Мой брат Михаэль, стр. 34

19

Понимание, шок, узнавание заняли несколько секунд, показавшихся веком. Время разорвалось, мгновения, как фотографии. Саймон застыл в сиянии ворот, Ангелос, сбросивший себя с моего тела и вскочивший легко, как танцор. Он, должно быть, забыл, что пистолет лежит рядом, рука автоматически потянулась к бедру. Саймон несется со скоростью слаломиста и застывает в пяти ярдах. Убийца стоял надо мной, рука на бедре, и смотрел. Спаситель не двигался.

Я не видела выражения его лица, но страх опять ворвался в кровь с болью, как тепло после обморожения. Я шевелилась в пыли и пыталась сказать Саймону, кто это, но горло потрескалось и окостенело, алмазный свет бил по мне и вокруг, загонял звуки обратно. Грек не мог не заметить этих попыток, но не обращал внимания — со мной он разобрался, можно добить и потом. И Саймон не взглянул на меня. Мужчины соединились глазами, как собаки, что ходят по кругу перед дракой. Я думала, Саймон бросится на него, как прошлой ночью. Я не заметила, как тяжело он дышит, пытается успокоить сердце и легкие после рывка по крутой дороге на мой вопль ужаса. Я не понимала и его предположения, что грек вооружен… а я лежала там, где нож и пистолет могли достать меня за секунды до того, как он вступит в контакт. Ничего этого я не в состоянии была понять, кроме того, что он не шевелится, а может, и боится. Он сделал два очень медленных шага вперед, и стало видно его лицо. Я согрелась и больше не боялась, исчезло напряжение, я расслабилась, но, почему-то, стала дрожать. В ссадины и ушибы пришла боль. Я повернулась на бок и поволокла себя в сторону, все еще задыхаясь, к стене, где сидела раньше.

Саймон сказал светским тоном:

— Я так понимаю, вы — Ангелос?

Дышал он тяжело, но голос был ровным.

— Именно. А ты — маленький братик Михаэля. Рад видеть.

— Сомневаюсь. Мы, кажется, встречались прошлой ночью. Жаль не знал…

Я повернула голову и сказала:

— Он убил Нигеля… и Даниэль…

Через несколько секунд я поняла, что наружу не вышло ни звука.

— Ты убил моего брата Михаэля.

Саймон не видел меня, дышал ровно, лицо его разгладилось. Так же, наверное, Михаэль глядел на Ангелоса много лет назад, так же смотрело вниз это необыкновенное небо, безразличные скалы отбрасывали ослепляющую жару. Время пошло назад. Враги стояли лицом к лицу, но силы перешли на другую сторону. Грек так, кажется, не думал. Он засмеялся.

— Да, я прикончил Михаэля. Теперь твоя очередь, малыш. В твоей стране мальчиков не учат быть мужчинами, здесь — по-другому.

Англичанин двигался вперед — шаг, другой.

— Как ты убил его?

— Сломал шею.

Преступник наклонил голову, как всегда по-бычьи, черные глаза от солнца стали еще более плоскими. Он моргнул раза два, а потом шевельнул головой, будто у него болели и чесались рога. Шаг назад, легкий наклон… Я на минуту подумала, что он отступает, чтобы поставить Саймона не против солнца, и удивилась, что он дает ему время отдохнуть, но неожиданно, как вспышка черной ночи, я поняла, что он делает, вспомнила где лежит невидимый пистолет — на пиджаке. Я приподняла себя, как матрас, набитый глиной, изношенный и пыльный, перекатилась, конвульсивно дернулась, как рыба, когда Ангелос резко шагнул, схватила рукав и дернула на себя. Я тянула его со всей силы, он зацепился за что-то, затрещал, пошел! Фонарь взлетел ракетой и стукнулся о камень у моей головы. Пистолет полетел размашисто и высоко, ударился о кучу камней в трех ярдах и продолжил свой путь. Он даже ударил своего хозяина по руке, но полетел дальше. Грек выругался, пнул меня ногой и упал, когда Саймон ударил его, как паровой молот.

Предплечье грека в полете заблокировало удар, направленный в горло, в то же время локтем он ткнул противника в нижнюю часть живота. Боль взорвалась артиллерийским снарядом, он отпрянул от грека, который, используя скалу, как трамплин, взлетел с нее и нанес удар всем весом. Рот Саймона скрылся в потоке крови. Голова откинулась от следующего удара, который почти сломал ему шею, и он упал, но падая зацепил противника ногой за колено и, пользуясь его собственным движением, с грохотом уронил рядом с собой. Кто-то откатился в сторону и оказался сверху. Другой выбросил ногу, промахнулся, направил короткий рубящий удар ребра ладони в шею. Удар в горло, а потом двое сомкнулись, утюжили и взбивали пыль, она грибами вставала вокруг них. Я не видела… не могла понять… Ангелос на спине, Саймон поперек, пытается засунуть руку мужчины ему за спину. Грек бьет по лицу, удары короткие и не очень сильные, течет кровь. Неожиданно кулак разжался, схватил Саймона за щеку, и большой когтистый палец пополз все дальше и дальше, прорываясь, прогрызаясь к его глазу…

Взгромоздилась на ноги, держась за стену. Он не может, и нечего было ждать, что сможет… он моложе и умеет драться, но Ангелос тяжелее, и жизнь у него отчаянная… Если бы помочь… Если бы только я могла помочь! Шагнула, как пьяная, потянулась за ребристым куском камня руками, колышащимися, как листья. Я могу ударить, как вчера, было бы чем, ну фонарем… Пистолет! Захлебываясь, я дошла до кучи камней, вот тут он упал и исчез. Отметина на камне. Дрожащая рука полезла в щель, ее царапало и терзало, я ее вытягивала, пальцы удлинялись, как могли, трогали что-то холодное и гладкое, металл, а схватить не могли, трогали что-то холодное, дрожали, их щипало от соленых слез. Я легла и просунула руку еще дальше. Схватила, теперь надо вытащить, но не пролезает, господи, как больно, глупо и безнадежно…

Саймон увернулся от жуткого пальца, грек дернулся, освободился, откатился в сторону необычайно быстро и собрался в комок, чтобы вскочить на ноги. Лапа его уже скрючилась, чтобы схватить камень, но Саймон наступил на нее. Ангелос застонал, но в то же время попытался ударить ногой, Саймон увернулся, и удар пришелся по внутренней стороне бедра. Опять перемена позиций. Грек валяется на боку, как павший вол, опять встал, и кулак его летит вниз, как молот…

Я разжала пальцы, выпустила пистолет и начала разгребать камни. Сзади раздавался шум тел на земле, жуткое дыхание, резкий стон. Кажется, Саймон. Я увидела темно-голубой блеск пистолета, отбросила еще ломоть скалы, схватила дуло и вытащила штуку наружу. Никогда не держала такой в руках, даже не подумала, что опасно пистолет держать так, только удивилась, что он очень тяжелый. Стрелять, наверное, просто. Направить и спустить курок. Подойти бы поближе… и чтобы мужчины немного раздвинулись, а пыль осела и стало что-то видно… И Ангелос умрет. Я ни на минуту не подумала, что убивать людей нехорошо. Пошла к ним. Как ни смешно, ходить очень трудно. Земля качалась, пыль хватала меня за ноги, пистолет был слишком тяжелым, а солнце — слишком ярким, и я плохо видела…

Сцепленные тела шевелились от титанических усилий. Мужчины так запылились, что я не могла понять, кто наверху. Как разобраться… Человек сверху одной рукой держал другого за запястье, другой — за горло, все крепче. Голова нижнего болезненно откинулась. Густая красная пыль на черных кудрях. Жестокое широкое лицо тоже красное, архаическая маска гримасничает на песке. Побежденный все слабее и слабее пытается спихнуть с себя победителя. Мускул дрогнул у Саймона на плече. Ангелос отчаянным движением попытался спастись, но хватка не ослабела. Тела продвинулись в пыли на несколько ярдов к пирамидке, отмечавшей место смерти Михаэля. Рука Саймона напряглась и немного подвинулась, дыхание вырвалось из глотки Ангелоса оборвавшимся свистом… Я поняла, что пистолет не нужен, села и закрыла глаза. Скоро наступила тишина.

Ангелос лежал тихо, лицом вниз у пирамидки. Саймон стоял и смотрел на него. Замученное лицо в крови и пыли, мускулы подрагивают, красные глаза. Потом он повернулся и впервые взглянул на меня. Попытался что-то сказать, высунулся язык, облизал пыльную корку губ.

Я ответила на взгляд:

— Все в порядке. Он ничего со мной не сделал… На муле у пещеры есть веревка…

— Веревка? Зачем?