Мой брат Михаэль, стр. 30
Хотя я сразу поняла, что не права, видела и не раз. Он копался в моторе джипа у дома Димитриоса. И на рисунке Нигеля — изображение улыбающейся архаической статуи. Значит, именно это лицо узнала Даниэль… Поняла. Это Ангелос! Сам Ангелос. А Димитриос бог знает где и Саймон вместе с ним. Он повернулся к куче камней, луч скользнул по его толстой коже, сияющей от пота. Улыбка не исчезала. Он улыбался, без сомнения, гнусный оскал не исчезал, когда вместе с Димитриосом он лишал жизни Нигеля. Конечно, он будет улыбаться, когда Саймон избавится от Димитриоса и прядет в открытую к пещере искать меня…
Ангелос выпрямил мощное тело и встал, будто прислушиваясь. Повернул голову. Шум снаружи, не металл, кто-то спешит к пещере. Я подумала — если закричу, предупреждены будут и Саймон, и Ангелос… Он ждет Димитриоса, не знает, что мы здесь, и даже не пытается выключить фонарь. Но с другой стороны, Саймон тоже не знает, что он здесь, если успел расправиться с Димитриосом. Шаги все ближе, в тоннеле. Ангелос засунул руку в карман. Я затаила дыхание.
Рывком и тяжело дыша в пещеру вбежала Даниэль.
17
Человек расслабился, но его низкий голос был злобен:
— Какого черта ты здесь делаешь?
Она остановилась, очень молоденькая и хорошенькая, на краю пятна света и уставилась на ящики:
— Вот оно!
На ней были бирюзовая блузка и алая юбка, горящие щеки и неровное дыхание делали ее более нормальной и менее циничной.
— Вот оно! Я сказал, что мы это нашли, нет? Ну и какого дьявола ты не делаешь как сказали, а путаешься под ногами, когда никто тебя не звал?
Пока он говорил, она медленно шла вперед, не отводя взгляда от того, что лежало у его ног, прикрыв глаза ресницами, на губах снова провокационная мальчишечья улыбка.
— Хотела сама увидеть, что происходит, не сердись… Никто не видел, как я сюда шла.
— Димитриоса по дороге не видела?
Она мотнула головой, пальцем пошевелила разбитую коробку. Грудь ее приподнималась и опадала, как от возбуждения.
Он спросил резко:
— Никаких признаков?
— Нет.
Мужчина со злобой бросил лопату на камни.
— Тогда к какому лешему его занесло? Я шел поверху, это короче, если знаешь дорогу, и если ты его тоже не видела…
— Я тоже шла поверху. Как, по-твоему, я узнала куда идти? Подождала тебя и пошла по пятам.
— Умная, да? Значит, он пошел вниз искать меня. Козел, прыгает, как фасоль на сковородке, и толку от него примерно столько же. А ты… должна была держаться подальше, пока я за тобой не пришел. Сказано, что нечего тут делать…
Она засмеялась.
— А может, я тебе не доверяю, Ангелос. Может, ты бы за мной не пришел.
Он тоже засмеялся:
— Может быть.
— Ну и я хотела увидеть это, а не болтаться без дела целый день. Этот проклятый джип все равно, как динамит.
— Почему? В нем пусто и чисто.
— Да, но…
— Поставила его, где я сказал?
— Да, конечно. А почему ты решил сделать это днем? Ты чокнутый?
— Знаю, что делаю. Луны почти не видно, ночные дороги этой страны, да еще на муле — убийство, а освещать окрестности я не собираюсь. Да и никого здесь нет, без хлопот все довезем, если ты сделала все как надо, а мой хладнокровный кузен появится вовремя, чтобы помочь.
Дыхание ее уже успокоилось, вернулось обычное состояние духа. Она выпрямилась и бросила на него один из своих коронных взглядов:
— А я тоже могу помочь… Ты теперь меня не прогонишь? Ты не думаешь, мой Ангелос, что мог бы и притвориться, что рад меня видеть?
Она подошла близко к нему, он притянул ее к себе и поцеловал одновременно небрежно и похотливо. Она прижалась к нему тонким телом, руки перебирали тугие кудри на его затылке.
Я отодвинулась поглубже.
— Ее любовник — Ангелос! Факты переформировались в моей голове по-новому. И дрались, значит, мы с ним, и так легко она согласилась, что это Димитриос…
Ангелос отпихнул девушку не слишком нежно.
— Ты отлично знаешь, что не должна была приходить сюда. В моих играх нет места для детских нервишек.
Она закурила:
— Это не нервы, это — любопытство. Я имею право знать, что происходит. Что, мало для тебя сделала? Без меня у тебя не было бы джипа, я достала инструменты и мула, я шпионила за англичанином и его нескладной девкой… А ты и всего-то вышел из тумана, побыл со мной полчаса, командуешь и думаешь, что я буду слушаться! Запросто мог поставить меня в безвыходное положение вчера ночью, и ни слова не сказал!
Он продолжал работать ломом, почти не обращая внимания на ее лепет, своротил огромный обломок скалы, который прикрывал несколько ящиков. Грязь и маленькие камушки дождем посыпались на пол.
— Что ты имеешь в виду?
— Прекрасно знаешь! Когда ты ко мне пришел вчера, ты сказал, что не видел Нигеля…
— Нигеля?
— Ну этого английского художника, я говорила. А он в понедельник вечером намекал, что станет богатым и известным, и напился. Когда все ушли, я с ним еще поддала и пошла погулять. Я говорила? — Мужчина продолжал работать, она смотрела на него сквозь сигаретный дым. — И стало ясно, что он отыскал что-то на горе. Ты говорил, что подождешь его и посмотришь, что это!
— Ну и что, не понадобилось, твои английские друзья нам все показали.
— И вход в пещеру?
— Если бы они знали, где он, мы бы сюда и не подошли, все заполнили бы войска на много километров…
Она нетерпеливо шевельнулась.
— Да я не про то. Конечно, они ее не нашли, а то бы не уехали сегодня в Левадию. Но ты что-то слишком быстро все нашел. Димитриос сказал мне, что ты нашел место и работаешь там, пока он вернулся кое с чем разобраться.
Он отложил лом и отгребал обломки лопатой.
— Когда Стефанос продемонстрировал место, где я сломал Михаэлю шею, я сам все понял, горы изменились, но узнать можно. Когда я отослал Димитриоса, сразу нашел вход.
— Ты мне это говорил вчера! — Ее сигарета не висела на губе, как обычно, она курила резкими, нервными движениями. Она сказала, и это прозвучало, как обвинение. — Но ни слова ни сказал про мальчишку!
Он выпрямился и уставился на нее, наклонив голову, как бык, улыбка как всегда сохранялась на его губах. Он сказал грубо:
— Ну продолжай. О чем это ты? Какого черта я должен о нем трепаться?
Она выпустила длинный клуб дыма.
— А зачем тебя понесло в его комнату?
— Очень понятно, нет? За моим портретом, ты сама рассказывала, что он, как фотография. Я хотел его уничтожить.
— Он же ушел и взял все с собой, я же тебе сказала! Я сама пробовала найти портрет, и его вещей не было. Он унес его с собой!
— Нет, его с ним не было.
— О чем ты говоришь? Ты его не видел. Откуда ты знаешь?
Она замолчала. Ее глаза расширились, сигарета упала на землю и лежала, дымилась.
Он стоял очень тихо, опершись на лопату, пот блестел на лице и волосатых руках. Он мягко сказал:
— Ну?
Ее голос полностью лишился оттенков.
— Ты его видел? Вчера? Он сказал тебе, где пещера?
— Видел. Но он ничего мне не сказал.
— А зачем ты соврал?
Улыбка углубилась, раздвинула губы.
— Ты знаешь. Нет?
Долгая пауза.
Ее язык выскочил, как у ящерицы, и облизал губы.
— Ты убил его?
Нет ответа. Мускулы ее шеи шевельнулись, будто она что-то проглотила. На ее лице не было ни ужаса, ни страха, оно лишилось выражения.
— Да… Ты не сказал…
Он был добр и жизнерадостен:
— Нет, не сказал. Не хотел тебя спугнуть.
— Но… Не понимаю. Он знал о пещере?
— Знал, точно, но не сказал. Мы пытались его уговорить, но он не произнес ничего осмысленного.
Она опять сглотнула, не отрывала от него глаз, стояла как статуя, жили только глаза.
— Ты… Тебе пришлось убить его?
Он пожал плечами.
— Мы не собирались его убивать, он, к сожалению, сдох сам. — Его глаза опустились, шевельнулась вечная улыбка. — Ну и как, испугалась, завизжишь и убежишь?