Она. Аэша. Ледяные боги. Дитя бури. Нада, стр. 40

Мы шли по равнине три дня. На четвертый достигли подножия гор, которые тянулись по ее краю. До сих пор все шло, по выражению Лео, как по часам, без препятствий и приключений. Но тут путь наш стал труднее. Горы крутые, подтаявший на солнце снег проваливался под ногами и страшно слепил нас своей белизной.

На седьмой день мы пришли к ведущему вглубь гор ущелью. Скоро мы убедились, что идем по дороге с явными следами заступа или иного инструмента. Всюду, даже на краю пропастей, она была плоская, ровная, местами были выстроены галереи. Они кое-где подгнили, обвалились, и нам приходилось возвращаться и обходить опасное место, но все же мы старались держаться этого проложенного руками человека пути.

Ночами мы страдали от холода. Ледяной ветер завывал в ущелье. На десятый день мы вышли из него и переночевали на страшном холоде — у нас не было топлива. Грелись мы, прижавшись к нашему яку, но все-таки зубы стучали, как кастаньеты. В довершение бед у нас не было воды и, чтобы утолить жажду, приходилось глотать холодный снег. Когда рассвело, мы проползли сто ярдов дальше, чтобы согреться на солнце. Лео оказался за поворотом ущелья первый, я услышал его голос и догнал его. И что же? Перед нами открылась Обетованная земля.

Мы стояли высоко на горе, а много ниже расстилалась огромная плоская равнина. Должно быть, когда-то это было большое озеро, которых так много в Центральной Азии, но многие пересыхают. Посреди этой обширной равнины высилась единственная увенчанная снегом гора с дымящейся вершиной. У края кратера этого вулкана виднелся огромный столбообразный утес, в верхней части которого было отверстие.

Итак, вот он — символ наших видений, который мы искали столько лет! При виде его сердца наши забились. Гора эта была гораздо выше окружающих, вот почему свет вулкана, попадая в отверстие столба, достигал величайших вершин близ монастыря. В данный момент вулкан только дымился, но, просыпаясь временами, он, очевидно, извергал и пламя — источник виденного нами таинственного света.

В долине же на берегу широкой реки виднелись белые кровли большого города. В подзорную трубу мы разглядели также хорошо обработанные, засеянные поля, по краям со рвами.

Мы радовались, видя Обетованную землю и таинственную гору, и не предчувствовали ужасов и страданий, которые мы должны были перенести раньше, чем достигнем Символа жизни.

Наскоро перекусив и проглотив немного снега, отчего заболели зубы и пронзила дрожь, мы навьючили своего бедного, измученного яка и тронулись в путь. Занятые собственными мыслями, почти не разговаривали. Мы спускались с горы удобной дорогой, проложенной людьми. Но странное дело: кроме следов диких овец, медведей и горных лисиц мы не видели ни одного следа человека. Но утешали себя мыслью, что население равнины пользуется этой дорогой только летом или, привыкнув к оседлой жизни, вовсе не поднимается в горы.

Стемнело, а мы еще не достигли подошвы горы. Поэтому разбили для ночлега палатку под защитой утеса. На этой высоте было несколько теплее: мороз не превышал двадцати градусов. На этот раз мы нашли воду, а наш як вырыл в проталинах немного сухого горного мха.

Утром мы пошли дальше, но горный кряж скрыл от нас и город, и вулкан. В одном месте было ущелье, и дорога вела туда. На полдороге однако перед нами, зияя, открылась глубокая пропасть. Внизу слышалось журчание воды. Дорога обрывалась на краю бездны. Что бы это значило?

— Вероятно, эта пропасть разверзлась недавно, в одно из последних извержений вулкана, — сказал Лео.

— А может быть, прежде тут был деревянный мост, но обрушился, — отвечал я. — Но все равно надо искать другую дорогу.

— И поскорее, если мы не хотим остаться здесь навсегда.

Мы взяли направо и прошли с милю. Тут мы увидели глетчер, напоминавший обледенелый, застывший водопад. Нечего было и думать спускаться по его склону. Пропасть казалась еще глубже и отвеснее. Тогда мы вернулись и пошли влево. Но и тут внизу зияла все та же пропасть. Вечером мы взобрались на вершину высокой скалы, надеясь увидеть где-нибудь дорогу, но и тут убедились, что бездна страшно глубока, имеет полмили в ширину, и внизу журчит вода.

Солнце село. Восхождение на утес так утомило нас, что мы не захотели спускаться с него в темноте и решили переночевать на его вершине. Позже мы узнали, что это спасло нас. Развьючив яка, мы разбили палатку, съели вяленую рыбу и хлеб, последние запасы, взятые из монастыря, и, завернувшись в одеяла, заснули, забыв о всех невзгодах.

Незадолго до рассвета нас разбудил страшный гул, как будто бы от пушечного выстрела. За ним послышались словно ружейные залпы.

— Господи! Что это? — воскликнул я.

Мы выползли из палатки. Як испуганно замычал. Не было возможности что-либо разглядеть. Глухие удары и треск сменились каким-то скрежещущим шумом и шорохом. В то же время подул какой-то странный ветер, под напором которого, как под напором волн, трудно было устоять.

Забрезжила заря, и мы увидели, что на нас надвигается лавина.

О! Какой это был ужас! По склону горы сверху ползла, скользила, скатывалась снежная масса. Волны снега вздымались, образовывали впадины, наскакивали одна на другую, и над этим морем стояло облако распыленного снега.

Мы с Лео в испуге прижались друг к другу. Вот первая волна дошла до нашего утеса. Под ее напором он задрожал, как лодка в бурном океане. Волна раскололась о скалу и с грохотом скатилась в пропасть. Это был лишь передовой гонец. За первой волной, медленно извиваясь, как змея, показалась вся снежная громада.

Волны снега поднимались с яростью почти до вершины нашего утеса, и мы боялись, что вот-вот он сорвется с основания и, как камешек, полетит в бездну. В воздухе стоял невообразимый шум глыб, скатывающихся в пропасть.

То, что последовало за снежным обвалом, было еще страшнее. Сорванные с места огромные камни полетели по склону. Некоторые ударялись о нашу скалу с резким, как пушечный выстрел, звуком. Иные сбивали на пути другие каменные глыбы и уносили их с собой. Никакая бомбардировка не могла быть столь ужасна и разрушительна.

Грандиозная картина! Казалось, какие-то скрытые силы природы вырвались на свободу, чтобы во всем своем величии разразиться над головою двух ничтожных человечков.

При первом толчке мы отскочили к утесу и прижались к нему, легли на землю, цепляясь и стараясь удержаться, чтобы ветер не унес нас в пропасть, как унес нашу палатку. Разбиваясь об утес, полетели камни; осколки их падали в пропасть, напевая свою дикую песню. Ни один из них, к счастью, не ударил нас, но, когда мы оглянулись, то увидели, что наш бедный як лежит бездыханный с оторванной головой. Мы легли и покорно стали ждать смерти: нас или занесет снегом, или раздавит каменная глыба, или ветром унесет в бездну.

Долго ли это продолжалось? Может быть, десять минут, может быть, два часа. Наконец ветер утих, смолк грохот каменного града. Мы встали и осмотрелись: отвесный склон горы, до этого покрытый снегом, стоял теперь обнаженный. Наш утес раскололся, и в изломе его блестели слюда и другие минералы. Пропасть засыпало снегом и камнями. И над этим хаосом спокойно сияло солнце.

Мы остались невредимы, но не решались тронуться с места: переправляясь через пропасть, могли провалиться в рыхлом снегу; нас, идущих по дороге, могло засыпать сверху еще падающими время от времени снежными глыбами.

Мы сидели и вспоминали Ку-ена, который предостерегал нас. Но вскоре голод дал о себе знать.

— Сдерем шкуру с яка, — предложил Лео.

Мы содрали с животного шкуру и, нарезав мясо кусочками, морозили его в снегу и ели, невольно чувствуя себя каннибалами. О! Это был отвратительный обед! Но могли ли мы поступить иначе?

Глава V

Глетчер

Мы потеряли палатку, поэтому на ночь завернулись в одеяла и укрылись шкурой яка. Мороз крепчал.

Утром Лео сказал мне:

— Пойдем, Гораций. Если нам суждено умереть, все равно, где умирать, здесь или в пути. Но я думаю, что наше время не настало.