Она. Аэша. Ледяные боги. Дитя бури. Нада, стр. 169

Галаци помолчал, затем вновь обратился к Умелопогасу:

— Если ты набрался сил, незнакомец, то пойди к отверстию пещеры, взгляни. Месяц ярко светит.

Умелопогас приподнялся и прополз в узкое отверстие пещеры. Над ним высоко в небо вздымалась серая вершина, похожая на сидящую женщину со склоненной на грудь головой. Казалось, что пещеру она держит на коленях. Ниже скала круто обрывалась, вся поросшая кустарником. Еще ниже темнел густой лес, спускаясь к другой скале, у подножья которой, по ту сторону реки, расстилались широкие зулусские равнины.

— Вон там, — сказал Галаци, указывая Стражем Брода на далекую равнину, — крааль, где жила старуха, вот и скала, куда мне надлежало взобраться, вот и лес, где царили духи Аматонго. По ту сторону леса вьется тропинка в пещеру, а вот и сама пещера.

— Видишь этот камень, им загораживается вход. Он очень велик, но ребенок может сдвинуть его, так как он укреплен на каменном стержне. Только не надо толкать камень слишком глубоко. Если он дойдет вот до этого знака, то надо много сил, чтобы отвалить его. Однако я справлюсь, хотя и не достиг еще полной зрелости. Если же камень перевалится за знак, то он покатится внутрь пещеры с такой быстротой, с какой скатывается голыш с обрыва. Тогда, пожалуй, и два человека не справятся с ним. Смотри теперь, я, как всегда, на ночь завалю камень так! — Он ухватился за скалу, и она, как любая дверь, захлопнулась на выточенном природой стержне. — Итак, — продолжал он, — я покинул крааль, и все провожали меня до реки. Она разлилась, и никто не решался переправиться.

— Ага, — кричали они, — вот и конец пути, маленький смельчак, сторожи теперь брод, ты, мечтавший владеть Стражем Брода, размахнись-ка дубиной по воде, может ты усмиришь волны!

Не отвечая на насмешки, я привязал щит к плечам, захваченный мешок обмотал вокруг тела, а к дубине прикрепил ремень и взял его в зубы. Потом я бросился в реку и поплыл. Дважды течение относило меня, и стоящие на берегу кричали, что я погиб, но я опять всплывал. Так добрался до противоположного берега. Оставшиеся на той стороне замерли от удивления, а я пошел вперед, к скале. Трудно, незнакомец, взбираться на ту скалу. Когда ты окрепнешь, я покажу тебе тропинку. Я одолел ее и в полдень добрался до леса. Тут, на опушке, я отдохнул и закусил провизией из мешка, так как для борьбы с привидениями, если таковые существовали, нужны были силы. Потом я встал и углубился в лес.

Высоки в нем деревья, странник, и настолько густы, что местами света не больше, чем в ночь новолуния. И все же я пробивался вперед, часто сбиваясь с дороги.

Изредка из-за верхушек выглядывала фигура серой каменной женщины, сидящей наверху Горы Привидений. Туда я и стремился. Сердце мое сильно билось, пока я так бродил в темноте леса, среди ночной тишины, я все осматривался, не следят ли за мной глаза Аматонго. Временами мелькал серый волк и прокрадывался между деревьями, следя за мной. А в больших ветвях глубоко, точно женщина, вздыхал ветер.

Я продвигался вперед, напевая, чтобы приободриться. Наконец деревья поредели, местность стала повышаться, и опять блеснули небеса.

Но я утомил тебя рассказом, отдохни. Завтра я доскажу. Как зовут тебя?

— Умелопогас, сын Мопо! — ответил гость. — Когда ты окончишь свой рассказ, я начну свой. А теперь давай спать!

Галаци вздрогнул. Услыхав имя гостя, он смутился, но ничего не сказал. Они легли спать, и Галаци закутал Умелопогаса козлиными шкурами. Сам Галаци был такой крепкий, что улегся без всякого покрывала на голой скале.

Так почивали они, а вокруг пещеры выли волки, чуя кровь человеческую.

Глава XIII

Галаци покоряет волков

— Слушай дальше, Умелопогас, сын Мопо! — продолжал на другой день Галаци. — Пройдя через лес, я добрался как бы до колен Каменной колдуньи, сидящей вон там высоко и целые века выжидающей конца мира. Здесь уже весело играло солнце, бегали ящерицы, порхали птицы, и хотя опять наступил вечер, — я ведь долго бродил по лесу, — я уже больше не трусил. Я влез на крутую скалу, поросшую мелким кустарником, и добрался до каменных колен колдуньи — площадку перед пещерой. Я заглянул за край скалы, и, поверишь ли, Умелопогас, кровь моя похолодела, сердце замерло. Там, перед самой пещерой, лежало много больших волков. Одни спали, рыча во сне, другие грызли черепа убитых зверей, а еще другие сидели, как псы, оскалив зубы, высунув языки. За ними — вход в пещеру, где, по-видимому, лежали кости юноши. Но как туда идти? Я боялся волков, так как понял теперь, кого принимали за горных духов. Я решил бежать оттуда, но великая дубина Страж Брода размахнулась и хватила меня по спине. Так храбрецы расправляются с трусами. Случайность или Страж хотел пристыдить вооруженного им, этого я не знаю, но стыд охватил меня. Как, вернуться назад, терпеть насмешки жителей крааля, старухи!? Ведь в лесу ночью меня не загрызли духи! Лучше уж сейчас поскорее попасться в их лапы. Не мешкая, чтобы страх не обуял меня, я взмахнул дубиной и с боевым криком племени галакази вскочил на край скалы и бросился на волков. Они тоже вскочили и остановились, завывая со взъерошенной шерстью и горящими глазами. Их звериный запах доносился до меня. Но увидев, что на них кинулся человек, они вдруг испугались и разбежались во все стороны, спрыгивая со скалистой площадки — колен колдуньи так, что скоро я остался один у входа в пещеру. Сердце у меня росло в груди от радостного сознания, что я покорил волков, не зашибив ни одного, я гордо, точно петух на крыше, подошел к отверстию пещеры и заглянул вглубь ее. В эту минуту заходящее солнце красными лучами осветило темноту. Тут, Умелопогас, я опять струсил!

Видишь, вон там в стене углубление, которое освещает огонь? В том конце высота пещеры в рост человека. Углубление узкое и неглубокое, оно точно вырублено железом. Человек мог бы сидеть в нем, да человек и сидел, а скорее то, что было когда-то человеком — остов, обтянутый почерневшей кожей. Зрелище ужасное. В правой руке он держал, очевидно, кусок мяса, наполовину съеденный, наверное, он обедал перед смертью. Глаза этого скелета покрывала кожаная повязка, точно он заслонялся от чего-то. Одной ноги не было, а другая висела через край ниши. Под ней на земле валялось заржавленное лезвие сломанного копья.

— Подойди сюда, Умелопогас, тронь рукой стену пещеры. Она гладкая, не правда ли? Гладкая, как те камни, на которых женщины мелют зерна. А отчего она гладкая, я могу тебе сказать. Тогда, глядя в пещеру, я видел следующее: на полу лежала волчица, тяжело дыша, точно она пробежала много верст. Близ нее — волк, старый, черный, больше всех, виденных мной, настоящий вожак стаи, с серыми полосами на голове и на боках. Этот волк стоял на месте, но потом он вдруг побежал и подскочил вверх, к иссохшей ноге мертвеца. Лапы его ударились о гладкую скалу, на секунду он за нее ухватился, щелкнув зубами на расстоянии копья от ноги, но сорвался с яростным рычанием и медленно прошелся по пещере.

Опять пробежал, подпрыгнул, опять щелкнули страшные челюсти, и опять он, воя, упал. Тогда поднялась волчица, и они вместе старались стащить высоко сидящую фигуру. Ничего не выходило. Выше расстояния копья они не могли подпрыгнуть. Умелопогас, тебе понятно теперь, почему скала гладкая, блестящая.

Месяц за месяцем, год за годом волки охотились за мертвецом. Каждую ночь они, щелкая зубами, бросались на стену пещеры, но не доставали до мертвой ноги. Одну ногу они сожрали, но другую достать не могли.

Я смотрел, исполненный ужаса и волнения, как волчица, высунув язык, прыгнула так высоко, что почти достала до висящей ноги. Она упала назад. Я понял, что это ее последний прыжок. Она надорвалась и лежала, громко воя. Изо рта ее струилась черная кровь.

Волк все видел, он приблизился, обнюхал ее и, решив, что она убилась насмерть, схватил ее за горло и стал теребить. Теперь пещера огласилась стонами, воем, все волки катались по земле под сидящим высоко человеком. В багровом свете заходящего солнца эта картина, эти звуки были столь ужасны, что я дрожал, как ребенок.