Внеклассные занятия (СИ), стр. 47

Замечаю под своими ногами несколько окурков, в углу перекатывалась от движения воздуха пустая пивная банка, еще какой-то мусор попадался моему блуждающему взору.

Оставив тщетные попытки узнать хронологию прошедшего года по следам бесконечных вечеринок, я снова поднимаю взгляд на Даню, который, казалось, не собирался ничего говорить, вглядываясь в мою сторону, будто в одну точку.

— Ты не один? — это единственный вопрос, который была в силах произнести я, бессмысленно, но на большее я уже не была способна.

— Ты о них? — кивнув в сторону кухни, Даня равнодушно пожал плечами. — Они уже уходят…

Он оказался прав, так как почти в ту же минуту мимо меня прошли пять человек: трое мужчин и две девушки. Тихо, едва слышно переговариваясь между собой, эти люди скрылись за дверью, пообещав Дане вернуться к вечеру. Почему-то казалось, что так происходит каждый день: приходят какие-то люди, проводят здесь долгие часы, уходят, возвращаются вновь. Никто не увидел чего-то особенного в моем приходе, никто не поинтересовался кто я вообще. Всем все равно. Они чужие. Они здесь по другим причинам.

— Теперь я один, — оповестил меня Даня, не двинувшись с места, не предложив мне пройти дальше прихожей. — Как ты?

Как я? Этот вопрос следовало задать мне, ведь именно по этому поводу я здесь. А еще кажется, что мой ответ его совершенно не интересует. Теперь у него другие заботы, интересы, проблемы…

— Хорошо, — тихо отвечаю я, едва шевеля губами. — Спасибо. Ты переехал… Тихий здесь район.

— Неблагополучный, — поправил меня Левин, как-то надменно, но вместе с тем горько улыбнувшись. — Здесь проще.

— Тебе? — поднимаю взгляд на пожелтевший от сигаретного дыма потолок, также облокотившись на противоположную стену, уже не в силах стоять на ногах ровно.

— Многим, — усмехнулся Даня, изучая меня взглядом, что я явственно чувствовала каждым миллиметром своей кожи. — Как нашла меня? А главное, зачем?..

Кажется, из нас более подготовленным к этой встрече оказался он, несмотря на то, что пришла сюда именно я.

— Решила, что пришло время встретиться, узнать как и что сложилось…

— Узнала? — хмыкнул Даня, в голосе которого явно угадывалась агрессия.

Внимательно вглядываюсь в его лицо, будто пытаясь найти в этом чужом человеке хотя бы тень того, кого пыталась тщетно забыть. Внешне он несильно изменился: все так же подтянут, привлекателен, несмотря на запущенную щетину, и ощущение, что он не спал несколько суток подряд. И все же что-то изменилось. Он изменился. Не тот взгляд, не та улыбка. А еще я старалась не смотреть на его руки, скрытые длинными рукавами футболки. Я боялась узнать то, что скрыто под этими рукавами.

— Не совсем, — честно ответила я, перехватывая его взгляд своим. — Расскажешь?

— Думаю, не стоит, — отозвался Даня, первым прекратив разговор наших глаз. — Это будет лишнее, не нужное мне сейчас. Тебе лучше уйти.

Нет, не сейчас. Не тогда, когда я вернулась в прошлое, загнав в угол свою душу, все то, что я мужественно старалась запрятать вглубь себя. Я не уйду. Не отступлюсь. Потому что именно сейчас я ненавидела себя за то, что когда-то уже ушла. Пусть меня выставили, захлопнув дверь за спиной, но я не должна была уходить… Я не должна была оставлять все, как есть… Я виновата.

— Я не уйду, — лишь повторяю за голосом разума, за криком, идущем из самого сердца. — Можешь выгнать меня на лестничную площадку. Я сяду на ступени и буду ждать столько, сколько нужно будет, пока ты не выйдешь.

— Ярославцева, годы идут, а ты не меняешься… — вздохнул Даня, закатив глаза. — Что ты хочешь узнать обо мне? Моя история, видимо, отличается от твоей. Смею предположить, что доблестно получив медаль, блеснув дорогим платьем на выпускном, ты поступила в хороший ВУЗ, обзавелась кучей друзей и с трудом могла вспомнить, что же такого необычного произошло с тобой в одиннадцатом классе. А когда твоих нежных ушек коснулся слушок о бывшем учителе… Ставь ударение там, где больше нравится: на «бывшем», или «учителе»… Ты решила еще раз блеснуть доблестью и явиться сюда, дабы впечатлиться тем, отчего судьба тебя уберегла. Исправь в том месте, где я ошибаюсь.

Ах, вот какой я предстала в его глазах… Равнодушной, интересующейся лишь для того, чтобы потешить свое самолюбие… Его обида, ярость, боль сквозили в каждом слове, в каждом брошенном на меня взгляде…

— Я поправлю тебя с самого начала, — глядя в невидимую точку на противоположной стене, отстранено, но в то же время переживая внутри себя бурю эмоций, я рассказываю события былых дней своими словами. — После того, как ты ушел из школы, спустя несколько дней меня избили собственные одноклассники. Били так, чтобы следы побоев несильно бросались в глаза, но сами раны заживали довольно долго. Связь с учителем не оставила равнодушными хрупкие детские сердца… Злополучную медаль я, можно сказать, добровольно потеряла, передав ее более достойной ученице — Лидии Ишмаевой. Выпускной… Каким он мог быть, учитывая, что большая половина класса свято ненавидела меня за то, что подставила их уходом любимого учителя? Считала минуты до того, как мне вручат аттестат, и я смогу уже сбежать из этого озверевшего окружения, желающего разорвать меня на части из-за испорченных оценок по истории. ВУЗ… — горько усмехнулась я, вспоминая многочисленные скандалы с мамой. — Опущу, пожалуй, мои самобичевания по поводу неразделенной любви, включающие долгие и муторные занятия с психологом… Короче говоря, я поступила на педагогический факультет. Это было единственным моим желанием спустя несколько месяцев после окончания гимназии. Мама смирилась лишь потому, что боялась совсем меня потерять. Друзей не много, но есть те, кому могу доверять, хотя, кажется, я совсем разучилась это делать.

Я перевела дыхание, собираясь еще что-то добавить, но не стала продолжать, посмотрев на замершего у стены Даню. Кажется, он не был готов услышать именно это. Он, как и я рисовал себе иную картинку. Мы оба сочиняли истории друг о друге, совершенно не ожидая того, что есть в действительности.

— Теперь твоя очередь, — предлагаю я, чувствуя усталость во всем теле от того, что снова частично окунулась в тот сумбур, в котором прошел последний год моей жизни.

— Проходи, — предлагает мне Левин, уходя на кухню. — Я сделаю кофе.

41. Когда упадут небеса

Всем тем, кто читал, читает, перечитывает; тем, кто ждал, ждет и будет ждать, трепетно любимым и самым лучшим читателям — спасибо за то, что вы есть.

Если когда-нибудь исчезнешь ты…
Я растворюсь среди ночных туманов,
Рассыплюсь прахом от чужих обманов,
Забудусь в снах привычной темноты.
Если когда-нибудь исчезнешь ты…
Заплачет небо, содрогнувшись болью,
Став немым свидетелем невольно,
Когда, сломав крылья, рухнули мечты.
Если когда-нибудь исчезнешь ты…
Засохнет сердце, скованное жаром,
Не выдержав эмоций тех пожара,
Что разожгу, убрав твои цветы.
Если когда-нибудь исчезнешь ты…
Я не вернусь в тоскующий наш город,
Который мне когда-то был так дорог,
Лишенный лоска лживой теплоты.
Если когда-нибудь исчезнешь ты…
Я все равно искать не перестану,
Спеша к душе твоей, как по сигналу,
К тебе приду, сжигая все мосты.

Никогда не думала, что способна так внимательно слушать. Тишину. Несколько мучительно долгих минут я сидела с горячей кружкой кофе в руках, не проронив ни звука, до звона в ушах прислушиваясь только к тиканью секундной стрелки в настенных часах. Все в этой комнате, в квартире было чужим для меня, но одновременно настолько дорогим, что хотелось как можно дольше оставаться здесь, будто надеясь на то, что немые стены мне все расскажут, успокоят и дадут надежду. Но, увы, стены продолжали молчать, так же, как и Даня, облокотившийся на столешницу напротив меня. Он закрыт. Не знаю от всех ли, но от меня — определенно. Действительно, на что я надеялась, когда шла сюда? Что он будет рад мне? Что по доброте душевной расскажет, чем живет, чем дышит?