Где обитает любовь, стр. 94

31

— Как ты себя чувствуешь?

Элен слегка пошевелилась на постели, сооруженной из одеял. Ее тело никак не могло вдоволь насладиться блаженным покоем и теплом после странствований по обледенелым горам.

Ричард опустился на колени и обеспокоено вгляделся в ее заострившиеся черты. Взгляд Элен скользил мимо него. Она искала Тангуин. Старая женщина всю ночь не отходила от нее ни на шаг, поила целебным отваром, жутким на вкус, подкладывала горячие камни в постель, теплом изгоняя боль из поясницы. Но сейчас Тангуин ее покинула. Элен и Ричард были одни.

— После сна мне гораздо лучше, — ответила Элен. — Боль утихла, кровотечения нет. Тангуин считает, что с ребенком все в порядке.

Единственная свеча скупо освещала палатку, но Элен все же разглядела, что Ричард обут в сапоги для верховой езды, что под кожаной курткой у него кольчуга, а на ногах стальные наколенники.

Элен приподнялась и спросила, нахмурившись:

— Мы куда-то отправляемся? Неужели прямо сейчас?

— Нет. Лишь когда рассветет. Но ты не тронешься с места. Некоторое время тебе придется обойтись без поездок верхом. — Он взял ее руку и приложил к губам, запечатлев поцелуй. — Почему ты не сказала мне о ребенке?

Элен медлила с ответом.

— Говори! Почему ты не пожелала обрадовать меня?

— Сначала… я была не уверена… А потом… мне стало казаться, что мы больше никогда… не поладим.

Она избегала его взгляда, боясь увидеть в нем осуждение.

— Ты гневался на меня. И был прав. Я причинила тебе много вреда, не была послушной женой и такой никогда не стану. Вполне может случиться опять, что мои поступки вызовут у тебя отвращение ко мне, гнев и презрение. Так прогони меня прочь, если это велит тебе долг твой. Я не хочу жить с мыслью, что лишь из-за ребенка ты терпишь меня возле себя.

На Ричарда никак не подействовал поток ее горячих слов. Он дождался конца ее речи и произнес мягко:

— Я не расстанусь с тобой по многим причинам, но среди них одна главная — ты нужна мне как воздух, которым я дышу. — Он смотрел на нее с нежностью. — Твое положение не из легких — я обязан тебя осуждать, но это не мешает мне тобой восхищаться. — Чуть заметная улыбка заиграла у него на лице. — Я начинаю прозревать, как рискованно пользоваться твоей благосклонностью. Ради человека, который тебе дорог, ты сметаешь все препятствия, жертвуешь собой и другими людьми. Генри и Симон тому яркий пример. Ты готова пожертвовать даже не родившимся еще младенцем! Я против такой жертвенности. Следующий раз поостерегись, Элен!

— А на этот раз? — У нее перехватило дыхание. Она не осмеливалась прямо спросить — прощена ли она?

— На этот раз мы закончим нашу беседу поцелуем. Ричард наклонился, и ласковое прикосновение его губ унесло прочь все ее тревоги.

— К сожалению, мне некогда засиживаться возле тебя, любимая. Очень важные персоны из мятежного лагеря уже заждались, когда я уделю им внимание.

— Зачем тебе выступать, если сражения не будет? — Беспокойство опять охватило ее.

— Будет и сражение, и засада… только в засаду угодит Хьюго де Визи.

— Ричард! — В испуге она потянулась к нему, обхватила за плечи. — Не рискуй. Это ловушка… У них больше людей и лучше позиция…

Он прервал ее:

— А у нас в запасе для них сюрприз. Благодаря тебе и твоим друзьям-уэльсцам.

Продолжительным поцелуем он заглушил ее протест.

— Когда-нибудь я позволю тебе порассуждать о стратегии и тактике в войне. Уверен, что почерпну немало интересных идей, что рождаются в твоей светлой головке. Но это в будущем. А сейчас мы должны выступить. Пока еще не рассвело.

Элен молча прильнула к нему. Возражать дальше не имело смысла. Ричард принял решение. В глубине души она разделяла его доводы. Ричард рассчитал степень риска, взвесил все шансы на успех и решил встретиться лицом к лицу с опасностью, о которой знал заранее. Но никто из тех, кто шел в сражение, не знал наверняка, вернется ли он назад.

Ричард догадался, о чем она задумалась.

— Если все сложится удачно, мы возвратимся еще до полудня.

Она старалась скрыть свою тревогу.

— Боюсь, что все пройдет не так гладко, как ты рассчитываешь.

Ричард улыбнулся:

— Я должен остаться в живых, и так и будет. Не тревожь себя понапрасну и будь спокойна. Займись тем, что придумай имя нашему младенцу.

— Я желаю дать ему имя, которое будет звучать одинаково приятно и для английского, и для уэльского уха.

Ричард поцеловал Элен, бережно укрыл ее покрывалом и встал. И все-таки он не мог не спросить:

— Тебя не волнует судьба Дилана? Ты ни разу о нем не вспомнила. Я воспринял это так, что ты сделала наконец свой выбор. Нет смысла мне лгать, что я его пощажу… но, если мы встретимся в бою… обещаю, живым он не попадет в руки моих людей. Ради тебя я готов избавить его от мучений… Вот все, что я могу сделать.

Элен и не надеялась на большее.

— Спасибо, Ричард, но только сам будь осторожен. Дилан свихнулся от ненависти. Он уже почти не человек.

— Да, я буду осторожен. Мне теперь есть что терять. Склонившись, Ричард прошел под пологом походного шатра. Жемчужно-серый рассвет еще едва занимался, отвоевывая пространство у ночной черноты. Камни и деревья смутно вырисовывались в сумраке.

Симон подвел к Ричарду застоявшегося Саладина, передал ему в руки поводья. Ричард ласково обратился к юноше:

— Прости, что я не беру тебя с собой, но вручаю самое дорогое, что у меня есть. Оберегай нашу леди и не позволяй ей себя околдовать. Не дай бог она вздумает заявиться на битву, а ты потянешься за ней, как хвост за собакой.

Симон тут же взбеленился. Мало того, что его приставили, словно служанку, к взбалмошной женщине, но и лишили возможности прославиться на поле боя. Но взгляд Ричарда был непреклонен, и юноша не посмел возразить.

Опустившись в седло, Ричард направил могучего коня ко входу в ущелье, подальше от лагерных костров, где уже группировались всадники авангарда. Сбоку в потемках что-то зашевелилось. Это сразу же привлекло его внимание.

Ричард осадил коня. Над ним, держась за ветви дерева, навис Оуэн. Ричард приготовился к обороне. Неизвестно, какие мысли роились в голове старого уэльсца. Некоторое время они молча взирали друг на друга.

Первым заговорил Ричард:

— Я еще не имел случая поблагодарить тебя за этот отчаянный поступок.

Оуэн неопределенно пожал плечами.

— Я знаю, что никто не мог помешать тебе покинуть лагерь и прогуляться по ущелью до речного брода. Даже сейчас ты еще можешь предупредить Дилана. Вправе ли я спросить, почему ты так не поступил?

— В этой войне я ни на чьей стороне, — отозвался Оуэн.

Он повернул голову и взглянул на узкий проход, где многих ждала смерть.

— Я простился с мечтой о независимом Уэльсе, а Дилана уже не заботит, что хорошо для Уэльса, а что плохо. Он воюет только за себя. Если он убьет Ричарда Бассета, если тебя похоронят, с дюжину волков явятся на твое место. Это будут звери, а не люди… вроде тебя.

Ричард уловил в словах Оуэна скрытую похвалу.

— Я тоже звался Кентским Волком. Ты что, переменил обо мне мнение?

— Да, ты был Волком, но стал человеком. Может быть, из-за Элен, перед которой мы оба преклоняемся.

Последние слова Оуэна заставили Ричарда еще раз оглянуться на то, что он оставлял за собой. Он верил в свою удачу, в свою стратегию, в своих солдат. Но судьба так часто бывает лукава.

— Оуэн… если дело обернется не так, как я задумал… ты проводишь Элен обратно в Гуинлин? Какое-то время они могут отсидеться там, в замке, от проклятого де Визи.

Оуэн долго всматривался в лицо Ричарда, а потом кивнул, словно давая клятву. Над ними обоими на фоне светлеющего неба вырисовывались гордые острия скалистых вершин. Неожиданно Ричард почувствовал, что эта дикая земля тоже стала его домом.

— Я рад, что мой первый ребенок родится здесь, в Уэльсе, — тихо произнес он. — Передай эти мои слова Элен, если сам я… не смогу их сказать.