Роза и лев, стр. 61

Джоселин попыталась обнять его в утешение, но де Ленгли отстранился. Он налил себе полную чашу подогретого вина и залпом осушил ее.

— Слава Богу, мы оба поняли, что нашу войну пора кончать. Кто-то из нас должен был провалиться в ад, а кто-то остаться в живых. Жребий быть живым выпал мне — не знаю, удачен ли он. Маргарет жарится в пекле, но не я ее туда отправил, хотя и радуюсь, что она там. Я ее не убивал, все это клевета.

Он заглянул на дно пустой чаши.

— Я не единожды и не дважды подумал, прежде чем исповедоваться перед тобой, Джоселин. Скажу тебе правду — я не горюю о ее смерти и не оплакиваю ее. И не ревнуй меня к теням прошлого. Что тебе наплел лживый Брайан?

— Только то, что она была первой красавицей Франции, не такая, как я…

— Они бы составили отличную пару — твой братец и Маргарет. У обоих змеиный язык.

— Его язык болтал еще и о кровных узах Монтегью.

— Все узы сводятся к владениям. К земле, на которой выращивают ячмень и пшеницу и выгуливают скот.

Огонь в камине догорал. Джоселин скользнула в постель и свернулась калачиком под одеялом. Конечно, Брайан лжец, но все-таки ей хотелось узнать…

— А правда ли, что ты держал ее под замком? Он не захотел, чтобы у жены его оставалась в душе хоть тень сомнения.

—Да.

— Почему?

— Чтобы не унизить до конца ваш женский пол, дорогая моя. Чтобы она не превратила замок Гейс в пристанище анжуйских дьяволов!

От его крика Джоселин стало не по себе. Что с ним? Почему он смотрит на свою молодую жену с такой ненавистью? «Может быть, он сейчас убьет меня?»

— Но у нас с тобой все по-другому? — с надеждой спросила она.

— Не знаю.

— Знаешь, — настаивала Джоселин, пытаясь утихомирить бурю.

— Прости, — произнес Роберт, сдаваясь. — Но не надо вызывать из прошлого демонов. Если она воскреснет в моей памяти, то мне придется убить себя, а это смертный грех. И тогда, любимая, мы не встретимся на том свете. Радуйся тому, что мы с тобой самые богатые люди на свете.

— В чем же наше богатство? — затаив дыхание, спросила она.

— В любви… в страсти… в уважении… Бог мой! Какой трубадур сможет воспеть чувства, которые я к тебе испытываю! Ты во всем равна мне, ты моя половина, без тебя — нет и меня.

Он лег с ней рядом, он грел ее жаром своего тела, он только что сказал ей самые высокие слова о своей любви, но что же тогда гнетет его? Несколько недель тому назад Джоселин готова была расстаться с жизнью за один только его поцелуй — теперь она их получает сполна, но почему-то ей этого мало.

20

Джоселин разбудил треск поленьев, разгорающихся в камине, и приятный запах дымка. Комната еще не успела прогреться. Роберт торопливо одевался в пронизывающем холоде. Джоселин, опершись на локоть, некоторое время наблюдала за ним, потом предложила свою помощь. Он отказался.

— Не вставай, дорогая. Я уже почти готов. Полежи, пока в комнате не станет тепло.

Она с благодарностью вновь нырнула под меховое покрывало, гревшее их ночью. Никто никогда не был так ласков с ней, как ее суровый супруг.

Брайан провел в Белавуре четыре дня, словно выжидая какого-то несчастья, чтобы тут же вмешаться. Он, слава Богу, отправился вчера домой, расточая на прощание фальшивые улыбки и заверения в своей братской любви к Джоселин. С его отъездом все вздохнули с облегчением, она особенно. Брайан, словно камень на шее утопающего, тянул ее в прошлое, которое она хотела забыть.

Роберт с пониманием относился к ее чувствам, и страстными своими объятиями по ночам пытался растопить лед тоски, накопившейся у нее в душе за день. Он внушал ей, что она обожаема и желанна.

Последняя ночь накануне отъезда Брайана была самой сладострастной. Наверное, на такие любовные игры способны только цари зверей — львы и львицы. Они царапались, кусались и ласкались, залечивая поцелуями полученные в пылу страсти царапины. Если Брайан предсказывал, что влечение Роберта к Джоселин утихомирится через пару ночей и она ему надоест, то он оказался никудышным пророком.

Роберт прошествовал по комнате в поисках сапог, обнаружил их в самом дальнем углу, вернулся к кровати, присел на краешек, обуваясь, и сообщил:

— Я съезжу вместе с Джеффри в Лейворс-Кастл на полдня. Там соберутся парни, которых я намерен взять на службу в гарнизон Белавура. А заодно хочу проверить, надежны ли там крепостные стены. Если они осыпаются, придется как следует заняться этим замком и поистратиться. К весне я намерен окружить себя надежной защитой со всех сторон. А чем займешься ты, любимая, пока я буду отсутствовать?

— Всего лишь три дня остаются до Рождества. По-моему, вам незачем и спрашивать, милорд, чем я займусь.

— Праздник так важен для тебя?

— Конечно. Это первое Рождество с тех пор, как я обрела новую жизнь, став вашей супругой, милорд.

Она улыбнулась, вызывая его на ответную улыбку.

— Уверяю вас, муж мой, что вы не догадаетесь, какие подарки вас ждут под Рождество.

Роберт охотно включился в игру.

— Попробую угадать. Новый боевой жеребец?

Джоселин покачала головой.

— Разве я так богата, что могу раскошелиться на семьдесят полновесных фунтов? А ведь ваш несравненный Белизар стоит и того больше. Мне не по средствам подыскать ему замену.

— Семьдесят фунтов? — Роберт даже присвистнул. — Неужели моя жена хочет потратить столько монет на подарок мне? За эти деньги можно купить отличную лошадку, но стоит ли кидать серебро на ветер? Мои кони всегда обходились мне дешевле.

Он лукаво подмигнул ей.

— Белизара, например, я украл, вернее, увел. Если Генри Анжу носит на пальце мой перстень, то я езжу верхом на его жеребце. При всех его недостатках и отвратительном характере, ему нельзя не отдать должное — в лошадях он разбирается.

Безоблачное настроение Джоселин вмиг улетучилось, как только ее супруг вновь вспомнил о своем злейшем враге. Она не испытывала ни малейшего интереса к рассказам о бесконечных войнах, которые омрачили ее детство. А теперь вообще она увидела всю картину этих бессмысленных побоищ совсем в новом свете. Здесь не было героизма, а лишь тоска и грязь.

И вот грозовые тучи вновь сгустились. Генри Анжу затеял войну с французским королем и со своим младшим братом, и если его выгонят с материка, он вполне может заявиться на остров, желая завладеть английской короной, а тут уж Роберт обязательно схлестнется с ним.

Генри Анжу, или Генрих Плантагенет, — как он предпочитал, чтобы его называли, был бит дважды в крупных сражениях, но тогда он был еще юнцом, а теперь возмужал и признан своими вассалами как герцог Нормандский и Аквитанский, граф Анжу, Мейн и прочее.

Он добился и санкций Святого престола в Риме на право сжечь живьем Роберта де Ленгли с его соратниками как неисправимых еретиков.

Вспомнив об этом, Джоселин вздрогнула, ощутив могильный холод.

— Разреши мне согреть тебя, — ласково попросил Роберт.

Его сильные руки коснулись ее тела, но дрожь не отпускала Джоселин.

— Я, конечно, знаю способ, как сделать теплой самую заледеневшую спальню, но, к сожалению, мои кони уже оседланы…

— А вы бы не могли задержаться хотя бы на несколько минут или отложить поездку совсем? Мы еще не переговорили о рождественских подарках.

Он запустил пальцы в ее густые волосы и, будучи не в силах противостоять искушению, прилег с ней рядом.

— Ты чертовски соблазнительная ведьма! Наверное, самая красивая из всех тех, кто скачет на помеле по ночам за окнами замка и совращает моих рыцарей.

— Давайте вернемся к разговору о рождественских подарках, муж мой!

— О чьих? О твоих или моих?

— О лорд мой, мой супруг и хозяин! Не будет ли правильнее сделать нам двоим один общий подарок?

Роберт молча улыбался, глядя на ее возбужденное, раскрасневшееся лицо.

— Милорд, не прикажете ли повернуть назад? Роберт, сгибаясь и оберегая лицо от напора вьюги, только по движению губ понял, что спрашивает у него Джеффри. Ветер был так силен, что не позволял даже выдохнуть уже набранный в легкие воздух. Тропы в лесу превратились в скользкие ледяные дорожки. Копыта коней разъезжались, и кони нелепо оседали на брюхо с испуганным ржанием, стряхивая с себя всадников.