энни упала и ушибла ногу, но Джеймс даже не оглянулся. Он, словно одержимый, продолжал уверенно подниматься в гору по разбитой дороге, и Энни ничего не оставалось, как, спотыкаясь, ковылять за ним следом.

Достигнув плато, Энни остановилась, чтобы перевести дух и осмотреться. Джеймс, казалось, даже не заметил этого — он уверенно шел мимо полуобрушенных стен, огибая развалины и кучи всякого мусора. Энни с горечью поняла, что про нее он и думать забыл, и настороженно обернулась. Ей стало ясно, что, если кто-либо из врагов следует за ними по пятам, Джеймс, одержимый своей задачей, даже не успеет помочь ей, выручить в очередной раз. Она уже открыла было рот, чтобы позвать его, но в последний миг подавила страх. Вокруг никого не было — Энни уже стала понемногу привыкать полагаться на собственное чутье.

Она вновь устремилась за Джеймсом, осторожно прокладывая себе путь среди кирпичей, щебенки и обломков стен. Над унылым пейзажем завывал ветер, и Энни вспомнила слова Джеймса о душах загубленных здесь людей, о призраках, которые по-прежнему бродят посреди этих мрачных развалин…

Как-то раз, еще девочкой, она смотрела какой-то старый диснеевский мультик про Ирландию, в котором впервые увидела бэнши — мифическое существо из ирландского фольклора. Энни объяснили, что бэнши опекают старинные роды, оплакивают смерть членов семьи. Когда несколько бэнши собираются вместе, это предвещает смерть. Та бэнши из мультфильма, настоящее исчадие ада, пугающе выла и летала по поднебесью, призывая мертвецов. Энни еще долго потом видела эту бэнши в кошмарных снах, и вот сейчас зловещие сновидения словно возвратились к ней. Бэнши — уже не одна, а великое множество — завывали, свистели и ухали со всех сторон, предвестницы неминуемой смерти. «Господи, — вихрем пронеслось в голове Энни, — а вдруг это и в самом деле голоса, а не ветер?»

Тем временем Джеймс уже скрылся из виду, и панический страх, преследовавший Энни почти целый день, обрушился на нее снова. Она уже хотела закричать, когда увидела Джеймса — присев на корточки, он руками раскапывал какую-то кучу грязи.

Энни, медленно ковыляя, уже приблизилась к нему почти вплотную, а Джеймс все сидел в прежней позе. Только теперь он больше не копал, а держал в руке какой-то сверток в темном пластиковом пакете.

Луна уже взошла, и в ее призрачном серебристом свете крепостные развалины производили особенно пугающее и зловещее впечатление. На глазах у Энни Джеймс начал осторожно разворачивать сверток.

— Как вы узнали, где искать? — недоуменно спросила Энни.

Джеймс не шелохнулся, и на мгновение Энни даже усомнилась, замечает ли он вообще ее присутствие. Но в следующее мгновение Джеймс проговорил, приглушенно и хрипло:

— «И да примешь ты смерть свою в Ирландии».

Энни ахнула — в руке Джеймса блеснула знакомая ей до боли серебряная рамка, потемневшая от времени. И тут же из пакета выпал на землю небольшой черный предмет прямоугольной формы. Джеймс небрежно подобрал его, и Энни, присмотревшись, поняла, что это диктофон.

— На этом месте была моя камера, Энни, — глухо пояснил Джеймс. — Здесь я и умер. «Принял свою смерть…» А потом открыл глаза и, увидев твоего отца, склонившегося надо мной, подумал, что это, должно быть, сам архангел Гавриил, который перенесет меня туда, где я обрету вечный покой. — В его голосе послышалась едва различимая насмешка. — Откуда мне было знать тогда, что передо мной вовсе не Гавриил, а Люцифер — падший ангел.

— Джеймс…

Он пожал плечами.

— Ладно, не буду. В конце концов не он виноват в том, как сложилась моя судьба. Это было давно предначертано и высечено в скрижалях. — Джеймс повертел в руках диктофон. — Ну что, Энни, хочешь послушать? Это голос Уина, который обращается ко мне из могилы. Последние наставления своему любимому апостолу…

Энни совершенно не горела желанием слушать голос своего отца. Да, конечно, Джеймс предупреждал ее о том, что правда окажется горькой и страшной, и тогда она в запальчивости заявила, что готова на все. Теперь же, когда пути к отступлению были отрезаны, Энни уже раскаивалась в опрометчивости своего поступка. И все же…

— Да, — сказала она.

Джеймс нажал кнопку воспроизведения. Как ни странно, после стольких месяцев погребения батарейки не отказали, и над залитыми лунным светом развалинами зазвучал хорошо поставленный и немного вкрадчивый голос Уина:

«Джеймс, мальчик мой, — произнес он, и Энни почувствовала, как в груди ее закипают слезы, — меня уже нет в живых, потому что жизнь повернулась не совсем так, как я рассчитывал. Я знаю, что эту старинную репродукцию в серебряной рамке нашел именно ты. Точно так же у меня нет ни малейших сомнений в том, кого именно я увижу за мгновение до того, как отправлюсь в свой последний путь. Я всегда любил тебя как собственного сына. О лучшей участи я и мечтать не мог.

Уверен, что Энни обратилась к тебе за помощью. Конечно, у меня остается надежда, что это не понадобится, однако ты сам прекрасно знаешь: полагаться на случай я не привык. Всегда продумывал все до мелочей.

Итак, ей грозит смертельная опасность, и она пришла к тебе. Пожалуйста, обращайся с ней так, как со мной: с мягкостью, пониманием и уважением, будь снисходителен к ее просьбам. Больше ни о чем тебя не прошу. Не разочаруй меня.

В серебряной рамке ты найдешь ответы на все вопросы. Я знаю, что ты и сам это подозревал, однако, Джеймс, в некоторых отношениях ты был слишком простодушным и доверчивым. Ты отказывался верить в то, что я творил. Поэтому в последнее время рядом со мной появились другие люди — менее разборчивые в средствах и начисто лишенные совести. Ты же, мальчик мой, всегда был излишне совестлив. Обладал редким и даже тревожащим чувством порядочности…