Она. Аэша. Ледяные боги. Дитя бури. Нада, стр. 174
Девушка Зинита следила за ним, пока он не скрылся из виду, и любовь пронзила ее сердце, любовь свирепая, ревнивая, сильная. Он же, направляясь к Горе Привидений, думал больше о Виновнице Стонов, чем о девушке Зините, так как в глубине души Умелопогас предпочитал войну женщинам, хотя именно женщины были виновницами горя в его жизни.
Пятнадцать дней до новолуния Умелопогас много думал и мало говорил. Однако он рассказал Галаци часть правды и объявил о своем намерении сразиться с Джиказой-Непобедимым из-за секиры Виновница Стонов.
Галаци советовал оставить эти мечты, считая, что воевать с волками вернее, чем разыскивать какое-то неведомое оружие. Он сообщил также, что добычей секиры дело не кончится, придется отвоевать девушку, а от женщин он не ждет добра. Разве не женщина отравила его отца в краале Галакаци? На все эти доводы Умелопогас ничего не отвечал, так как сердце его жаждало и секиры, и девушки, правда первой больше, чем второй.
Между тем время шло, и настало новолуние. На заре этого дня Умелопогас одел охотничью сумку, обвязав под ней, вокруг бедер, шкуру волчицы. Толстый боевой щит, сделанный из кожи буйвола, и та самая лунообразная секира, которой он убил вождя Чаки, составляли его оружие.
— И с таким оружием выступишь ты против Джиказы? — сказал Галаци, косо поглядывая на него.
— Ничего, она послужит мне! — ответил Умелопогас.
Они медленно спустились с горы и, чтобы Умелопогас сберегал силы, перешли реку вброд. Галаци спрятался в камышах. Тут Умелопогас простился с ним, не зная, свидятся ли. У ворот крааля он заметил, что много людей проходят и смешиваются с толпой. Скоро все пришли к открытому пространству перед шалашом Джиказы, где собрались его советчики. Перед кучей черепов сидел, сверкая глазами, сам Джиказа, страшный, надменный, волосатый человек. К руке его прикреплена была кожаным ремнем великая секира Виновница Стонов, и каждый, подходя, приветствовал ее, называя Инкозикас, — владычицей. Самому Джиказе никто не кланялся.
Умелопогас сел в толпе перед советниками, никто не обратил на него внимания, кроме Зиниты, которая уныло двигалась взад и вперед, угощая пивом царских наперсников. Близко к Джиказе, по его правую руку, сидел жирный, маленький человек с блестящими глазками, жадно следивший за Зинитой.
«Вероятно, Мезило!» — подумал Умелопогас. Немного погодя Джиказа заговорил, вращая глазами.
— Послушайте, советники мои, что я решил! Я решил выдать падчерицу мою Зиниту за Мезилу, только мы еще не сошлись с ним на свадебном подарке. Я требую от Мезилы сотню голов скота за девушку прекрасную, стройную и безупречную. К тому же, она мне дочь, хоть и не моей крови. Но Мезило предлагает пятьдесят голов, а вам предоставляю помирить нас!
— Пусть так, повелитель секиры! — ответил один из советников. — Но прежде, о Непобедимый, ты обязан согласно древнему обычаю вызвать желающих сразиться с тобой за Виновницу Стонов и за право власти над племенем Секиры!
— Какая тоска! — ворчал Джиказа. — Когда же этому придет конец? В юности я уложил пятьдесят три человека и с тех пор все выкрикиваю свой вызов, точно петух на навозной куче, и никто его не принимает! Так есть ли между вами желающий вступить в поединок со мной, Джиказой, за великую секиру Виновница Стонов? Она будет принадлежать отвоевавшему ее, а с ней и владычество над племенем Секиры!
Все это он пробормотал скороговоркой, точно молился духу, в которого не верил, и опять заговорил о скоте Мезилы и о девушке Зините. Но вдруг поднялся Умелопогас и, поглядывая на него из-за боевого щита, закричал:
— Есть, Джиказа, желающий сразиться с тобой за Виновницу Стонов и за связанное с этим оружием право власти!
Тут вся толпа расхохоталась, а Джиказа сверкнул глазами.
— Опусти твой большой щит, выходи! — сказал он. — Выходи, назови свое имя, происхождение, ты, дерзнувший сразиться с Непобедимым за древнюю секиру!
Когда Умелопогас выступил вперед, он показался всем таким свирепым, несмотря на молодость, что все перестали смеяться.
— Что тебе, Джиказа, в моем имени, в родстве? — сказал он. — Брось это, поторопись лучше сразиться со мной, как исстари заведено, я жажду владеть Виновницей Стонов, занять твое место и решить вопрос о скоте Мезилы Борова. Когда я тебя убью, то выберу себе такое прозвище, какого никто еще не носил!
Опять народ засмеялся, но Джиказа вскочил, захлебываясь от ярости.
— Как? Что такое? — воскликнул он. — Ты осмеливаешься так говорить со мной, ты, неповитый младенец, со мной, Непобедимым, с владельцем секиры! Не думал я дожить до подобного разговора с длинноногим щенком. Пошел в загон! Я отсеку голову тебе, хвастуну! Он хочет сесть вместо меня, отобрать право, которым благодаря секире пользовались я и четыре поколения моих предков. Вот сейчас я размозжу ему голову, и мы вернемся к делу Мезилы!
— Прекрати болтовню! — перебил его Умелопогас. — Если же не умеешь молчать, то лучше попрощайся с солнцем!
Тут Джиказа задохнулся от бешенства, пена выступила у него изо рта так, что он больше не мог говорить. Это забавляло всю толпу, кроме Мезилы, косо поглядывавшего на высокого, свирепого незнакомца, и Зиниты, глядевшей на Мезилу тоже не особенно любезно.
Все двинулись к загону. Галаци, издалека заметив это, не мог больше удержаться. Он подошел и смешался с толпой.
Глава XVII
Умелопогас становится вождем племени секира
Умелопогас и Джиказа-Непобедимый вошли в загон и остановились посреди его на расстоянии десяти шагов друг от друга.
Умелопогас, как мы помним, был вооружен большим щитом и легкой лунообразной секирой, а Джиказа — Виновницей Стонов и небольшим щитом.
Глядя на такое вооружение, народ думал, что владелец секиры быстро расправится с незнакомцем.
По данному знаку Джиказа с яростным ревом налетел на Умелопогаса. Но тот не шелохнулся до той минуты, когда враг приготовился ударить. Тогда он внезапно отскочил в сторону и сильно хватил по спине промахнувшегося Джиказу. Он ударил его тупым концом, так как убивать секирой не намеревался. В толпе раздался взрыв смеха. Джиказа чуть не лопнул от досады, от позора. Он обежал кругом, как дикий бык, еще раз налетел на Умелопогаса, поднявшего щит, чтобы встретить удар великой секиры. И когда Джиказа занес ее высоко над головой Умелопогаса, тот закричал, будто от ужаса, и побежал.
Опять раздался смех, а Умелопогас бежал все быстрее. За ним в слепой ярости гнался Джиказа. Туда-сюда по загону носился Умелопогас на расстоянии копья от Джиказы, держась спиной к солнцу, чтобы следить за тенью своего врага. Еще раз он обежал круг, а толпа рукоплескала этой погоне, похожей на то, как на охоте загонщики травят лань. Умелопогас, хоть и шатался от слабости так, что многие думали: вот-вот ему не хватит дыхания, однако несся все быстрее, увлекая за собой Джиказу. И так до тех пор, пока, наконец, понял по дыханию врага и по дрожанию тени, что силы его истощились. Теперь он притворился, что сам падает, сбивается с дороги вправо. Спотыкаясь, он уронил большой щит под ноги Джиказы. А тот сослепу налетел на него, как орел на горлинку. Мгновенно Умелопогас выхватил секиру — Виновницу Стонов, сильным ударом разорвал ремень, крепивший ее к руке Джиказы, и отскочил с ней. Тут все присутствующие оценили его хитрость, и ненавидящие Джиказу громко возликовали. Остальные молчали.
Медленно поднялся Джиказа с земли, как бы удивляясь, что еще жив, схватил маленькую секиру Умелопогаса и, глядя на нее, зарыдал. Умелопогас же, подняв великую Виновницу Стонов, железную владычицу, рассматривал ее кривые, стальные зубцы, красоту рукоятки, обмотанной медной проволокой и кончающейся шишкой, как у палки. Он любовался ею, как жених красотой новобрачной. На глазах у всех он поцеловал широкое лезвие и воскликнул:
— Привет тебе, моя владычица, привет, подруга моей юности, отвоеванная мной в сражении! Никогда мы с тобой не расстанемся, вместе и умрем потому, что я не допущу, чтобы кто-нибудь владел тобой после меня!