Как бы беременная, как бы женщина! Самая смешная книга о родах, стр. 23
Наступило долгожданное время.
Маму отвезли в роддом.
Папа на следующий день поехал узнать, кто родился.
Выходит медсестра и говорит ему:
– У вас мальчик.
Папа схватил ее от радости и закружил.
Но тут она переспросила фамилию, извинилась, сказала, что перепутала:
– У вас родилась девочка.
Папа от неожиданности посадил ее в снег.
Медсестра кричала очень, очень сильно.
Теперь, когда собираются все наши родственники, они подкалывают папу:
– Ну и где твоя футбольная команда?
А он смотрит на меня с такой любовью и нежностью. Говорит им, что ни одну самую лучшую футбольную команду в мире он не променяет на единственную дочь!
P.S. Папа у медсестры попросил прощения, и они потом вместе долго смеялись над тем, как она кричала на весь роддом, просто сиреной».
МАРЬЯМ:
«У меня знакомая ждет ребенка, вот рассказала.
Первый у нее мальчик, вторую хотела девочку.
Вот она и стала разговаривать и общаться с ребенком, как с девочкой, даже имя дала – Кира.
Пришло время делать УЗИ. Врач ей говорит:
– Ну, смотрите, мамуля, на свое сокровище.
А сокровище ножки раздвинуло, личико ручками закрыло и показало маме, какая она девочка.
Мужчина на 100 %!
Будущая мама, как от врача вышла, перед сыном до самого дома извинялась.
Дай Бог в ноябре родит Мирона».
ЭЛЛА ГАЙНУЛЛИНА:
«Я очень хотела мальчика родить и мужа порадовать!
Все приданое готовила только синего, голубого и лилового цвета, так что у меня дочка года 2 ходила одетая, как мальчик.
А в день, когда доченька родилась и мне ее поднесли, я так расстроилась и, видимо, в лице переменилась, что врач испугалась моему разочарованию и начала меня успокаивать и даже как-то внушать, что девочка – это тоже хорошо.
Я ответила:
– Что значит «тоже»?
… Привезли меня в палату, лежу, смотрю в окно, а день солнечный, небо голубое, чистое (морозный солнечный день), солнце отражается на золотой маковке церкви.
Думаю: вот он, главный экзамен моей жизни, мой ребенок, моя дочь, счастье…
Сейчас смотрю на нее и думаю: как я могла разочароваться тогда, вот дуреха!»
Все по графику!
Вот еще одна история от читательницы моего блога ЕЛЕНЫ ВАСИНОЙ:
«Мой муж одно время работал на стройке прорабом. А у них как? Все по графику!
Когда цемент привезти, когда этаж закончить, когда обои клеить и так далее.
Муж у меня очень деловой, ответственный, серьезный, короче – ВСЕ ПО ГРАФИКУ!
Так вот дело было летом. Мы с мужем жили за городом, в деревне (7 км от города Орла) у свекрови.
Я беременная и скоро должна родить.
Ве хорошо: природа, воздух, атмосфера в доме, но каждые две недели мне нужно было ездить в город, сдавать анализы в женскую консультацию. Это занимало 2–3 дня.
Вот муж меня отвез в воскресенье, а забрать должен был во вторник. Срок родов поставили в сентябре.
В итоге я родила 26 августа, это был вторник, как раз когда должен был приехать за мной муж.
Такое прекрасное событие!
Ему сообщили на объект по телефону, а он и ухом не повел. Его поздравляют, а он говорит:
– Это ошибка!
У нас ПО ГРАФИКУ восьмое сентября!
Пока мои родители к нему на работу не приехали, он никому не верил.
Уезжая с работы, муж всем давал наказ: «Не выбиваться из графиков!»
Приехав ко мне в роддом, он спросил, как это я умудрилась родить раньше.
Ох, как долго я ему объясняла, что дети могут родиться раньше, позже…
Слава богу, понял! Только на работе бывают графики, а в жизни все по-другому!
P.S. 26 августа нашей дочке исполнилось 15 лет. Каждый раз муж на день рождения дочери смеется надо мной: «Ты уложилась раньше намеченного графика, поэтому тебе полагается премия!»
И дарит премию!»
Как у кого
В процессе родов очень ярко проявляется индивидуальность женщины. Кто-то держится, молчит, стонет тихонечко. Это – героини. И среди моих знакомых немало таких. Вот спрашиваю:
– А как ты рожала? Что говорила?
О чем кричала?
– А я не кричала. Я старалась молчать.
Ну вот! Даже рассказать не о чем. Как же так?
Лично мне повезло: у меня соседками по предродовой палате оказывались женщины творческие, с игрой.
Приехала я второй раз рожать. Место уже знакомое, палата та же. Лежу. И даже ухитрилась задремать. И вдруг просыпаюсь от вопля следующего содержания:
– Пустите меня, гады!!! Пустите! Я все равно ничего не скажу!!! Ааааа! Не дождетесь!!!
Я в страхе оглядываюсь. Где я? Вдруг в роддом ворвались оккупанты, а я все проспала?
Нет, оккупантов не видно. Но с соседней кровати опять доносится истошный крик:
– Ничего не добьетесь, гады!!! Пустите! Пустите, кому говорят!
Думаю, может, меня потихонечку в дурдом переместили, пока я забылась крепким сном?
И опять же – нет. Та же палата. Вот дверь белая двустворчатая, вот большие часы над ней, вот окно, замазанное белой краской.
Но – чу! Снова:
– Пустите! Пустите!!! Я ничего не выдам!!! Вставай на смертный бой!!!
К кровати с мучающейся партизанкой подходит улыбающаяся акушерка:
– Ну нет тут никого. Ну не пугай нам других мамочек! Тебе уж в родовую скоро, силы побереги.
– А когда – скоро? – раздается вполне вразумительный вопрос.
– Доктор говорит, чтоб я уже тебя на каталку перекладывала, сейчас поедем.
– Правда? Неужели это скоро кончится? Ой! Ой-ой-ой!!! Гады! Не мучайте! Не выдам!!!
Бедную героическую женщину и правда почти тут же увезли в родовую палату.
Ее увезли, а вопросы остались.
Потом уже мы встретились после родов. Болтали о том, кто как рожал.
Я возьми и расскажи, как одна будущая мамочка кричала, что ничего не выдаст. И тут светленькая тоненькая соседка по палате говорит:
– А это я была.
И улыбается смущенно.
– А что это было вообще-то? – спрашиваю. – Зачем ты про пытки кричала? И что не скажешь никому ничего?
Оказалось вот что.
Она, как и все мы тогда, очень много книжек про войну читала и фильмов смотрела. Ну и все время думала, а как бы она повела себя на месте героев и героинь войны? Вот стали бы ее пытать – выдала бы своих или сдержалась, несмотря на нечеловеческие мучения? (Надо сказать, что я тоже все себя спрашивала, способна ли на героизм и можно ли мне доверить государственную тайну. Честно скажу: я не была уверена в своих силах, уж очень боялась боли.) Так и моя соседка по палате – в себе уверена не была.
К счастью, войны на нашу долю не выпало.
Но видимо, вопросы к самой себе у девушки все-таки остались где-то на глубине подсознания.
И вот когда начались схватки, тут-то она и вспомнила про пытки. И совершенно непроизвольно в моменты особенной боли переключалась на тему допросов в гестаповских застенках.
Схватка заканчивалась – и она снова приходила в себя, понимала, где она, что с ней происходит. А начиналась новая схватка – и включалась тема гестапо. И ничего с собой поделать она не могла. Слова протеста и ненависти к оккупантам сами выскакивали.
Палата наша грохотала, когда мы в лицах изобразили «сцену пыток».
– Ну и что, как думаешь, выдержала бы, если что? – спросили у нашей ясно-лазой героини.
– Наверное, да, – скромно потупилась она. – Но лучше не надо. Я лучше еще ребеночка рожу.
Моя школьная подружка очень любила петь. Она – настоящая певунья. Мы вместе ходили в школьный хор. Да и дома, собираясь, любили попеть, подыгрывая себе на пианино. Мы знали огромное количество песен. Самых разных.
И военно-патриотических, и русских народных, и городских романсов, и лирических…