Мой брат Михаэль, стр. 7

Теперь мы ехали быстро. Море олив текло и колыхалось, как дым. Под безжалостным солнцем звенела трава.

— И вам показалось, что он говорил серьезно?

— Да, пожалуй. Поэтому я и сделала эту глупость, хотя были и другие причины.

С ревом вверх по длинному откосу и поворот. Я откинулась на горячую кожу, сложила руки на коленях и сказала, не глядя на него:

— Если человечек сказал правду, даже и хорошо, что вы не тот Саймон, да?

— Даже и хорошо. Приехали. Что сначала, Саймон или отель?

— И то и другое. Может, там о нем знают и наверняка говорят по-английски. Мои шесть греческих слов далеко меня не уведут.

— С другой стороны, — сказал Саймон мрачно, — они могут завести вас намного дальше, чем вы намеревались.

К моему облегчению в гостинице была комната.

— Боюсь, только на сегодня, на завтра есть предварительный заказ. Может, смогу вас взять, может, нет. Если нет — дальше по улице — Касталиа, а на другом краю Дельф — туристский павильон. Там прекрасный вид, но очень дорого.

Но трудно представить вид лучше. В начале деревни, состоящей из двух или трех рядов плоскокрыших домиков, растянувшихся яркими ярусами по склону горы, дорога делится на две главные улицы. Там и стоит отель «Аполлон», лицом к равнине и далекому мерцанию Коринфского залива. Два больших платана создают остров тени для нескольких деревянных столов и стульев.

Саймон Лестер припарковал машину рядом и ждал. Закончив все формальности, я вышла с ним поговорить.

— Все в порядке. Они берут меня сегодня, а сейчас я только этим и интересуюсь. Должна очень поблагодарить вас, мистер Лестер, не знаю, где бы я сейчас была без вашей помощи. Возможно, где-нибудь на дне долины орлы Зевса расклевывали мои кости!

— Мне было приятно. А что вы собираетесь делать? Отдыхать и пить чай или это, — он махнул рукой в сторону машины, — слишком вас беспокоит?

Я сказала неопределенно:

— Да, весьма. Наверно, прямо сразу я обязана за это взяться и сделать все, что можно.

— Послушайте, простите за мои слова, но похоже, вам лучше немедленно отдохнуть. Давайте я этим займусь, но крайней мере, сейчас? Почему бы не лечь, и чтобы принесли чай в комнату, у них здесь, между прочим, отличный чай, а я для вас здесь займусь расспросами?

Я очень смутилась, но на самом деле ужасно хотела, чтобы он взял на себя абсолютно все.

— Вы не обязаны… В смысле, абсурдно, чтобы вы занимались моими трудностями… Не могу позволить…

— Почему? Жестоко меня прогонять и говорить не лезть не в свое дело.

— Я совсем не имела этого в виду. Вы знаете, что нет. Я только…

— Конечно, это ваше приключение, и вы хотите довести его до конца. Но, каюсь, сгораю от любопытства, раз уж сюда затесался мой двойник. Пожалуйста, разрешите помочь. И вам ведь, честно, хочется отдохнуть, попить чаю, а я тут поработаю сыщиком со своим бойким, но несомненно, причудливым греческим?

Я опять заколебалась, но сказала честно:

— Очень!

— Тогда решено, — он посмотрел на часы. — Сейчас двадцать минут пятого. Через час? Доложу о результатах в пять тридцать, нормально?

— Нормально… Но вдруг вы его найдете, а он будет сердиться…

— Ну и что?

— Не хочу, чтобы вы несли ответственность за случившееся. Это нечестно, пусть все, что я заварила, на меня и выльется.

— Вы не представляете, как много ответственности я могу на себе нести. Ну хорошо. Увидимся позже.

Он помахал рукой и ушел.

Моя комната выходила на равнину длинным окном и балконом. Колесо солнца катилось по долине к западу и заполняло все усыпляющим теплом. Волны олив утихли, исчезла даже иллюзия прохлады от колыхания их серых листьев. Я опустила шторы, но и так комнату заливал и переполнял свет. Мой новый знакомый не соврал, чай действительно принесли очень хороший. Я долго мылась прохладной водой, потом сидела, расчесывая волосы, откинулась на подушки, забросила ноги на кровать, забыла о Саймонах, машинах… и отключилась, прежде чем осознала приближение сна. Меня разбудила прохлада и шум дождя, хотя темнее не стало, солнце не ослабело. Дождем притворились листья, шуршащие на вечернем ветерке.

Он расслабленно сидел под одним из платанов, курил, ни на что не смотрел и чувствовал себя явно в своей тарелке. Машина стояла там же, где и раньше. Значит, он не нашел другого Саймона, но нисколько не беспокоился. Задумчиво смотря на него, я осознала, что, лишь затратив массу усилий, можно разволновать этого человека, и то вряд ли. Такой тихий, демонстрирует небрежность, хорошее настроение и прекрасные отношения с жизнью, но тут же присутствует что-то трудноописуемое. Сказать — «он знает, чего хочет, и берет это» — значит создать ложное впечатление. Скорее так — он принимает нужные решения и выполняет с легкостью и почти пугающей уверенностью в себе. Не знаю, в первый ли день я поняла это, может, сразу увидела только присутствие качеств, которых мне постоянно не хватает. Но помню немедленное впечатление уверенности, живее и сложнее, чем я изучила за годы постоянного бахвальства гранд-сеньора Филипа. В глубине души я была очень благодарна Саймону, что он не заставил меня чувствовать себя полной идиоткой, а поближе к поверхности — за столь мягко предложенную помощь. А интересно, подумала я, он вообще искал «другого Саймона» или нет?

Оказалось, я несправедлива. Когда я вышла, он, глубоко засунув руки в карманы, бурно общался с греком в яркоголубой рубашке с пришпиленной эмблемой гида. Саймон увидел меня и улыбнулся.

— Отдохнули?

— Прекрасно, спасибо. И чай на самом деле был хорошим.

— Рад это слышать. Может быть, вы уже достаточно сильны, чтобы перенести удар?

Он мотнул головой в сторону машины.

— Так и знала! Вы его не нашли!

— Ни малейших признаков. Сначала я узнавал в других отелях, потом отправился в музей к Георгию, он тоже не знает в Дельфах ни одного Саймона, кроме меня, — ни даже старика с деревянной ногой или погонщика мулов…

Я опросила довольно беспомощно:

— Что же нам делать? — а грек, любопытно тараща глаза, сказал:

— Кирие Саймон, а что, если другого Саймона и нет? И это не ошибка, а кто-то злоупотребляет вашим именем?

— Злоупотреблять моим именем? — Саймон засмеялся, но я знала, что он уже об этом думал. Я тоже. — Не похоже. Во-первых, кто? А во-вторых, если они и правда это сделали, причем срочно, то почему до сих пор не забрали проклятую штуку? Но я докопаюсь до корней этой странной маленькой аферы — и не только ради очень взволнованной мисс Хэвен. Слушай, Георгий, а, может быть, есть хоть один Саймон не здесь, а в окрестностях? В Криссе, она всего в нескольких километрах… Или в Арахове.

Георгий сказал с сожалением:

— Нет, никого, и в Арахове тоже.

— Ну там-то я узнаю точно, я туда еду сегодня вечером.

Грек быстро взглянул на него, почему-то с любопытством, но вспомнил, что в Итеа есть один Симонидис, хозяин маленькой булочной у кинотеатра, посередине главной улицы, и предложил нам выехать на автобусе через десять минут.

Саймон сказал:

— У нас есть машина, — и заулыбался, поймав мой взгляд.

Она стояла олицетворенным издевательством, я смотреть на нее не могла без ненависти и спросила:

— А может, не стоит?

— Почему? Вполне законная попытка доставки. Поехали, чем скорее попадем в Итеа, тем лучше. Через час потемнеет.

— А вы ее поведете, мистер Лестер?

— Можно поспорить, что да. Вы еще не видели дорогу. И зовите меня по имени. Это лучше звучит и создаст иллюзию комфорта.

Я на это не ответила, только взглядом, но, когда мы поехали, вдруг заявила неожиданно для себя:

— Мне становится страшно.

Его взгляд был удивленным, но совсем не веселым.

— Сильное выражение.

— Наверное, хотя от меня — нет. Я самый трусливый трус в мире. Я жалею, что мне не хватило здравого смысла оставить эту историю в покое. Эта гадость должна была бы спокойно стоять на площади Омониа и…